И в чем провинилась бедная кобыла, раз ей определено являться до скончания времен вместе с гусаром?
– Он, может, еще появится, – посмотрев на луну, сказала Гретхен. – Еще рано. А когда луна за монастырскую башню зацепится – вот тогда… Ты, кавалер, ждать будешь?
– Подожду.
– Расскажи что-нибудь! А то я тут все одна да одна, скучно! Живых подслушиваю, только чем дальше – тем меньше понимаю, о чем они… А потом-то совсем плохо будет!
– Это уж точно, – согласился Адам.
И каким-то образом Гретхен сумела его разговорить.
Она, оказалось, тоже знала Дамиана Боэция с его котом; познакомилась, когда он бродил у собора Святого Гервасия и наслаждался архитектурой; она тоже пыталась познакомиться с подходящей кошечкой, но не получилось – именно в этой части города кошки появлялись редко, да и что им делать на широкой набережной и на мосту?
Адам даже пообещал поладить, если получится, с подходящей кошечкой и привести ее к Гретхен, когда луна села на крайний зубец монастырской башни. И раздался хрустальный перезвон призрачных копыт.
– Он, он, – прошептала Гретхен. – Смотри, кавалер…
Гусар вылетел из переулка. Выглядел он так, будто пил без просыпу второй, а то и третий день: черный доломан с красным воротником распахнут, рубаха разодрана до пупа, чакчиры в каких-то подозрительных пятнах, а на кивере, прежде чем был он нахлобучен набекрень, явно отдыхала чья-то весомая задница. В руке была обнаженная сабля, готовая к удару.
Кобыла шла укороченным галопом, со стороны это было страх как красиво, гусар сидел в седле безупречно, гордясь великолепным станом и широкими плечами.
– Ах! – воскликнула Гретхен. – Кабы его только с лошадки сманить! Так нет же…
– Сейчас, – сказал Адам.
Он и в прежнем своем существовании был достаточно смел, чтобы в одиночку преследовать шестерых негодяев. А в бесплотном и очень легком теле призрака – так тем более. Оно же неуязвимое.
Устремившись наперерез всаднику, Адам в несколько длинных прыжков с ним поравнялся и, дернув за повод вправо изо всех бестелесных сил, сбил лошадь с аллюра. Потом, увернувшись от сабли, он проскочил под лошадиной мордой влево и проделал небольшой трюк, которому в прошлой жизни научили его отставные кавалеристы. Результат был эффектен – под восторженный визг Гретхен гусар чуть не вылетел из седла, натянул поводья и поневоле остановил кобылу.
– Разрешите представиться – агент сыскного бюро «Русский Пинкертон» Адам Боннар, – сказал Адам.
– Александринского полка ротмистр Скавронский, – отвечал гусар. – Вы с ума сошли – под копыта лезть?!
– Ни лошади, ни мне ничто не угрожает. Другого способа познакомиться с вами не придумал. Нырять следом в реку не хотел. Холодно там, поди.
– Холодно… – помолчав, согласился гусар и вернул саблю в ножны. – Ф-фу… может, на ветерке хмель меня оставит?
– Во хмелю изволили погибнуть?
– То-то и оно…
– А о причине позвольте осведомиться?
– Да от злости я это, – сказал гусар, – от обычной черной злости, сударь, ничего более. Ну, какая у дураков злость бывает, понятно? Прелестница оказалась подлой тварью, мы ехали на войну, я пил беспробудно, в седле держался чудом, товарищи уж собирались меня палками подпирать… ну, озлился, всех убить захотел… А нечистая сила-то – тут как тут! Я видел рогатую рожу – от нее-то моя Армидушка и шарахнулась, да с моста – кувырк! Вот – который год уж сей кувырк…
– Бедняжечка мой… – прошептала Гретхен. Она как-то непостижимо оказалась совсем рядом и уже гладила лошадь по шее.
– А вы, сударь? – спросил гусар. – Каким манером изволили?
И соскочил с лошади.
– Выстрел в сердце, – и Адам рассказал о погоне за жуликами и о своей смерти в подвале особняка.
– Немногим лучше… Но вам легче, вы хоть не сами себя порешили, – сказал гусар.
– Может ли быть так, что люди видят того, кто сам себя порешил, а тех, кто от чужой руки погиб, – тех не видят? – предположил Адам.
– Никогда об этом не задумывался.
И гусар рассказал о своем житье-бытье. Где он пребывал от полнолуния до полнолуния – сам не знал, а вдруг обнаруживал себя на лошади, с кипящей в сердце злобой на весь белый свет, и летел, не разбирая дороги. Вот – впервые за двести лет нашлась добрая душа, остановила, и он всем сердцем, или что там имеется у призраков, благодарен – пусть всего лишь за короткий разговор.
– А ежели попросить вас об услуге, сударь? – полюбопытствовал Адам. – Мы, потусторонние, должны вместе держаться, иначе – пропадем.
– Я уж пропал. Верите ли, сударь, всякий раз, как в воду рушусь, те же ощущения, та же ледяная вода в глотке. А ничего с собой поделать не могу – будто мне кем велено посреди моста в воду скакать.
– Кобылу жалко.
– Да, кобылу жалко…
– Но ведь можно, оказывается, этого избежать. Вот я вас удержал. Может, и фрейлейн Гретхен в состоянии. Или что иное… – Адам задумался, потому что мысль привлечь гусара к сыскной работе еще не оформилась и не обрела логических связей.
– Да я-то такого прекрасного кавалера!.. – обрадовалась Гретхен. – Вы, господин гусар, не думайте, я не такая! Я по доброте и с любовью!
– Неправильно получится, – возразил гусар. – Как сие ни прискорбно, а мне, как видно, велено прыгать в воду – я и буду прыгать. Таков приказ.
– Чей приказ?
– Не ведаю. Но выполняю. Дурак потому что. Пить меньше надо было. А вот теперь и расплачивайся.
– Ясно… Двести лет, выходит, сами себя наказываете?
– Приказ выполняю.
– А что будет, коли вы отвлечетесь от приказа и поможете мне наказать злодеев?
– Невозможно, сударь. Я тут являюсь не более четверти часа в те ночи, когда мне положено, и что же я могу сделать?
– Есть различные способы…
Адам стоял совсем близко от гусара и видел плетение серебряных шнуров на доломане и на чакчирах. Вдруг он схватил серебряную пуговку и ловко оторвал.
– Вы что, умом повредились? – возмутился ротмистр Скавронский.
Но пуговка уже, сверкнув, улетела в сторону набережной, к выложенной плиткой пешеходной дорожке вдоль парапета.
– Ничуть, – отвечал Адам. – Пуговица – ваше имущество, и вы можете навещать ее в любое время с восхода до заката луны. Думаю, что теперь вам не придется ждать полнолуния.
– Но как?
– Почем я знаю? Вот что – я буду здесь с вами, пока не начнет светать, и погляжу, куда вы денетесь.
– И я, и я! – обрадовалась Гретхен.
– Кроме того – вы про лунную дорожку знаете?
– Я знаю, я по ней даже до каменных амбаров дохожу, – тут же похвасталась Гретхен.
– Не надо ничего этого, – хмуро сказал гусар. – Вы по доброте своей говорите, а нужна ли мне доброта? Мне назначено искупление. Может, даже… впрочем, нет, это я так…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
