— Бестия! — я поднял голову. — Давно он крайний раз пчелу выпускал?
Верга при оклике вздрогнула слегка, вздыбила шерсть на загривке и уставилась мне в глаза определенно недобрым взглядом. Потом огонек в её глазах потух, она вздохнула и отвернула голову.
— Перед рассветом. Мы по берегу реки бежали. Потом он остановился, пчелу выпустил, темно еще было, она лететь не хотела, так он её просто на траву вытряхнул. А потом мы прямо сюда отправились, будто он заранее знал, где ты сидишь.
Вот так вот. И вовсе капитану не было надобности гарнизоны вдоль рек выстраивать — пусти по моему следу пяток таких тварей и — сиди себе спокойно, жди донесений.
А чего она так дергается, кстати? Я, по её реакции уже к очередному откровению приготовился, а тут… а, понял. Я ж её «бестией» назвал, а ей, безымянной, это теперь как соль на рану. Ну что теперь, доказывать ей, что я и мысли не имел лишний раз её носом в её же позор тыкать? Вот еще. Но все же спросил:
— Как тебя звали?
— Никак, — глухо и без выражения в голосе. Ну и ладно. Неважно, на самом деле. Гарнизон Гены чуток западнее города располагается, так что пчела уже, пожалуй, вот-вот в леток своего улья заползает. Интересно конечно, что именно эта тварь сообщала своими пчелами и еще интересно — где капитан, но и это все тоже не очень важно. Важно то, что драпать мне, пожалуй, уже поздно. Да и невозможно, в общем-то — с ногой такой я не бегун, а лошадь… где, и главное, когда мне её сейчас искать? Если зубастая нечисть сообщила, где я нахожусь (на лучшее можно надеяться, но рассчитывать не стоит), то уже к полудню здесь может оказаться весь гарнизон Гены.
Я вскочил… точнее, попытался вскочить — колено дернуло резкой болью, подломилось и я еле удержался на ногах, к дереву привалившись. Проклятье — соку бы мне сейчас макового или семян дурмана, хотя бы… ага, и крылатого коня в придачу. Я перевел дух, шагнул осторожно в сторону. Еще шаг, еще. Ну, вроде нормально — если ногу сильно не нагружать и колено не сгибать, так и не болит почти. Верга наблюдала за мной молча, но мне в её взгляде показался легкий интерес. Да и мне самому интересно — что я делать-то буду? Следы прятать? Только время тратить — за оставшееся время ничего правдоподобного я изобразить не смогу — наследили мы тут порядочно. Спрятаться? Чуток получше решение — но где? Я-то знаю, как «частым гребнем» лес чешут и, с учётом этого знания, окружающее меня пространством мне гладким незасеянным полем представляется. Ладно, преследователи не знают, что я серьезно ранен и не могу далеко убежать — крови из меня вытекло мало, отрубленных кусков моего тела на земле не валяется. Но, опять же — что с того? Было бы наоборот — была бы польза. Может, на тот берег переплыть — там вроде лес погуще был. Ну и можно же немного вдоль берега проплыть и вылезти, за ветки зацепившись, или вообще на берег не выходить — под водой спрятаться… вот только кого я этим обмануть собираюсь? Любой егерь, мой след, над водой обрывающийся, распутав, сразу поймет, что к чему. Но на мысли о реке я все же задержался — пусть ход насквозь предсказуемый, но на некоторое время погоню задержит и разделиться её заставит. Так-то я все видимое течение реки внимательно рассмотрел сразу, как на обрыв забрался и в памяти этот вид держал четко, но что-то потянуло меня еще на реку взглянуть. Беспокоило меня что-то в увиденном — но что? Сделал, хромая, пару шагов к обрыву, огляделся. Хорошее место — лучшего, чтобы реку разглядывать, в округе и не найдешь — обрыв высокий, река под ним подковой загибается, оба рукава видать на добрую милю вперед. Подо мной чернеет сквозь ряску глубоченный омут, по противоположному берегу плес песчаный тянется. Вниз по течению с моей стороны берег высокий, а по той стороне лес, чем дальше, тем больше от реки отступает, сочными заливными лугами от воды отгораживаясь. А вот выше по течению река в лес хорошо вгрызлась — некоторым деревьям настолько корни подмыло, что висят они внаклонку над водой, как на ходулях. Там и вылезти легко будет и спрятаться есть где — только вот доплыть туда как-то надо… а вон коряга в конце плеса корнями за мель зацепилась — небось, как раз с того подмытого берега принесло — может, под неё залезть?
Под водой прятаться хорошо, когда никто не знает, что там прячешься. А иначе — толку мало. Потому что в глубоком, тенистом и заросшем месте спрятаться легко, но там обычно вода тихо течет — а то и вообще стоит — и дыхание, через трубочку свистящее, тренированному уху уловить не сложно — как не его ни сдерживай. А там, где вода шумит — прятаться негде. Нет, бывают, конечно, места — вот навроде этой коряги, на плесе лежащей — там, думается, вода вполне себе журчит вовсю. Да вот только не я один это понимаю и не стоит надеяться, что никто из ищущих меня егерей на эту корягу внимания не обратит и подозрениями не преисполнится.
Нет, и думать нечего — обязательно проверят.
Если увидят, конечно.
