в медицинском колледже Вейла при Корнеллском университете. Тем не менее Фрэнсис отнесся к Спитцеру с уважением и назначил его «специальным советником» при рабочей группе по созданию DSM-IV, чтобы тот присутствовал на всех собраниях. Но ни Спитцера, ни Фрэнсиса не пригласили для участия в составлении пятого издания руководства. Похоже, что Купфер и Реджер хотели начать с чистого листа и создать нечто совершенно новое, отбросив старые наработки, – совсем как Спитцер тридцать лет назад. Чтобы добиться поставленной цели, они решили держать руководство рабочих групп по предыдущим версиям на расстоянии вытянутой руки.
Реджер ответил Спитцеру. Он сказал, что протоколы сделают доступными после того, как разрешится конфликт интересов и будет получено одобрение рабочей группы. Спитцер повторно написал Реджеру через несколько месяцев, но ответа не последовало. В феврале 2008 года (почти через год после первого запроса) Спитцер наконец получил четкий ответ. Из-за «беспрецедентных» обстоятельств, включающих необходимость «сохранения конфиденциальности в процессе разработки», Реджер и Купфер решили, что протоколы будут доступны только Совету попечителей и тем, кто непосредственно занимается DSM-5.
С одной стороны, в этом просматривалось пренебрежительное отношение к создателю современного DSM, а с другой – нарушало принципы прозрачности и вовлеченности, которых придерживался Спитцер даже в самые напряженные моменты работы над DSM-III. При составлении DSM-IV Аллен Дж. Фрэнсис продолжил начатую им политику открытости. Спитцер был обеспокоен тем, что решение Реджера и Купфера сделать процесс создания DSM-5 закрытым отразится на качестве руководства. Поэтому он сделал то, чего никто не ожидал, – заявил о своем беспокойстве в интернете.
В открытом письме редактору онлайн-новостей АПА Спитцер писал: «В выпуске Psychiatric News от 6 июня сообщалось, что процесс создания DSM-5 будет сложным, но прозрачным. И это была радостная новость. Однако я лично убедился в “прозрачности и открытости”, когда Реджер отказал мне в доступе к протоколам собраний рабочей группы по созданию DSM-5, чтобы “сохранить конфиденциальность”». После этого Спитцер развернул полномасштабную онлайн-кампанию против «секретности» процесса создания руководства, призывая к полной прозрачности. В 2008 году он писал: «Любая мелочь может вызвать у критиков психиатрических диагнозов вопросы о надежности DSM-5 с научной точки зрения». Он также выступал против использования «соглашений о конфиденциальности», которые пришлось подписать участникам рабочей группы. Эти соглашения запрещали им обсуждать DSM-5 с кем бы то ни было.
Очевидно, Купфер и Реджер считали, что смогут лучше контролировать создание нового руководства, если защитят рабочую группу и всех связанных с ней специалистов от общественного внимания на тот период, пока они трудятся над сложной и противоречивой задачей совершенствования психиатрических диагнозов. Спитцер и сам жестко контролировал составление DSM-III, но при этом он умело совмещал строгое управление проектом с открытым обсуждением процесса, постоянно отправляя отчеты о проделанной работе. Даже столкнувшись с враждебными настроениями на последних этапах, Спитцер отвечал на каждое письмо, статью и телефонный звонок о DSM-III независимо от того, насколько разгромными они были.
Подобная закрытость процесса создания DSM-5 возмутила не только его. Своего наставника поддержал и Аллен Фрэнсис. Он учился у Спитцера в Колумбийском университете и был одним из самых молодых специалистов в рабочей группе по созданию DSM-III, а затем его назначили председателем при составлении DSM-IV. В целом в профессиональных кругах укрепилось мнение, что Фрэнсис внес огромный вклад в важнейшую для психиатрии книгу.
Он связался со Спитцером, и в 2009 году два светила психиатрии написали совместное письмо в Совет попечителей АПА, в котором предупреждали, что работа над DSM-5 приведет к «катастрофическим последствиям», поскольку руководство заняло позицию «крепости, в которую не пускают чужаков», и это сделало их «невосприимчивыми к советам и критике». Фрэнсис и Спитцер призвали АПА отказаться от соглашений о конфиденциальности, повысить прозрачность и назначить комитет по надзору за созданием DSM-5.
Поднялась буря негодования. Обсуждался вопрос о том, каким должно быть определение психического расстройства в информационную эру. И дело не только в том, что появилось огромное количество эмпирических и клинических данных – больше, чем когда-либо прежде. Было и много заинтересованных лиц, обладающих влиянием: коммерческие, правительственные, медицинские и образовательные структуры, а также объединения по защите пациентов. Любые изменения, внесенные в DSM, серьезно отразились бы на этих людях. Получится ли удовлетворить интересы общественности, если позволить экспертам трудиться над новой версией руководства под завесой тайны? Или лучше позволить дебатам по поводу диагнозов (которые непременно окажутся бурными) разыграться на глазах у общественности, которая теперь состоит из целого мира блогеров, пользователей Twitter и Facebook.
Как сторонники, так и критики АПА стали высказывать свое мнение. В онлайн-журнале Psychiatric Times, никак не связанном с АПА, регулярно выходили критические заметки. Дэниел Карлат, психиатр и преподаватель медицинской школы Университета Тафтса, описал разворачивающийся конфликт в своем блоге: «Обзор исследовательской литературы группой высококлассных ученых превратился в спор, на фоне которого меркнет вражда Хэтфилдов и Маккоев[21]». Выдающиеся психиатры яростно спорили друг с другом с тем же запалом, что республиканцы и демократы в Конгрессе. Это не ускользнуло от внимания СМИ. Журналисты только подливали масла в огонь. В программы на кабельных телеканалах приглашали экспертов, чтобы те поучаствовали в дебатах по поводу преимуществ DSM и относительно психиатрии в целом. Знаменитые ведущие от Дэвида Брукса до Билла О’Райли делились своим мнением.
«Проблема в том, что поведенческие науки вроде психиатрии – это на самом деле не науки, а полунауки», – писал Брукс в New York Times.
С 2008 года и до публикации DSM-5 в 2013 году в газетах и на крупных новостных порталах вышло почти три тысячи статей о новой версии руководства. Дошло до того, что даже самое незначительное продвижение по проекту становилось поводом для новостей, а любые заметки, связанные с ментальными заболеваниями, обязательно ссылались на противоречивый статус руководства. В 2011 году, к примеру, в новостях много говорили о DSM-5 в связи с покушением на женщину-конгрессмена Габриэль Гиффордс: в торговом центре Аризоны в нее выстрелил юноша с психотическим расстройством. В другой раз DSM-5 привлекло к себе внимание СМИ после ужасающей стрельбы в начальной школе Ньютауна (штат Коннектикут) в 2012 году. Предполагалось, что у преступника Адама Лэнзы была какая-то форма аутизма. В большинстве статей прослеживалась мысль о том, что психиатры не справляются со своей задачей – диагностировать ментальные расстройства и лечить их.
АПА не сталкивалась с подобным давлением со стороны общественности с начала 1970-х годов, когда было опубликовано исследование Розенхана, обсуждалась гомосексуальность и зародилось антипсихиатрическое движение. Тогда ассоциация отошла от психоанализа и разработала совершенно новую парадигму для постановки диагнозов. Но как она поступила на этот раз?
Ответ АПА
На протяжении всего процесса создания руководства Купфер и Реджер последовательно убеждали руководство АПА в том, что все идет хорошо, несмотря на тихое недовольство внутри профессии и громкий шум за ее пределами.
Но, когда к негодованию
