из дома и одета была в Светкино платье, то ли короткое, то ли длинное, сейчас уж не помню. Во всяком случае, в этом наряде я чувствовала себя довольно неловко, хотя платье само по себе было красивым. В общем, Юра меня пригласил танцевать, мы разговорились. Он был весёлый остроумный балагур, умел рассмешить, и я никогда в жизни больше не хохотала так, как в те времена. Влюбилась я в него без памяти, и мне казалось, что он испытывает те же чувства, что и я. Мы встречались каждый день, гуляли в обнимку по городу, целовались на пустынных по вечерам улицах, ходили в кино, в театры и на концерты, так что маме больше не надо было врать. Юра учился в Военно-медицинской академии, был старше меня на два курса, и потому иногда помогал мне даже в освоении нашей общей специальности. Я очень любила его руки, длинные пальцы с аккуратно постриженными ногтями. Он очень хотел стать нейрохирургом, много занимался и читал по своей специальности. Только что расставшись со мной, мой любимый мог через несколько минут позвонить мне по телефону, и я не ложилась спать, пока он не скажет мне в трубку «Спокойной ночи, Рыжая». Почему-то он звал меня «Рыжей», хотя цвет моих волос далёк от этого оттенка. Ко мне он относился очень бережно, намекал на общее будущее, на то, что бережёт меня для себя…
Учебный год пролетел мгновенно, прошла весенняя сессия, и Юра уехал на каникулы домой в маленький северный городок. Я писала ему каждый день толстые письма, рассказывала, как живу, как провожу каникулы, как скучаю о нём. Он часто звонил, и я получила от него несколько коротких писем, но потом он вдруг замолчал. Это молчание было таким зловещим… Я не находила себе места, я почувствовала сразу, что это конец… Но когда тебе девятнадцать лет, и ты мчишься вперёд на всех парусах, затормозить на лету совершенно невозможно. Но пришлось. Вернувшись с каникул, при первой встрече со мной он объявил, что женится… Сказал, что обязан жениться. Пытался что-то объяснить, но я уже ничего не слышала. Я оглохла и ослепла. Закрывшись в комнате Светки от её матери, я выла в голос, судорожно сотрясаясь от рыданий. Светка не успокаивала меня, она просто пережидала бурю, со стаканом горячего чая в руке. Чай выпить она меня всё-таки заставила, как и рюмку коньяку, потихоньку от матери извлечённого из серванта. Но мир рухнул. Я чуть не бросила институт — ходить на занятия не было сил, я не могла сосредоточиться. На лекции меня за руку водила Светлана. От мамы тоже не удалось ничего скрыть. Юра ей очень нравился, и теперь она смотрела на меня жалостливо и сочувственно. Выдерживать этот взгляд было невыносимо, я начинала ей грубить… Жизнь стала серой и унылой. Прошло немало времени, пока она вновь стала приобретать какие-то оттенки. У меня даже начался роман с однокурсником. И когда мы встречали Новый год в общаге… В общем, всё понятно… Утром я даже сама себе удивилась: насколько всё случившееся было мне безразлично. И после этого Нового года мой случайный роман растворился в небытие, словно его и не было. Юра закончил Академию и, как мне сказали общие друзья, уехал по назначению куда-то в Сибирь. Наверно, прошёл ещё год. И вдруг я получила от него письмо! Оно было таким добрым, простым, хорошим… Он писал о своей работе, о том, что много оперирует, о крае, в котором сейчас живёт, о том, что помнит всё… «Всё…» написал он. Конечно, это письмо всколыхнуло бурю. Я ответила на адрес госпиталя, который был указан на конверте. Мы стали переписываться. Только года через два летом он приехал отдыхать в наш военный санаторий, один, без жены. Когда он вдруг позвонил, и я услышала его голос… Я чуть не потеряла сознания… Мама была на даче, и я пригласила его к себе домой. Как я его ждала! Я вспоминала его голос, интонации, смех, представляла, каким будет этот романтический вечер, наш долгий разговор, нежность, ночь… Дальше этого никаких планов я не строила. Я неистово его ждала. Но когда раздался звонок, и я распахнула дверь… На мгновение я превратилась в каменную статую — он приехал не один! С ним был, как потом оказалось, сосед по санаторной палате в компании — с женщиной… И даже не с женой, как я подумала вначале. Я даже не сразу поняла. А когда поняла… Все трое были на хорошем подпитии и от того неестественно шумны и веселы. Я совсем растерялась и не знала, как себя вести. Юра шутил, как-то оценивающе поглядывая на меня. В голове звенело, но я накрыла на стол, мужчины выложили на скатерть всякие деликатесы, появилось хорошее вино. Эта чужая, незнакомая мне женщина вела себя в моём доме совершенно свободно, весело хохотала, для неё такие посиделки были обычным делом, а я едва могла поддерживать разговор. Юра, такой чуткий в пору нашей дружбы, сейчас моего состояния не замечал. Это был совершенно другой человек. Когда я вышла за чем-то в кухню, он поспешил за мной и вдруг так пошло, так вульгарно прижал меня к стене в коридоре, и его руки, которые я так любила… Господи… Это было так мерзко…
Как я должна была поступить? Отправить эту компанию восвояси, как потом выговаривала мне Светлана? Легко сказать! Она бы, конечно, так и поступила. А я… Было так гадко и горько, но я не могла ничего изменить в тот вечер. Как всегда, я поплыла по течению, я подчинилась обстоятельствам. И я пережила единственную ночь с ним, с бесконечно любимым когда-то человеком, который был сейчас совершенно другим, отталкивающим и пошловато-небрежным. Я пережила присутствие за стеной чужих людей, которые, не смущаясь, периодически выскакивали в ванную. За ту ночь я прожила целую жизнь. Утром в моей душе было пусто и холодно. Даже плакать не хотелось. Я равнодушно простилась с Юрой и больше никогда ему не писала, разорвав непрочитанными несколько его писем. А когда однажды он мне позвонил, просто положила трубку. Того человека, которого я так любила в юности, больше не существовало. Мне казалось, что любовный романтический флёр над моей жизнью растворился навсегда.
А потом… Ну, что говорить о «потом»… Как у всех одиноких баб. Женатые мужики липнут ко мне, как мухи. Я безвольная, слабохарактерная, из меня можно верёвки вить: на судьбу не жалуюсь, к жене с
