Я специально рассказал о малоизвестной усадьбе в одном из живописнейших уголков Подмосковья. А сколько усадеб, шедевров паркового искусства, расположено только в луче, образованном Каширским шоссе! Перечислю только самые известные из них. Усадьба Суханово в одноименном селе (XVIII–XIX века). Усадьба Горки Ленинские, усадьба Константинове на западной окраине Домодедова, в настоящее время, правда, почти разрушенная. Усадьба Богородское в Кишкине, расположенном восточнее станции Барыбино. В тех же краях, в селе Авдотьино, усадьба, принадлежавшая в XVIII веке роду, давшему России выдающегося просветителя и книгоиздателя Н. И. Новикова. Неподалеку от станции Михнево расположена усадьба Отрада. В районе Белопесоцкого (по Павелецкой железной дороге) находятся усадьбы в селах Суково и Алешково. В Каширском районе, в селе Зендиково, сохранился архитектурный комплекс усадьбы XVIII–XIX веков. А в селе Стародуб находится усадьба Е. С. Тургеневой, матери декабриста Н. И. Тургенева…
Каждая из перечисленных усадеб, даже если она в настоящее время не восстановлена в былой красе, представляет собой шедевр паркового искусства. А ведь Каширский луч не является самым показательным в этом смысле. Много усадеб было построено справа-слева от других лучей-шоссе, разбегающихся от Москвы в разные стороны. И мне вновь и вновь хочется повториться: ах, если бы можно было создать этакий музей русских усадеб, в котором были бы собраны макеты всех самых роскошных образцов этого искусства!
Возвращаясь к началу разговора, можно поговорить и о характере, о внутреннем мире русского человечества, используя для этого одну из многочисленных граней его творчества: усадебное искусство.
Кто мог строить подобные чудеса? Человек непростой! С одной стороны, барин, очень богатый человек, желающий поразить роскошью своих гостей. С другой стороны, влюбленный в природу человек, тонко чувствующий ее извечную красоту, ценящий красоту мира. Здесь, в дворянских усадьбах, зародился русский театр, здесь родилась так называемая камерная музыка, в том числе старинный русский романс. Здесь родилась золотовековая литературная строка. Здесь отогревались душой и сердцем те, кого жизнь и личные амбиции вбрасывали в жестокий водоворот человеческих страстей. Следует подчеркнуть, что, как правило, организующим архитектурным ядром дворянских и купеческих (со второй половины XIX века) усадеб являлись, конечно же, церкви, которые со времен так называемого нарышкинского барокко (нарышкинского, или московского, стиля в храмостроительстве) обрели новое качество, стали более нарядными, изысканными, быть может (так кажется некоторым ценителям глубокой старины), приобрели излишнюю для церковного строительства светскую вычурность. Не будем спорить, не будем критиковать тех, кто любил этот стиль. Жизнь того требовала. Скажем лишь одно, весенние, добрые чувства рождаются даже у атеистов при взгляде на церкви Бориса и Глеба в Зюзине, Воскресения в Кадашах, Покрова в Филях, Успения в Печатниках и так далее.
Не было гордыни у тех людей, которые любили это весеннее, не было желания покорить природу, возвыситься над природой. Были желания слиться с природой. Это — было. Это — качество русского народа. Оно, правда, иной раз подавлялось желанием всех затмить мощью, могучестью, но все-таки не это было главным даже в XX веке, когда стали возводить в красавице-Москве каменные кубы больших размеров, называя их гостиницами, театрами, дворцами культуры, спорта и так далее. Двадцатый век был такой — монументальный. Монументальность свойственна и русскому человеку, но в меру. Иначе не объяснишь тот факт, что до сих пор в России нет (и хорошо бы не было!) стоэтажных монстров… Не украшают они землю. Тем более русскую землю.
Русская литература в XIX–XX веках породила в своих многочисленных шедеврах не только образ русского и российского человека, но образ русского писателя, не склонного к плакатным, призывным произведениям, человека, по натуре мирного, спокойного, уравновешенного. Да-да, жил-был на Руси и великие произведения писал мятущийся Ф. М. Достоевский, которого читают на земном шаре больше всех русских писателей. Но не боюсь быть осмеянным, скажу, что великий писатель Ф. М. Достоевский не является этакой обобщающей фигурой, этаким, простите за тавтологию, образующим образ русского писателя писателем. Скорее наоборот! И, быть может, именно это «наоборот» делает его самым читаемым русским писателем за рубежом. Он слишком оголял человека, слишком упрощал его. Да-да! Упрощал. Тончайший психолог, знаток человеческих душ (так называют его, и с этим мнением я не спорю) упрощал человека? Возможно ли такое? Да, возможно.
