Он позволил своему блуждающему взгляду покинуть пределы комнаты через открытую дверь. Эта комната, одна из многих в цитадели, была очищена капелланом Элизием и огнеметной командой и снова выделена под нужды апотекариона, хотя Фугис сомневался, что Железные Воины использовали ее в лечебных целях. Взгляд Фугиса натолкнулся на темные застенки камеры пыток. Та находилась рядом; дверной проем в камеру был закрыт черным пластековым занавесом. Внутри содержался пленный предатель, прикованный к одному из устройств капеллана. Хирургеоны-дознаватели Элизия резвились, точно исполнительные и смертоносные шавки на прогулке.
Для Фугиса это было странным: место пыток и место лечения в столь тесной близости. Хотя, если подумать, возможно, эта парочка была не такой уж разнородной.
На медицинской латной перчатке апотекария вспыхнул значок встроенного хронометра, напоминая, что пора проводить осмотр раненых воинов, находящихся на его попечении. Фугис сжал края стола и склонил голову.
— Пламя Вулкана бьется в моей груди… — затянул он, пытаясь укрепить свой дух.
Приближающиеся шаги не дали ему закончить катехизис. Фугис медленно поднял взгляд, сначала увидев зелень брони Саламандра.
— Брат… — заговорил было он, затем увидел рваную дыру в нагруднике Саламандра и встретился с мертвыми глазами Навима.
— Брат. — Речь Навима была невнятной, точно на один голос накладывался другой. Его дыхание смердело разложением, из раны несло сильным запахом застарелой крови, столь же пронизывающим, как и ирония в голосе Навима. На его лице застыла презрительная усмешка.
— Ты мертв, — нелепо заявил Фугис. Он потянулся к болт-пистолету, чувствуя эманации варпа. Похоже, благословение капеллана было недостаточно сильным, а огнеметы не сумели очистить помещение полностью.
— Благодаря тебе, — ответил Навим тем же двоящимся голосом. Он не двигался, просто стоял на месте, излучая злобу и обвинение. — Ты убил меня и мое наследие, брат.
От издевки наваждения в Фугисе вспыхнул гнев. Апотекарий ощутил в руке успокаивающую твердость болт-пистолета.
— Тебе не убить меня дважды, брат! — сказал Навим.
— Ты мне не брат, исчадие варпа, — возразил Фугис и поднял пистолет.
— Я твоя вина и твои сомнения, Фугис, — произнесло нечто.
Апотекарий заколебался. Какая польза от болт-пистолета против домыслов собственного разума? Оружие в его руке дрогнуло.
— А теперь, — велело нечто, — приставь оружие себе ко лбу.
Фугис непокорно скривился, но обнаружил, что медленно поворачивает пистолет. Он чувствовал вину за то, что случилось с Навимом. Она терзала его и давила на душу тяжким грузом. Фугис хотел поддаться ей, чтобы его утащило вниз, во тьму, и он никогда уже не смог подняться на поверхность. Апотекарий закрыл глаза.
Дуло болт-пистолета прижалось к голове. Он даже не понял, что дело зашло так далеко.
— Стреляй, — настойчиво велел двоящийся голос. — Нажми на курок и погрузись вниз, к зову тьмы, к тишине и покою.
Палец давил все сильнее. Фугис думал о Навиме и недостойной кончине, на которую сам его обрек, и о Кадае — его он тоже подвел.
Неожиданно ствол болт-пистолета повело в сторону, медленно, но твердо отводя оружие от головы апотекария.
— …с ним я сокрушу врагов Императора… — знакомый голос раздался в голове Фугиса.
— Ко'тан… — прохрипел он, вновь открыв глаза.
Навим, или тварь, которая облеклась в него, словно в рваный плащ, исчез. Ощущение чего-то, заметного лишь краем глаза, тоже рассеивалось. Фугис не пытался его разглядеть, ибо знал, что этого нельзя увидеть. Но след зеленых латных перчаток, громового молота, выкованного заново, и капитана, перерожденного в огне, остался с ним. Он оставался с ним ровно столько, чтобы Фугис сумел активировать устройство связи.
— Брат Претор, — вызвал апотекарий, зная, что сержант первой роты стоит в резерве у разбитых ворот. — Я немедленно эвакуирую цитадель. Помощь раненым с этого момента будет оказываться на передовой.
— Они уходят из цитадели, — констатировал Тиберон.
Иагон отстраненно кивнул, глядя на появившегося из дверей апотекария Фугиса. Группа сервиторов сопровождала пару складных салазок с двумя боевыми братьями без сознания. Хирургеоны-дознаватели Элизия появились чуть позже, ведя пленного Железного Воина. Капеллан находился тут же, во дворе, внимательно наблюдая за происходящим. Пленника будут перевозить и содержать в одном из «Носорогов» до тех пор, пока Элизий не закончит с ним. По виду капеллана Иагон решил, что это случится скоро.
