— Последний шанс, — сказал Чарли.
Ричер бросил туфлю. Бросок получился медленным и плавным. Чарли поймал туфлю одной рукой. Казалось, кто-то отмотал пленку и они вернулись к началу сцены.
— Она в летней школе, — сказал Чарли. — Думай именно так. Ей предстоит ознакомиться с некоторыми фактами жизни. Она будет работать над своими показаниями. О том, как ее брат все планировал заранее. И как проговорился ей о своих намерениях. Она будет замечательным свидетелем. Благодаря сестре ему вынесут правильный приговор. Ты все понял?
Ричер не ответил.
— Игра закончена, — сказал Чарли.
Ричер молчал.
— Сделай два шага назад, — велел противник.
Ричер выполнил приказ. И очутился на самом краю тротуара. Теперь Чарли находился в двадцати футах от него. Бандит все еще держал в руке туфлю и улыбался.
— Повернись, — сказал он.
— Ты намерен меня застрелить? — спросил Ричер.
— Может быть.
— Тогда сделай это.
— Почему?
— Потому что в противном случае я найду тебя и заставлю об этом пожалеть.
— Хвастовство.
— Нет.
— Возможно, я тебя застрелю.
— Так и сделай.
— Повернись, — скомандовал Чарли.
Ричер повернулся.
— А теперь стой спокойно, — сказал Чарли.
Джек Ричер не двигался. Стоял лицом к улице. Не закрывал глаз. Смотрел на полотно дороги. Оно было выложено древним булыжником. Маленькие бугорки странным образом повторялись. Он начал их считать, чтобы заполнить секунды, которые могут оказаться последними в его жизни. И еще прислушивался к звукам у себя за спиной. Шорох одежды — это Чарли поднял руку. Тихое металлическое пощелкивание спускового крючка, проходящего первую десятую долю дюйма. Будет ли Чарли стрелять? Здравый смысл подсказывал: нет. Убийства всегда расследуются.
Но эти люди безумны. К тому же существовала пятидесятипроцентная вероятность, что у них имеется местный полицейский, прирученный или сам ими командующий.
Тишина. Ричер отчаянно напрягался, чтобы услышать, что происходит у него за спиной.
Однако у него родилось ощущение, что не происходит ничего. Совсем. Одна минута. Две. Затем в сотне ярдов к востоку он услышал сирену. Два коротких пронзительных сигнала полицейской машины, продирающейся сквозь гущу автомобилей.
— Не двигайся, — сказал Чарли.
Ричер не двигался. Десять секунд. Двадцать. Тридцать. Затем на улицу одновременно вывернули две патрульные машины. Одна — с востока, другая — с запада. Очень быстро. Двигатели ревели. Шины визжали на повороте, звук отражался от кирпичной стены. Они остановились рядом с Ричером. Двери распахнулись. На тротуар высыпали полицейские. Ричер повернул голову. Чарли исчез.
Глава 14
Арест был произведен быстро и зрелищно. Все как всегда. Крики полицейских, пистолеты, наручники, оглашение «Миранды». Во время задержания Джек Ричер молчал. Он знал, что ничего говорить не следует. Он сам тринадцать лет служил в военной полиции и не раз видел, какие неприятности бывают у парней, которые слишком раскрывают рты. И к каким осложнениям это может привести. Скажи он что-нибудь копам, и им нужно будет записать его слова. А Ричер не мог этого допустить. Особенно сейчас.
Ему повезло, что поездка в полицейский участок не оказалась продолжительной. Им пришлось проехать только четыре квартала. Вероятно, Франклин, как бывший коп, выбрал место для своего офиса в таком районе, который лучше всего знал. Время в пути Ричер использовал для выработки своей стратегии. Он догадался, что его привезут прямо к Эмерсону, а значит, есть пятидесятипроцентная гарантия, что он окажется в одном помещении с плохим парнем.
Или с хорошим парнем.
Однако гарантия получилась стопроцентной: Ричер встретился с «плохим на сто процентов», поскольку его ждала встреча не только с Эмерсоном, но и Алексом Родиным. Джека вывели из патрульной машины и сразу же проводили в кабинет старшего следователя. Он сидел за письменным столом. Рядом стоял Родин.
«Говорить ничего нельзя, — сказал сам себе Ричер. — Однако я должен покончить с этим максимально быстро».
Потом он подумал: кто из них «плохой парень»? Родин или Эмерсон? Окружной прокурор был в костюме: синем, летнем, дорогом, возможно, в понедельник на нем был тот же костюм. Эмерсон — в ковбойке, он крутил пальцами ручку. «Ну давай, не тяни», — подумал Ричер.
— Оказалось, что тебя не так уж трудно найти, — самодовольно сказал Эмерсон.
