— Капитан, справа по борту камни! — закричал помощник, стоящий на правом крыле мостика.
— Лево руля, — отдал команду Яно.
Полковник, увидел, как в опасной близости в лёгких бурунах походят мимо поросшие мхом скалы.
— Дальше мы не пойдём, всех фарватеров не изучишь, — пробурчал морской офицер, — но не это меня беспокоит, посмотрите.
Приложив к глазам бинокль, обшаривая взглядом пространство в указанном направлении, полковник увидел в стороне Аннаполиса, движение в воздухе — вражеские самолёты и вертолёты.
— Отдать правый якорь! — раздалась команда. Судовой якорь потащил за собой цепь и с грохотом рухнул в воду. Отлив тянул воду из залива, увлекая за собой и канонерку. Прошло около двух минут, прежде чем последовал доклад:
— Якорь забрал!
Цепь натянулась, и лодка под действием течения и ветра начала медленно разворачиваться.
Окияма осмотрел водную поверхность. То тут, то там виднелись выступающие из-под воды камни. К тому моменту уже весь сухопутный отряд и часть команды были на палубе.
— Надо спешить, вода быстро уходит, мы можем сесть на мель, — озабоченно бросил капитан Яно, — и всегда остаётся опасность с воздуха.
Подгоняемые командиром, команда допустила ошибку — одну из шлюпбалок вывалили, корма шлюпки зацепилась за борт, матросы не удержали канат, шлюпка перевернулась и пошла носом в воду.
„Пожалуй, все переборщили с вином“, — слушая ругань капитана и помощника, подумал Окияма.
Вторую шлюпку спустили более аккуратно. На своё удивление, тепло попрощавшись с капитаном, уже с некоторым сомнением прихватив обещанную бутылку, Окияма заспешил вслед за своими людьми, рассаживающимися в неспокойном суденышке.
Моряки гребли сноровисто и через пять минут Окияма спрыгнул за борт, оказавшись по колено в воде. Пришлось, выдёргивая ноги из не отпускающей донной тины, выбираться к более сухой поверхности. Кратковременное осеннее половодье в заливе видимо закончилось, плюс отлив, поэтому пришлось шлёпать по полосе обнажённого дна, увязая по щиколотку в рыхлом иле. Правее была небольшая заводь, где скопилось груда гнилой вонючей рыбы, над которой висела туча горластых чаек. Вода ушла, обнажив дно, покрытое коричневыми и зелёными водорослями. Среди них проплешинами блестели мутные лужи. Под ногами зачавкал мох и, наконец, сухой дёрн. Ободрав руки, перепачкав форму, капитан Окияма взобрался на небольшую подмытую водой горку. За ним следовали солдаты его отряда. Осмотревшись — сзади серыми чёткими линиями военного корабля, вперёд кормой уходила канонерка, слева — поблёскивал чешуйками мелких волн залив, вдоль берега тянулась серо-зелёная полоса веток кустарника и деревьев, полуобглоданных подобравшимися осенними ночными холодами. Справа такая же серость убегала к горизонту, незаметно отрываясь от горизонта. Над зелёно-коричневым разливом мхов дрожала синяя полоска какого-то водоёма, скорей всего заливчика или озера, дальше вроде бы проглядывалась дорога.
Сверившись с картой, Окияма ткнул в место на карте — Парк Квайет Вотерс. Он взвешивал варианты: либо продолжать двигаться вдоль берега и идти по пересеченной местности, изобилующей овражками, непролазными зарослями — а это долго. Либо выйти на дорогу, захватить транспорт и дальше по обстоятельствам. Смущали вот эти самые обстоятельства, которые могут стоить жизни. После встречи с капитаном Яно, Окияма по-другому посмотрел на своё пребывание во вновь обретённой жизни. От него, конечно, не укрылась новая пропагандистская концепция в армии и флоте. Если раньше (в той войне) японский премьер-министр генерал Хидэки Тодзио постоянно напоминал своим войскам об их обязанности биться до конца или „покончить с собой“ при исполнении своих обязанностей, как к этому призывал солдатский устав, то теперь (Окияма усмехнулся) можно тоже умереть, но с пользой, и глупая смерть не приветствуется. Жизнелюбивый капитан Яно внёс то новое, что можно было бы назвать не вкусом войны, а вкусом жизни. Что ж, если отцы генералы предписывали не лезть под пули, то и его решение, осторожно передвигаться вдоль берега не идёт в разрез с приказами командования.
Обрисовав положение дел подчинённым, что раньше никогда не делал, капитан повел солдат дальше. Ещё полчаса ходьбы и они стояли на краю неглубокого оврага, по дну которого, тихо журча и пеня воду, бежал ручей.
