1) В качестве секретаря генерала Семёнова я на протяжении последних трёх лет живу в Нагасаки и в связи с различными делами генерала часто езжу в разные уголки страны, но при этом местная полиция устанавливает за мной слежку, чем доставляет мне крайние неудобства, в то время, как я ни коим образом не совершаю, каких-либо действий, вредных для японского правительства. Сам я в первом году Тайсё поступил в семинарию при соборе арх. Николая в Токио и, окончив её в пятом году Тайсё, занимался проповедью православия и исследованием Японии. Затем я примкнул к войскам генерала Семёнова и даже вошёл к нему в доверие.
2) Генерал Семёнов действительно на днях посещал буддийское сообщество в Киото. Он планирует воодушевить буддийские организации и, объединив их усилия с ламаистскими и исламскими организациями, имеющими многочисленных последователей в Китае, Монголии и по всей Юго-Восточной Азии, общими усилиями дать отпор опасным коммунистическим и экстремистским разрушительным учениям, стремясь к вечному миру на Дальнем Востоке. Из буддийских организаций он в первую очередь рассчитывает на влиятельный храм Нандзэндзи в Киото и на движение Дайдо-данкэцу, являющееся ветвью храма Ниси-Хонгандзи. В будущем, создав толерантную ассоциацию мировых религий, он планирует также заниматься пропагандой в Европе и Америке и в случае успеха приветствовать участие европейцев и американцев. В этом смысле и участие представителей русской православной церкви станет возможно, и эту работу генерал Семёнов считает очень большим и насущным делом, так что ушёл в него с головой. Я также в этот раз планирую по пути заехать в Киото по этому делу.
В разных местах у генерала Семёнова есть ещё нерешённые проблемы, в частности судебная тяжба всё никак не может разрешиться.
3) Если верить последним новостям из Китая, представитель Советской власти Янсон вновь занимается пропагандой в среде народной армии, стремясь спровоцировать волнения. Жаль, что японское правительство обычно не проявляет твёрдости в отношении Китая. Большевизация Китая, с которым Япония находится в неразрывной связи, несомненно окажет большое влияние на Японию. Я верю, что положение Японии непосредственно зависит от мира в Китае. Советская власть использует очень изощрённые методы пропаганды, и я думаю, что японскому правительству следует проявлять особую бдительность.
Перевод Тэрагути Рёити
Приложение 11. Аудиозапись обращения ИЛ. Незнайко к потомкам, сделанная им 27.05.1959 г.
Итак, дорогие мои детки и славные внуки, я хочу воспользоваться микрофоном и передать вам несколько слов.
Вам известно, что сегодня, 27 мая 1959 года, мне исполнилось 66 лет моей жизни, которая проходила для меня сначала в очень трудной и нелегкой жизни. Наша семья была небогата. Отец мой—Яков Федорович, как вам известно, будучи военным в царское время, в 1897 году записался в охрану на постройке Китайско-Восточной железной дороги в Маньчжурию. Он был штаб-трубачом, по-теперешнему — старшиной. Потом он выписал и маму, и нас, то есть меня с Катей. Там не было школ, и в 1902 году меня — малыша отправили на Кубань обратно, к деду—учиться. Я ехал в эшелоне с казаками, возвращающимися домой.
Там я учился без родителей, и учился, должен сказать, хорошо. Но, как говорится, не с мамой. Потом меня забрали обратно, в Маньчжурию. Заезжал за мной казак — офицер. А потом, с 1906 года по 1912 год учился в Японии, в духовной семинарии стипендиатом, то есть на стипендию от Штаба Заамурского округа пограничной стражи. Тут тоже было для меня... нелегко. И даже скажу — очень и очень тяжело! Оторванному от родины и от родителей... Вот, чуть не заплакал... Но я крепился и пережил все трудности. Хочу сказать вам: в тяжелое время крепитесь, и вы победите!
Как потом протекала наша жизнь с мамой, вам об этом известно. В моей жизни, конечно, много помогала наша мама—Муся, которая помогала мне и с которой я и прожил вот уже 45 лет. Было много и тяжелого времени и хорошего, но мы пережили. Так вот повторяю: я хочу от всего сердца пожелать вам, дорогие детки: живите в мире, крепитесь и куйте вместе свое счастье! Надеюсь, что теперь вам в нашей любимой родине будет жить все лучше и краше, ибо теперь не те времена, когда я жил. В заключение пожелаю вам всем счастья, здоровья и успехов в труде! А мне, при моем здоровье, осталось жить уже мало. Не поминайте меня лихом, любите друг друга и нашу славную, великую и могучую родину!
