— О? — он быстро искоса смотрит на меня.
— Это из-за того, что я была девственницей. Не знаю, почему она продолжает называть меня так… потому что я уже не девственница, — я смотрю на него.
Оливер продолжает смотреть на дорогу, когда его губы растягиваются в шаловливой усмешке.
— Прости. Я виню себя за это, — он сжимает мою ногу.
Я смеюсь и вырываюсь из его хватки.
— Ты и должен.
***
Наша первая остановка в «Данкин Донатс». А вот вторая остановка приводит меня в замешательство.
— «Зеленый горшок»? Зачем мы здесь?
— Нужно кое-что позаимствовать у Ченса, — Оливер заезжает и ставит машину сразу рядом с грузовиком Ченса. — Оставайся здесь, я сейчас вернусь, — он выходит, берет пакет из багажника и заходит внутрь. Несколько минут спустя он стучит мне в окно, пугая меня. Я рассматривала все отделения своей новой сумки и волнуюсь насчет первого дня занятий, как и в старшей школе. Он открывает мою дверь.
— Что мы… — я смотрю вниз и вижу, что на нем надеты его рабочие кожаные ботинки. — Почему ты…
— Выходи, — Оливер протягивает мне свою руку, и я беру ее. Он ведет меня к боковой стороне грузовика Ченса, которая обращена к кирпичной стене здания. Сбрасывая рубашку, он ухмыляется.
Я оглядываюсь вокруг, ощущая некоторую нервозность, когда догадываюсь, что происходит. Он скидывает шорты и боксеры и выходит из них.
— Оли! — я широко раскрываю глаза. — О боже, ты же не собираешься серьезно…
Его губы обрушиваются на мои, когда он поднимает мое платье, прижимая спиной к грузовику Ченса. Я все еще без трусиков и едва успеваю перевести дух, как он входит в меня.
— О боже!
Его полнота выкачивает весь воздух из моих легких, он не дает мне и секунды, чтобы привыкнуть, и поднимает меня, позволяя упасть на него. Прижав меня своим телом к грузовику, его руки скользят к моей груди. Его большие пальцы скользят под ткань и потирают мои тугие соски.
— Ты так себе это представляла? — его дыхание обжигает мою шею, когда он покусывает и посасывает кожу на ней.
— Да… — я стону, встречая каждое его движение, пока держусь за его голые плечи и впиваюсь пятками в его твердую мускулистую задницу. Я выгибаю спину, и он втягивает в рот мой сосок.
— Оли! — он царапает его зубами, и повторяет то же самое с другим соском.
— Жестче! — что за черт? Я только что прокричала это?
Его рот снова возвращается к моему, когда он хватает меня за бедра и врезается в меня, задевая наиболее чувствительную точку. Я кручу тазом в поисках идеального угла для получения удовольствия, мой клитор трется о его кожу с каждым движением его бедер.
— Ты — мое всё, — бубнит он мне в губы, поднимая мои руки над головой и переплетая наши пальцы. — Не отступать… — он ускоряет движения, — …никогда. — Я сжимаю его руки и хнычу, не отрываясь от его рта, когда взрываются фейерверки в честь празднования самого невероятного дня рождения. Он замирает, все еще придавливая меня к грузовику. — О боже, это было… невероятно, — его тяжелое дыхание овевает мою кожу, и моя голова падает ему на плечо.
— С днем рожденья меня, — хихикаю я.
Он отпускает меня, и я становлюсь на ноги, открывает дверь грузовика со стороны водителя.
— Вот, — в его руках упаковка салфеток. — Не думаю, что ты в ладах с серьезностью.
Я кривлюсь, немного смущаясь, беру салфетки и вытираюсь между ног. Он наклоняется, чтобы поднять свои шорты и трусы.
— Подожди.
Он поднимает взгляд.
— Просто постой так минуту, — я усмехаюсь и исследую глазами его обнаженное тело и ботинки. Упругие загоревшие на солнце мышцы, растрепанные медные волосы, яркие голубые глаза, и этот пресс… я могла бы облизать его и тем самым подарить себе еще один оргазм. Оливер такой сексуальный, что это просто нечестно.
Он склоняет голову на бок, ожидая, когда мои глаза снова встретятся с его.
— Ты закончила?
Я облизываю губы и ухмыляюсь.
— Еще нет, но закончу позже.
Он натягивает трусы и шорты.
— Ты хочешь меня только из-за моего тела. Ты понимаешь, как заставляешь меня чувствовать себя, когда смотришь на меня, как на конфетку? Я — личность, ты знаешь, у меня есть чувства.
— Ты прав. Я хочу тебя только из-за твоего тела, и если ты не прекратишь наносить шрамы на свое смазливое личико, мне придется надевать тебе на голову коричневый пакет во время секса.
— Садись в машину, пока я не отшлепал тебя по заднице, именинница.
Он только что угрожал отшлепать меня?
— Это все только разговоры, мистер Конрад, — я оглядываюсь назад, плавно садясь в машину.
Он смотрит на часы.
— У нас есть еще десять минут, мисс Грэхэм. Я думаю, этого времени более чем достаточно, чтобы сделать твою милую попку розовой.
Я останавливаюсь и смотрю на него поверх крыши машины, когда он натягивает свою рубашку, вызывающе приподняв брови.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что у нас есть десять минут? Мы ограничены во времени?
— Можно и так сказать, — Оливер поднимает одну ногу и стягивает один ботинок, затем другой и закидывает их в багажник, доставая обратно свои башмаки.
— Садись… оставим телесные наказания на потом.
Я проскальзываю на сиденье и смотрю на него.
— Кто ограничивает нас во времени?
Оливер заводит машину и выезжает со стоянки.
— Ченс.
— Ты сказал Ченсу, — я хватаю ртом воздух.
Он усмехается.
— Я сказал ему, что мне нужно одолжить его грузовик на двадцать минут, не задавая вопросов, а также, что мне нужно, чтобы он задержал Мэгги внутри на эти двадцать минут.
— Ты рассказал ему зачем?
— Конечно. Я сказал, что мне нужно сделать одолжение соседке перед тем, как уеду из города с тобой.
— Но… я… когда ты успел ему позвонить?
— Боже, у тебя столько вопросов. Я позвонил ему после того, как отправил тебя в машину. Тогда же и взял свои ботинки, — он смотрит на меня. — Что?
Я качаю головой.
— Ничего. Просто я люблю тебя. Вот и все.
Он держит меня за руку, выводя большим пальцем круги на коже. Он такой красивый и его так легко любить. Я знаю, что эта же сильная рука держит мое сердце и стоит ей только дрогнуть, как он раздавит его.
— Я тоже тебя люблю, — он смотрит на меня снова. Его мягкая улыбка светится честностью и отражается в уголках глаз каждый раз, когда он смотрит на меня. Я пытаюсь представить себе вещи, которые видели эти глаза, так как они излучают эмоции тысячи жизней. Иногда все, что я вижу в глубине его голубых глаз — это океан непролитых слез и постоянная пустота, которая когда-то была наполнена чем-то… кем-то особенным.
