Когда мама Кена подъехала на своем мини-вэне, шел дождь. Она была светловолосой, как и ее сын, с коротко подстриженными волосами, в которых проглядывала седина, и с жемчужными серьгами. Она подвозила Кена и четырех его коллег, включая меня, от остановки метро до их дома на побережье в районе Рокавей.
Моросил мелкий дождь, и асфальт блестел, как смазанный маслом. У мамы Кена были мускулистые руки и здоровый загар. Она была одета в шорты с большими карманами и белую майку, которые казались такими новыми, словно их только что сняли с вешалки магазина. Она расспрашивала нас, как идут дела в школе и нравится ли нам учиться. Я молчала и старалась не привлекать к себе внимания. Я боялась себя выдать. Дело в том, что я сказала всем, что заканчиваю среднюю школу и подаю документы в колледж.
Остановившись перед светофором, мама любовно взъерошила волосы сына. Было очевидно, что она – очень добрая женщина, которая души не чает в своем мальчике. А мне казалось, что я смотрю фильм в кинотеатре, и в любой момент может обнаружиться, что я пришла без билета, после чего меня выгонят с позором.
Мы перенесли наши вещи в подвал дома родителей Кена. Этот подвал был обустроен как квартира, здесь Кен жил до того, как поступил в Брауновский университет. Когда он переселился в университетское общежитие, помещение досталось его младшей сестре Эрике (я с ужасом узнала, что ей ровно столько лет, сколько и мне). В подвале на полках все еще стояли книги Кена по философии и появились плакаты, которые повесила Эрика. Ее волновали вопросы охраны окружающей среды, поэтому и плакаты были соответствующими: «Спасем китов», «Спасем лес» и «Спасем детей».
Эрика и мама Кена поставили на стол огромный, разрезанный на части, как пирог, сандвич и несколько пакетов сока.
Все начали играть в карты, а я пошла наверх и переоделась в одежду для сна. У меня был план: я хотела во время игры сесть рядом с Кеном. На протяжении вечера мы как бы по ошибке несколько раз прикоснемся друг к другу. Я буду делать вид, что этого не замечаю. Когда я пойму, где он спит, «случайно» засну рядом с ним. И ночью он «случайно» меня поцелует. Чтобы хорошо пахнуть, я в ванной смазала голову шампунем с запахом ванили.
Я оценила свое отражение в зеркале. На меня смотрела девушка с длинными и волнистыми коричневыми волосами, немного подкрашенными фиолетовым цветом. Я надеялась, что нравлюсь Кену. Я не пользовалась косметикой, и по моему лицу было видно, что я недосыпаю. Действительно, я спала урывками: по нескольку часов у друзей или на лестничной клетке. В каждом ухе у меня было по четыре серебряные сережки, и мои брови были чуть гуще, чем мне хотелось бы. На мне были тренировочные штаны с изображением черепа на бедре. Под ними – старые трусы Карлоса. Мама Кена одолжила мне майку, которая оказалась размера на три больше моего.
Весь вечер прошел так, словно я находилась в другой стране, язык обитателей которой не понимала. Мы сидели на спальниках и рассказывали друг другу истории. Кен, Анна, Стивен, Кэт и Джереми говорили о вещах, которые были мне совершенно незнакомы. Богатые люди – так наверняка описал бы их папа. Я не знаю, были ли они богатыми, но они были другими.
Например, в гетто, где я выросла, никто не обсуждал разные виды сыра. У нас никто не понимал разницу между бри, хаварти и горгонзолой. В гетто покупают только один вид сыра, который является не импортным, а американским. Никто не знает названий сыров. Сразу после получения пособия люди приходят в магазин и заказывают продавцу: «На доллар ветчины и на доллар сыра». Продавец заворачивает покупку в толстую вощеную бумагу. И в гетто никто не обсуждает путешествия по Европе (да вообще мало кто представляет, где находится эта самая Европа).
В гетто говорят о том, что происходит рядом – на своей или соседней улице.
«Эй, ты слышал о перестрелке на Гранд-авеню? Милкшейка убили! Прикинь – помер, финито!» или «Йо, знаешь, что мисс Ольга снова начала продавать пироги? И у нее на доллар дешевле, чем у Лулу. И она еще в них кокосовую стружку кладет». Все, что расположено чуть дальше, чем на пару улиц в стороне от дома в гетто, не существует.
Когда Кен рассказал, какие сложности ему пришлось преодолеть, чтобы попасть в прошлом году в летний молодежный лагерь на Кубе, я с удивлением спросила его:
– Разве на Кубу так сложно попасть?