Ричер молчал. Он все еще был в наручниках.
— Расскажи нам о той ночи, когда умерла девушка, — велел Родин.
Ричер не ответил.
— Что ты почувствовал, когда сломал ей шею? — спросил Эмерсон.
Ричер молчал.
— Присяжные будут тебя ненавидеть, — заметил Родин.
— Телефонный звонок, — произнес Ричер.
— Ты хочешь адвоката? — спросил Эмерсон.
Ричер не ответил.
— Кто твой адвокат?
— Ваша дочь, — ответил Ричер.
— Хочешь, чтобы мы ей позвонили? — спросил Эмерсон.
— Может быть. Или Розмари Барр.
Он наблюдал за выражением их глаз.
— Сестре Барра? — поинтересовался Родин.
«Один из вас знает, что Розмари не ответит, — подумал Ричер. — Так кто же из них?» Он ничего не прочел в их глазах.
— Позвоните Энн Янни, — сказал он.
— С телевидения? — полюбопытствовал Родин. — Почему ей?
— Я имею право на телефонный звонок, — сказал Ричер. — Я ничего не должен вам объяснять. Я говорю, кому нужно звонить, а вы набираете номер.
— Янни готовится к шестичасовым новостям.
— Значит, мы подождем, — сказал Ричер. — Мне некуда торопиться.
«И кто же из вас знает, что я солгал?» — подумал он.
Ожидание оказалось не слишком долгим. Эмерсон позвонил в Эн-би-си и попросил ассистента Энн Янни передать ей, что полиция арестовала Джека Ричера и что тот по неизвестной причине требует ее присутствия. Дурацкое требование. Однако Янни появилась в офисе Эмерсона менее чем через тридцать минут спустя. Она была журналистом, уловившим запах сенсации, и знала, что работать в крупном городе завтра лучше, чем в этом городишке сегодня.
— Чем я могу помочь? — спросила она.
Энн Янни умела себя подать. Звезда, вышедшая на орбиту. К тому же она представляла здесь средства массовой информации. Эмерсон и Родин выглядели слегка обеспокоенными. Конечно, причина их волнения не сама Янни, а позиция ее руководства.
— Я сожалею, — сказал ей Ричер. — Я понимаю, что ты этого не хочешь, и я обещал ничего не рассказывать, но при данных обстоятельствах ты должна подтвердить мое алиби. Боюсь, у меня нет выбора.
Ричер посмотрел на нее. Увидел, что она все поняла. Увидел на ее лице смущение. Потом оно стало невозмутимым. Он не спускал с нее глаз.
«Помоги мне выбраться отсюда, девочка».
В ответ — молчание.
Одна секунда. Две.
Никакой реакции.
Ричер затаил дыхание. «Ну, начинай эту проклятую программу, Янни. Еще секунда — и все развалится». Никакой реакции.
Затем она кивнула. Янни поняла. Ричер выдохнул: «Хороший выбор. Профессиональное умение». Энн привыкла слышать в наушниках ошеломляющие новости и повторять их через секунду в прямом эфире так, словно знала об этом всю жизнь.
— Какое алиби? — спросил Эмерсон.
Янни посмотрела на него, а потом на Родина.
— Я думала, что речь идет о Джеке Ричере, — сказала она.
— Так оно и есть, — сказал Эмерсон.
— Но это Джо Гордон, — сказала она. — Во всяком случае, он мне так представился.
— Он сказал, что его зовут Гордон?
— Когда мы с ним познакомились.
— И когда же это произошло?
— Два дня назад.
— В своей передаче вы показывали его портрет.
— Так это был его портрет? Но он совсем не похож на тот портрет. У него другие волосы. Ни малейшего сходства.
— Так что относительно алиби? — не терпелось Эмерсону.
— На какое время? — спросила Янни.
— На ту ночь, когда была убита девушка. Мы именно об этом говорим.
Янни не ответила.
— Мэм, если вам что-то известно, — вмешался Родин, — вы должны сообщить об этом прямо сейчас.
— Я бы предпочла этого не делать.
Ричер мысленно улыбнулся. Она так произнесла эти слова, что не приходилось сомневаться: Эмерсон и Родин начнут умолять ее рассказать все, что ей известно. А она стояла, покраснев как по заказу до самых висков, с совершенно прямой спиной и расстегнутыми тремя верхними пуговками блузки. Янни оказалась превосходной актрисой. Возможно, все журналисты, работающие в прямом эфире, обладают этим качеством.
— Речь идет об очень серьезных вещах, — напомнил Эмерсон.
— Конечно, — сказала Янни, — но разве вы не можете поверить мне на слово?
— О чем вы?
— Он этого не делал.
— Нам нужны подробности, — сказал Родин.