Как далеко эта коряга уплывет за два часа? Насчет точного расстояния не поклянусь — сухопутный мы народ, егеря — но из виду скроется, это наверняка. Я улыбнулся, повернулся к неподвижно стоящей верге.
— Болты к арбалету остались? — уже задав вопрос, задумался: знает ли бестия, что такое «болты». Оказалось, знает.
— Там, — махнула лапой в сторону своего недавнего укрытия.
— Принеси.
Дернула ухом, но возражать не стала — пошла к поваленному дереву. Я прохромал к валяющемуся в пыли арбалету, поднял его. Заодно и злосчастные куски солонины подобрал и обратно в сумку закинул. Арбалет я сначала подумывал верге отдать — раз уж она так научилась с ним управляться — но быстро передумал. Убивать нужно не оружием, убивать нужно сердцем. А сердце верги к этому оружию явно не лежало. Поэтому я забрал у вернувшейся бестии сверток с болтами, кинул его себе в сумку, а верге протянул трофейный меч.
Взяла, посмотрела на меня удивленно.
— Зачем?
— Пригодится. Со мной пойдешь.
— Нет.
Я хмыкнул.
— Почтовыми пчелами здесь только егеря пользуются. Пчелу вы утром выпустили, значит, через пару часов они уже будут здесь. Обратно в клетку захотела?
Яростный оскал, короткий рык.
— Нет! Живой я им не дамся.
— Это ты так думаешь. Я же поклясться готов, что, меня здесь не найдя, они из кожи вон вылезут, чтобы тебя живьем взять и допросить. Да и потом убивать не поторопятся.
Глухое рычание в ответ.
— Рычи, не рычи, — пожал я плечами, — конец один. Их там не меньше десятка будут, каждый — меня не слабее. Да они тебя влегкую скрутят, как бы тебе и не хотелось на чей-нибудь меч надеться. Убежать же и не надейся, здесь — давно зачищенные людские территории, если тебя всерьез искать начнут — за пол-дня выследят.
Лукавлю я, конечно: верг любому егерю в любом лесу сто очков форы даст и в выигрыше останется, но бестия-то моя об этом, думаю я, не догадывается. Нова она, знакомство у них с егерями недолгое, и всё — не в их пользу. Авось и не знает, как оно на деле обстоит.
Ну вот — задумалась, кивнула согласно.
— Пусть так. Но как только они наш след потеряют, я уйду. Не хочу быть рядом с тобой дольше, чем необходимо.
Голос — впервые за всю встречу — спокойный и уверенный, да и сама как-то живее выглядеть начала. Ну да — все ж смысл жизни какой-никакой появился, пусть временный, но и то лучше, чем ничего — по себе знаю. А вот зачем она мне, верга-то — это вопрос. Ну, для начала корягу помочь на глубокую воду вытолкать — один я не управлюсь. А дальше мне её зачем с собой тащить?
Ладно, от погони уйдем, там разберемся.
— Я тоже от твоего общества не в восторге, — проворчал я, — но куда деваться? Пошли, точнее, поплыли вон туда, — я махнул рукой в сторону реки, — вытащим ствол на глубину, под ним спрячемся, и пусть он нас несет.
Так и сделали. Уж не знаю, дошло ли сообщение Ночного Охотника до получателя, что было в этом сообщении, были ли этими получателями именно егеря, и что потом они делали. Но плавно-неторопливое путешествие наше прошло совсем без приключений и никаких последствий для меня не имело, кроме того, что я замерз до окоченения, простыл и, в первую ночь, едва с силами собрался, чтобы из-под воды на ствол вылезти. На другие дни как-то полегче выходило — притерпелся, похоже. Что до верги, так ей купание как будто только на пользу шло. Мелких заминок хватало, но ничего серьезного — за берега и дно коряга цеплялась постоянно, я в первый же день счет потерял; раз десять пришлось, убедившись из-под воды, что людей рядом нет, вылезать и обратно в глубину дерево оттаскивать. Один раз только пришлось поволноваться — когда коряга за опору моста в Гене зацепилась — тут уж незамеченным никак вылезти бы не получилось, но пронесло как-то — сама отцепилась. Опять же бес счету сколько раз с проплывающих лодок и барж нашу корягу шестами и баграми отталкивали, порой в опасной близости от моих рук и головы, и снова — пронесло. Уже в дельте, на выходе в Кантабрийское море нас чуть-чуть покачало на волнах остатками прошедшего шторма — совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы я определенное неудобство в желудке почувствовал, даром, что он пуст был, как кошелек пьяницы. Увы, именно признаки морской болезни оказались для меня последним доводом в пользу того, чтобы воспользоваться неожиданным подарком недавнего шторма — принесенной невесть откуда полузатопленной рыбацкой лодкой. Егеря — не моряки. Совсем. Нет у них противника ни в реке, ни в море, потому-то, я думаю, и удачным оказалось наше путешествие под корягой — никакому егерю и в голову такое не придет, как вергам в голову не приходит на деревьях укрывшихся егерей искать. Ну какому егерю, стихия которого — лес, поле и твердая земля под ногами — взбредет в голову не сушей, и не рекой даже, а морем до цели добираться? Если не на остров плывешь, конечно — да и тогда: не упомню, чтобы хоть раз какой егерь сам лодкой правил — только пассажиром. «И что бы», — думал я, — «и дальше мне этим пробелом егерского мироздания не воспользоваться?» Вот и воспользовался — на свою голову.