Вспомним. В середине I тысячелетия до н. э. в самых мощных цивилизационных центрах планеты (в Средиземноморье, Междуречье, на Индостане, в Поднебесной, в Центральной Азии) великие люди сказали, что человек по натуре зол. В те же времена, в тех же странах столь же великие ученые сказали, что человек по натуре добр. И те, и другие были абсолютно правы! Потому что человек многогранен. И я говорю так. Чиновники, законодатели, правители в своей работе должны исходить из того, что человек по натуре зол, и тогда всем в государстве будет хорошо. Но люди творческого труда (писатели, художники, артисты, музыканты…) должны в своей творческой деятельности исходить из того, что человек по натуре добр, и тогда всем в государстве будет хорошо. Это не значит, что писатель должен отказаться от полифонического изображения действительности, от честного и добросовестного осмысления жизни описываемых им людей, стран, времен. Это не значит, что писатель должен в своей строке замалчивать грехи людские и пороки, постоянно сюсюкаться со своими героями, ласкать их, писать о них только хорошее. Нет, я этого не сказал.
В предисловии к своему прекрасному переводу знаменитого произведения Лонгфелло «Песнь о Гайавате» Иван Алексеевич Бунин писал: «Лонгфелло всю жизнь посвятил служению возвышенному и прекрасному. „Добро и красота незримо разлиты в мире“, — говорил он и всю свою жизнь всюду искал их. Ему всегда были особенно дороги чистые сердцем люди, его увлекала девственная природа… Он говорил о поэтах: „Только те были увенчаны, только тех имена священны, которые сделали народы благороднее и свободнее“. Эти слова можно применить к нему самому». (Полное собрание сочинений И. А. Бунина. Том первый. Петроград. Приложение к журналу «Нива». 1915, стр. 113.)
Эти слова можно применить к самому Бунину и к большинству русских писателей Золотого века, Серебряного века и советского времени. Тяготение к природному в человеке и в самой природе отличало русских гениев Пушкина и Лермонтова, Тургенева и Лескова, и многих, многих русских и советских писателей, но в природе этой они искали и находили удивительной красоты линии добра и высшей справедливости. Они стремились к этим составляющим нашей сложной жизни. Они делали русский народ благороднее и свободнее.
Они, русские писатели, развивали в русских людях образно-интуитивное мышление, которое поражало всех друзей и недругов дела русских в истории земного шара воистину чудесными прорывами в мир неизведанного. Свидетельствую как выходец из инженерного корпуса: самые лучшие гуманитарные библиотеки я видел у крупных советских инженеров, ученых, которые на склоне лет дарили свои библиотеки родным институтам. Эти люди были прекрасными знатоками изящной словесности, хотя, казалось, зачем им Пушкин, Лермонтов, Бунин, Лесков с его чудной словесной вязью, Платонов, прорвавшийся в «Котловане» в запредельные для обыкновенных людей пространства русского литературного языка? Зачем доктору технических наук хвалиться знанием наизусть «Демона» Лермонтова?
В разговоре о русской литературе нельзя забывать об одной странности, с которой постоянно сталкиваются переводчики. Известно, что русские переводчики в предыдущие два века перевели на русский язык древние произведения, которые не могут перевести на свои родные современные языки, скажем, японцы. Это ли не чудо! Японские переводчики сначала читают русский перевод произведений своих замечательных предков, а потом только понимают, как это можно перевести на современный японский язык! С другой стороны, многие переводчики не могут перевести на свои родные языки произведения таких чудесных русских писателей, как Лесков, Платонов и недавно ушедший из жизни Юрий Коваль. В чем тут дело? Дело тут в неограниченных возможностях, которые таит в себе образно-интуитивный способ мышления русских людей вообще, русских писателей в частности.
В искусстве и литературе русский человек мудр и не кичлив, добр и наивен в своей доброте (помните рассказы В. М. Шукшина!), он — романтик «человечкиной души», искренний и бескорыстный исследователь ее многогранной глубины. Он, если так можно сказать, автопортретист, потому что, изображая своих сограждан, он творит художественные портреты самого себя.