Овраг тянулся вдоль берега, поэтому отряд спустился и шёл по руслу. Но это продолжалось недолго, проследовав некоторое время в одну сторону, ручей вдруг сменил направление. Несмотря на тенистую прохладу, люди устали и вспотели. Их атаковали насекомые — мухи и комары, а временами и кусачие оводы. Приходилось постоянно вытирать грязный пот с лица, бойцы то и дело прикладывались к флягам с водой. Изгиб за изгибом, поворот, а затем путь преградил небольшой завал из упавших стволов. Ручей спокойно проследовал под брёвнами, а отряду пришлось перелазить через лежащие поперёк стволы — пока они шли, овраг углублялся, стены его были отвесны и ровны. В некоторой степени это было удобно — над головой иногда слышался звук, характерный для вражеских геликоптеров. Наконец излом земли отвернул настолько кардинально от главного направления отряда, что пришлось вскарабкаться наверх.
Тёмный прямоугольник поляны Окияма заметил сразу. Сказывалась близость обитаемых мест — следы костра, аккуратная кучка мусора, в стороне развороченная покрышками автомобиля колея. Полковник, выдвинувшись вперёд, присел на сыроватую истоптанную землю и осмотрелся. Колея, огибая лесок, уходила на север, петляя и теряясь в лесном массиве. Кроме звуков всё ещё далёкой канонады было сравнительно тихо. Сверху, сквозь ветки виднелся кусок голубого, с серым отливом, неба. В тонкой пелене облаков бледным пятном светило солнце. И всё же тишина природы была неполной. Капитан поднял руку, призывая к вниманию. Осторожно раздвигая ветки, он пополз на непонятный звук. Справа, тихо шурша, следовал матрос. Видимо молодой японец ни как не мог простить себе испуг в кузове пикапа и теперь рвался в бой. Картинка открылась почти внезапно, заставив Окияму замереть. Вертолёт стоял на небольшой лужайке, окружённой стеной непролазной кустистой чащи. Чуть правее виднелся просвет с едва уловимой колеёй на чёрной земле, заполненной водой. Обтекатель правой турбины геликоптера был вскрыт.
„Возможно поломка“, — подумал капитан, однако починкой никто не занимался.
Четыре откормленные детины, здоровенные особенно в своих мешковатых камуфлированных одеждах, сидели, курили, непринуждённо болтали, абсолютно не озаботившись безопасностью.
Позиция была очень удобная, сидевшие в засаде уже подняли автоматы, но услышав новый звук, капитан, рукой показал матросу обождать.
Звук приближался, и вскоре в просвете леса появилась машина, гребя всеми четырьмя колёсами по раскисшей колее. Недолго перебирая в уме полученные знания, полковник определил тип машины — вездесущий „Хаммер“. Полковник пытался вспомнить ТТХ, но кроме как „проходимость“ и „противопульная броня“, в голову ничего не лезло. Однако хвалённая проходимость „Хаммера“ подкачала — не доехав до поляны, машина завязла в грязи, сев на брюхо. Погоняв движком, дёргая трансмиссию то вперёд, то в реверс, надрывно воя на пониженной передаче, броневик всё же откатил назад на более твёрдую почву. И судя по активной жестикуляции и громким крикам водителя, тот дальше ехать не собирается. Из последующих действий американцев капитан понял, что дело скорей всего было так: вертолёт или подбили, или произошла поломка. Сами пилоты починить его не могли, вскрыв внутренности и определив повреждения, вызвали подмогу. Вон он техник, тащит ремонтный чемоданчик и видимо чертовски тяжёлую железяку, если определять по тому, как его перекосило.
„Морские пехотинцы или рейнджеры, не поймёшь“, — мешковатый камуфляж, нашивки не разглядишь, морды сплошь чёрные, губастые, белозубые, собрались в кучу, врубили рваную, бестолковую музыку, сидели, стояли приплясывая. Один пилот и техник торчали у вертолёта, и ещё один белый со снисходительностью поглядывал то на одних, то на других — командир. Уяснив диспозицию, капитан осторожно вернулся к отряду и обозначил задачи.
Орущая музыка позволяла не особо соблюдать тишину при рассредоточении солдат. Самую большую опасность представлял, конечно, сидящий в сторонке командир всей этой шайки раздолбаев. Видимо хмель до конца не выветрилась, потому что оценив сухую поджарую фигуру американского командира, Окияме захотелось померятся с ним силой — сразится один на один на мечах, но капитан заставил себя забыть об этих глупостях и сосредоточился на оптимальном решении задачи.
— Спасибо, спасибо, чёрные братья, — шептал Окияма, ползущий по сухим трескучим веткам, усыпавших подлесок. Громкая музыка позволила, беспрепятственно занять выгодные позиции. Падение гранат даже никто не услышал. Конечно, командир американцев оказался не так прост, в последнее мгновение почуял что-то неладное и вскочил.