– Ну да, – ответил он. – У нас же эмбарго.
Я кивнула, делая вид, что все поняла. Я не знала, что такое «эмбарго». Наверное, об этом рассказывают в средней школе. Мне было неприятно притворяться, поэтому я решила молчать и больше не встревать в их разговоры.
Потом все стали обсуждать колледж. Они сравнивали условия жизни в разных студенческих городках, общежития, своих профессоров и использовали непонятные слова, такие, как «тезис», «членство в научном обществе» и «регистратор»[24]. И вообще, что такое «аспирантура»? Это что-то отличное от колледжа? Хотя как такое может быть, если все они уже являются студентами колледжа? Я сделала вид, будто все эти вопросы мне прекрасно знакомы. Несмотря на то что я ничего не понимала, мне стала интересна жизнь и учеба в колледже.
Больше всего меня поразило их чувство принадлежности к определенной группе. Складывалось ощущение, что обучение в колледже открывало двери для общения с людьми, которых ты никогда в жизни не видел. Я задумалась, смогу ли я сама пойти в колледж. Несмотря на то что я не знала разницы между бри и горгонзолой и понятия не имела, где находится Европа. Моя мама бросила школу после восьмого класса, а папа не закончил высшее образование.
– Будешь что-нибудь пить? – спросил Кен, трогая меня за руку.
Мое сердце забилось, а щеки зарделись.
– Нет, спасибо, – ответила я.
– О’кей, – сказал Кен и улыбнулся.
Он кинул подушку на один из спальников. Анна сказала, что по радио играют ее любимую песню, сделала звук громче и начала мотать головой с копной светлых волос. Заиграла песня «What’s Up» в исполнении «Four Non Blondes».
– Круто! – закричала Анна.
Вместе с Кеном они начали подпевать. Кен рассмеялся и, мне показалось, посмотрел на меня. Я была практически уверена, что он на меня посмотрел. Я улыбнулась ему в ответ.
Я вышла в туалет и на обратном пути незаметно переложила свой спальник рядом со спальником Кена. Через два часа всю еду съели, и все стали укладываться спать. Как я и планировала, Кен оказался рядом со мной.
Я решила, что несколько раз кашляну в темноте. Это послужит сигналом, что я не сплю. Я сделала это, а потом провела своей ногой вдоль его ноги и ждала его ответной реакции. Но ничего не произошло. В подвале становилось теплее от включенного отопления. Лунный свет, проникавший через маленькие окошки, освещал фотографию его сестры, на которой она была изображена с другой девочкой на пляже в далекой стране. Девочки держали в руках черепаху, и у них на запястьях были одинаковые браслеты. Я ждала. Ничего не происходило.
Потом я услышала храп Кена. Стало ясно, что он спит как убитый.
* * *
На следующее утро мама Кена разложила на кухонном столе завернутые в салфетку приборы, как это делали в кафе, где работал Тони. С пробежки вернулся папа Кена. Подмышки его майки были мокрыми.
– Привет, дорогая! – сказал он и взъерошил волосы Эрики, которая сидела на диване.
Джереми, Стивен и Кэт расселись вокруг стола. Я устроилась в отдалении и стала намазывать бутерброд, ни на кого не глядя. Дверь открылась, и вошли Кен с Анной. Они были одеты в спортивную одежду и смеялись.
– А ты мне не верил, что я могу еще круг пробежать! – сказала Анна и ударила Кена по плечу.
Ее голубые глаза блестели, и она тяжело дышала. Кен наклонился, положив руки на колени. Он тоже запыхался после пробежки. Анна погладила его по спине, и я сразу поняла, что их отношения гораздо серьезнее, чем я могла предположить. Действительно, с чего мне пришла в голову мысль, что Кен может мной заинтересоваться? Я почувствовала себя полной идиоткой.
Мама Кена внесла в комнату большую плетеную корзинку с выпечкой: посыпанные крупными кристаллами коричневого сахара маффины, булочки с маком и сладкие плюшки. Выпечка выглядела идеально, словно на рекламной картинке. Я уставилась на корзинку. Никогда раньше я не видела такого большого количества выпечки, которую подают к столу. На плите за нами папа Кена начал жарить яичницу. На столе стоял полный графин апельсинового сока. Стивен и Кен намазывали мягким сыром булочки. Кен поставил на стол тарелку.
– Садись сюда, – сказал он Анне и показал на стул рядом со своим. – Я проиграл пари, так что должен накормить тебя завтраком.
