Затем он начал снова.
— Я хочу знать, как все произошло. Я хочу понять. За что на мне лежит такая кабала? В чем моя вина?
Он лежал, глядя на мое отражение, я же проникала глазами разума прямо в его душу.
— Жрецы — это особое сословие, — услышала я свой голос. — Тебя следовало отрешить, иначе ты бы не смог выполнять свои обязанности. И такой способ отделения тебя от прочих был не хуже любого другого.
— Уплачу ли я когда-нибудь свой долг перед женой и буду ли свободен?
— Ты уже ничего не должен. В последние дни ты расплатился сполна.
— Но это не значит, что я вправе взять закон в свои руки?
— Нет, не значит. Жди. Вскоре сам все увидишь. Но жрецы никогда не бывают свободны. Сейчас ты повинен службой Изиде. Один долг ты сменишь другим.
— Лучшего я не мог бы желать! — в голосе Малькольма послышался мощный живой всплеск.
В зеркале возникло движение, и я поняла, что это сотворяется Богиня. Над его поверхностью заклубилась светлая дымка. Когда Богиня сотворяется, я должна представить Ее стоящей позади меня, и потому, покинув трон, я встала в ногах у Малькольма спиной к зеркалу.
— Ты — это Она, — сказал он, глядя мне в глаза.
— Я еемь Она, — ответила я и, воздев руки, направила на него поток энергии. Он тоже поднял лежавшие на груди руки, чтобы принять ее.
Некоторое время мы оставались в таком положении — ладонь против ладони, на расстоянии в шесть футов, а между нами — мощный стержень энергетического потока, отчетливо видимый даже физическим зрением.
Я промолвила:
— Желаешь ли ты совершить полное Посвящение?
— Да, — последовал твердый ответ.
— Позволишь ли ты мне взять и использовать тебя, не прося ничего взамен?
— Да.
— Хорошо.
Постепенно энергия начала нарастать до уровня высшей магии. До сих пор я использовала Малькольма лишь как источник энергии, выкачивая из него магнетизм, чтобы самой преисполниться силой. Но теперь, когда это было достигнуто, я начала отдавать магнетизм Богине, и Ее образ, созданный моим воображением, обретал все большую реальность. И вот энергия потоком хлынула в этот образ — энергия, исходящая от того, что символизирует сама Изида; энергия от Луны, от лунной стороны вещей и того, что символизирует Луна. И образ ожил. Затем в невероятной форме одержимости он медленно вселился в меня, и я, подкрепленная всплеском магнетизма от Малькольма, приняла его и на какое-то время сама стала Изидой (это древний храмовый ритуал, мало кому ведомый), и Малькольм оказался лицом к лицу с Богиней, которая была и не была мною.
Мое сознание как бы отошло на второй план, оказавшись где-то позади образа Богини, и все же я была Ею и разделяла Ее сознание. Вся земля, казалось, принадлежала Мне, и все звездные небеса были Моей обителью.
По выражению лица Малькольма я поняла, что он осознал эту перемену. Он медленно сел на ложе.
— Ты — это Она, — тихо промолвил он, — я всегда это знал.
— Я есмь Она! — ответил голос, не принадлежащий мне. — Спрашивай! Я отвечу.
Малькольм сидел прямо, не сводя взгляда с возникшего перед ним образа. Никогда прежде он не встречался с подобными проявлениями и не знал, как себя с ними вести, но прямота и цельность натуры были ему надежными проводниками.
— Кто ты? — спросил он.
— Я есмь Изида, Луна, — последовал ответ.
— Что из этого следует?
От смятенного благоговения не осталось и следа. Мозг заработал в полную силу, и теперь он исследовал Изиду как заправский патологоанатом.
— Я есмь негативная Владычица Вселенной, явленная тебе посредством магии.
— Действительно ли Ты такова, какой я Тебя вижу?
— Действительно ли таково все, каким ты его видишь?
— Нет, разумеется, нет. Я понимаю. Психология зрения применима к видениям, а отсюда — к психологии сновидений, верно?
— Верно.
— Понимаю.
— Тогда возьми Меня и воспользуйся Мной. Чего ты хочешь?
— Я хочу понимания.
— Это приходит с работой. Чего ты хочешь еще?
— Я хочу… — Малькольм смущенно шевельнулся и помедлил. — Я хочу того, чего хочет всякий нормальный мужчина. Просить ли мне Тебя об этом?
— Проси. В моей власти даровать тебе это, ибо Я есмь ВСЕЖЕНЩИНА… Прими же благословение Изиды!
Ослепительный серебряный свет озарил храм и померк. Вместе с ним исчезла и Богиня, но осталась я, Ее полновластная жрица. Моя человеческая сущность совершенно исчезла, и я была своей высшей сущностью и жрицей — единственной жрицей — великой верховной жрицей и как таковая тоже благословила Малькольма.
— Ты принес жертву и достоин награды — Богиня этого не забудет. И воздаст.
— Как Она воздаст? Лилит, чем Она воздаст? — вдруг вскричал Малькольм-мужчина.
— В избранное Ею время. Избранным Ею способом. По избранным Ею путям. Но будь покоен, — Она воздаст. — Я всеми силами держалась за магию, не желая, чтобы она соскользнула на личностный уровень. Малькольм успокоился и взял себя в руки. Склонил голову.
— Я всецело в Ее руках, — сказал он. — Возьми что хочешь. Я ничего не прошу.
Затем, ослабив энергию еще на одну ступень, я предстала перед ним собственной персоной, оставаясь в то же время ВСЕЖЕНЩИНОЙ, ибо в силу моей принадлежности к женскому полу я являюсь частицей Изиды, как и все женщины. И я благословила его, как все женщины благословили бы своих мужчин, если бы знали, как это сделать, даруя им своей женской властью лунную энергию.
Я была архетипом женщины, и моя Богиня стояла у меня за спиной. А предо мною был он, архетип мужчины, жаждавший меня, и я запела ему Песнь Сострадания Изиды. Это необычная песнь, очень древняя, и петь ее могут только жрицы.
Персефона, О Луна желаний мужчины.
Твое сияние пылает холодным лунным огнем.
Персефона, Персефона,
Луна в ночи, мы жаждем тебя,
В просторах Вселенной зарождаются источники бытия;
Приливной волной жизнь струится по небесам
И в сердцах мужчин оживает дремлющий огонь.
Ты Царица сновидений и желаний.
Персефона, Персефона,
Луна в ночи, мы приходим к тебе!
Глубокая страстность этой песни все нарастала, и я почувствовала, как Малькольм затрепетал в ответ всем своим существом. Затем мотив изменился — теперь энергия нисходила на Землю.
Луна сияет в высоком ясном небе,
О прекрасная, приди, явись
К тем, кто одинок на безлюдных путях,
Спустись в сиянии серебряного сна,
Персефона, Персефона,
Все в конце придет к тебе.
Раздался короткий всхлип, и Малькольм протянул ко мне руки. И я пришла к нему, ибо должно быть дано этому человеку нечто человеческое, чтобы не дать ему сломаться. Он схватил меня в объятия и с отчаянной силой прижал к себе. Это было ужасно. Каждый мускул в нем оцепенел в бешеном напряжении. Наконец он обессиленно рухнул, тяжело дыша, весь взмокший от пота, и я отерла ему лицо платком из мягкого шифона. Он тихо лежал, прикрыв глаза, а потом рука его совсем по-детски стала искать мою. Я вложила в нее свою ладонь и присела на край ложа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