Технодесантник Дрейдий заварил за собой двери плазменной горелкой.
Иагона мало интересовали остальные. Его внимание занимал исключительно Фугис. Хотя немного огня в него, бесспорно, вернулось, апотекарий по-прежнему был жалкой копией себя прежнего. Иагон видел подобные вещи: он видел слабость так же ясно, как сжатый кулак или обнаженный меч. Сделка, которую он заключил, чтобы защитить Тсу'гана, оставалась в силе.
Наступило затишье после почти непрерывного сражения. Саламандры отбили вторую атаку орочьего вождя. Стойкость огнерожденных была в их природе: ноктюрнцам приходилось быть стойкими, чтобы выжить на мире смерти. Да, возможно, не самые лучшие в стационарной обороне, больше предпочитающие драться с противником в ближнем бою, неотступно выжигая его с лица земли, Саламандры стиснули зубы, уперлись покрепче и превращали каждую орочью атаку в самоубийственный бросок в объятия смерти и пламени. Да, похоже, они побеждали в этой войне на истощение. И хотя армия орков, казалось, тянулась до самого горизонта, безбрежная зеленая река медленно стекалась к крепости и разбивалась о волнорез Астартес. Военный вождь даже оттянул войска назад, за пределы досягаемости оружия Саламандр. Орки были упертыми тварями, но даже они переставали биться головой в стену, если она не поддавалась. По крайней мере, те, кто мог похвастаться зачатками интеллекта.
Иагон представил себе, как звери на вершине гребня обсуждают разные подлые хитрости, пытаясь придумать план по захвату крепости. Или, может, они просто ждут — ждут, когда черный камень вновь уронит свои темные осколки и пополнит поредевшие орочьи полчища. Орков было слишком много, чтобы напасть на них в чистом поле, и слишком мало, чтобы они могли преодолеть стены крепости и ворваться внутрь. Два заклятых врага оказались в патовой ситуации.
Недавно взошедшее солнце пробивалось тонким кольцом рассеянного желтого света из-за зловещего черного камня. За несколько часов, прошедших с последнего штурма, камень вырос в размерах. Чем бы ни была эта штука, принесшая зеленокожих на Скорию, она приближалась.
— Следующими будут стены, — проворчал брат-сержант Тсу'ган, появляясь рядом. Он снова снял шлем, и лицо его было мрачным. Он словно надел маску с постоянной гримасой, как будто тяжелая ноша незримо тянула книзу черты его лица.
— Сержант? — переспросил Тиберон.
Внимание Тсу'гана на мгновение привлекла цитадель, которую сейчас запечатывали накрепко, затем брат-сержант повернулся и безучастно уставился на орков, скопившихся на линии гребня.
— Ты не чувствуешь, Тиберон? — спросил он. С момента, как наступил перерыв в бою, Тсу'ган постепенно впадал в подавленный ступор. Они все это чувствовали, и сержант старательно скрывал это, но Иагон видел, как это воздействует на его будущего патрона, более ясно, чем кто-либо другой.
— Мы все чувствуем, сир, — откликнулся Иагон. Тон Саламандра был тщательно выверен, он различил оттенок помешательства в голосе сержанта. Тсу'ган был для Иагона дорогой к власти и влиянию. И он не должен пошатнуться, только не сейчас. Взглянув на надвратные укрепления, Иагон увидел Н'келна, который вместе с Шен'каром высматривал потенциальные бреши, чтобы заблокировать и укрепить их. Со временем это не будет иметь никакого значения. Иагон знал, что здесь они не останутся. Все чувствовали губительное воздействие, источаемое порченными Хаосом камнем и металлом железной крепости. Никакой огонь не мог его выжечь, никакой голос, полный веры, каким бы пылким он ни был, не мог его заглушить. Нет, рано или поздно им придется покинуть это странное пристанище, или оно их поглотит.
Но сейчас Иагону нужно было подставить плечо своему сержанту. Число сторонников капитана Н'келна росло с каждым часом. Он выдержал пламя войны и пока вышел невредимым, даже перекованным заново.
Воины вдоль стены были расставлены редко, и большие пропуски приходилось терпеть в силу того факта, что попросту не хватало Саламандр, чтобы защищать каждый ее дюйм. Иагон аккуратно отвел Тсу'гана от Тиберона, чтобы поговорить наедине. Если у Тиберона и появились какие-то мысли о секретном разговоре, он не подал виду. Саламандр принялся разглядывать в магнокуляры растущую орочью орду, которая снова готовилась к атаке.