На память от меня дарю Вите, дорогому сыночку, рюмочку с соловьем, которую он сохранит и вспоминает пусть, как он ее рубил ножом, будучи малышом.
В заключение послушайте голос казака телом и душой. (Поет песню «Засвистали козаченьки в поход с полуночи».)
Приложение 12. Из статьи «Подрывная работа японской разведки»
...Белогвардейцы, остатки различных разгромленных контрреволюционных формирований, «бывшие люди» всех мастей: крупные царские чиновники, полицейские, бывшие капиталисты и помещики, попы и т.д. и т.п. — все это было использовано во время интервенции японской разведкой для насаждения шпионско-диверсионной агентуры на советской земле. Известно, что в Сибирь и на Дальний Восток вместе с отступавшими белыми армиями откатывались значительные толпы «бывших», искавших спасения от настигавшей их по пятам могучей Красной Армии. К моменту окончательного разгрома Колчака и в период ликвидации приморских игрушечных «правительств», поставленных японцами, многие из этих «бывших людей» и активных белобандитов спешно меняли свое обличье и превращались в «трудящихся». Движимые страхом и ненавистью, надеясь на то, что им удастся «отсидеться» от большевиков, эти враги брались и за физический труд, становились «рабочими», «железнодорожниками», «монтерами» и т.д.
...Вскрытые недавно японские шпионско-диверсионные гнезда на советском Дальнем Востоке выявили одну чрезвычайно характерную черту, присущую методам японской разведки. Целый ряд лиц из числа антисоветского продажного отребья, привлеченных к суду в 1936—1937 гг. за шпионаж и диверсию по заданиям японцев, оказался старыми японскими разведчиками, завербованными еще в годы интервенции (1913—1922 гг.). В течение 10—15 лет эти гады смирно сидели в своих норах, выжидая инструкций от своих хозяев. Когда, после восстановления японо-советских дипломатических отношений, на территории СССР появились японские консульские, концессионные и иные учреждения, связь японской разведки с этими законсервированными агентами стала восстанавливаться. Но и в это время японская разведка иногда даже осаживала своих наиболее торопливых агентов.
Ряд шпионских дел говорит о том, что среди массы завербованных шпионов японская разведка выделяет определенную категорию особо доверенных агентов, которые на протяжении многих лет систематически были связаны с закордонным разведывательным центром. Этим агентам или «резидентам» японской разведки поручались не только сбор шпионских сведений и устройство диверсионных актов, но и вербовка новых шпионов.
...Источниками пополнения кадров японских шпионов против Советского Союза являются: 1) белые эмигранты, в том числе так называемые «харбинцы», т.е. русское население Харбина и других маньчжурских населенных пунктов, среди которых японцы проводили усиленную вербовку после оккупации Маньчжурии; 2) кулацкие и спекулянтско-контрабандистские элементы корейской национальности, имевшиеся в известном количестве на советском Дальнем Востоке, а также переброшенные в Советский Союз японской разведкой из-за границы; 3) антисоветские контрреволюционные элементы внутри СССР, в первую очередь троцкисты и бухаринцы. Последние представляют собой основную и самую драгоценную агентуру для японского империализма благодаря тому, что, маскируясь партийными билетами, они проникали на... Так, например, в 1935 г. японский вербовщик, действовавший на нашей территории, успел завербовать в диверсионную ячейку семь человек. Из этих семи человек оказались: три троцкиста, маскировавшиеся партийными билетами, один бывший деникинский офицер, один бывший царский офицер, один бывший кулак и один крупный сектант.
...Кадры для японской вербовки за рубежом находятся главных образом в Маньчжурии и в Корее. Среди множества захудалых белобандитских генералов, выброшенных историей на помойку и слоняющихся в ожидании «работы» на задворках японских военных миссий в Маньчжурии, в наибольшем фаворе у японцев пребывает «атаман» Семенов. Этот старый японский агент, отличившийся не только как свирепый палач трудящихся на Дальнем Востоке во времена японской интервенции, но и как крупный вор, живет в собственном имении в Южной Маньчжурии и претендует чуть ли не на роль «вождя» всех дальневосточных белобандитов. Время от времени в зловонных харбинских белых газетках появляются безграмотные и бессвязные «интервью» этого «атамана», в которых он клянется в любви к «Ниппон» (так на белохарбинском японизированном жаргоне именуется Япония) и обещает отличиться в борьбе против СССР.
