Ланселет умолк, но Моргейна поняла, сколь мучительно было для него все то, о чем он умолчал.
- Ну, постепенно разум вернулся ко мне, а Ламорак оставил денег на коня и все необходимое. Но большая часть этого года покрыта тьмой...
Он взял кусочек хлеба и решительно подобрал с тарелки остатки рыбы.
- А что же с поисками Грааля? - спросила Моргейна.
- И вправду - что? Я кое-что слыхал по дороге, - отозвался Ланселет, так, словечко там, словечко здесь... Гавейн первым вернулся в Камелот.
Моргейна улыбнулась - почти невольно.
- Он всегда отличался непостоянством, чего бы дело ни касалось.
- Только не тогда, когда оно касается Артура, - возразил Ланселет. Гавейн предан Артуру, словно пес. А еще я по пути сюда встретился с Гаретом.
- Милый Гарет! - воскликнула Моргейна. - Он всегда был лучшим из сыновей Моргаузы! И что же он тебе рассказал?
- Он сказал, что ему было видение, - медленно произнес Ланселет. - Ему было велено немедля вернуться ко двору и исполнять свой долг перед королем и Страной, вместо того чтоб скитаться по свету в погоне за призраком Священной реликвии. Гарет долго беседовал со мной, умоляя меня отказаться от поисков Грааля и вместе с ним вернуться в Камелот.
- Удивительно, что ты этого не сделал, - сказала Моргейна. Ланселет улыбнулся.
- Мне и самому удивительно, родственница. Но я обещал ему вернуться сразу же, как только смогу.
Внезапно лицо его помрачнело.
- Гарет сообщил мне, - сказал Ланселет, - что Мордред теперь ни на шаг не отходит от Артура. А когда я окончательно отказался ехать ко двору вместе с ним, Гарет сказал, что лучшее, что я могу сделать для Артура, это отыскать Галахада и упросить его немедленно вернуться в Камелот. Гарет не доверяет Мордреду, и его беспокоит, что тот приобрел такое влияние на Артура... Извини, что я дурно отзываюсь о твоем сыне, Моргейна.
- Однажды он сказал мне, что Галахад не проживет настолько долго, чтоб взойти на трон... - отозвалась Моргейна. - Однако Мордред поклялся мне, что никогда не станет искать смерти Галахада, и, думаю, этой клятвы он нарушить не посмеет.
Но Ланселета ее слова не успокоили.
- Я знаю, сколь многое грозило тем, кто отправился в этот злосчастный поиск. Дай Бог мне отыскать Галахада прежде, чем он падет жертвой недоброго случая!
Они умолкли, и Моргейне подумалось: "Именно поэтому Мордред и не отправился на поиски Грааля - я это чувствую сердцем". И внезапно она осознала, что давно уже не верит в то, что ее сын Гвидион - Мордред когда-либо станет королем, правящим от имени Авалона. Но когда же сердце ее начало смиряться с этим? Быть может, после гибели Акколона, когда Богиня не пожелала поддержать и защитить своего избранника.
"Верховным королем станет Галахад, и он будет христианским королем.
И, возможно, это означает, что он убьет Гвидиона. Но если дни Авалона окончены, быть может, Галахад сможет мирно получить свой трон, и ему не придется убивать соперника".
Ланселет положил недоеденный кусок хлеба с медом и взглянул за спину Моргейне, в угол комнаты.
- Это арфа Вивианы?
- Да, - отозвалась Моргейна. - Свою я оставила в Тинтагеле. Но если ты ее хочешь - она твоя, по праву наследства.
- Я давно уже не играл, да меня и не тянет к музыке. Она твоя по праву, Моргейна, как и все прочие вещи, принадлежавшие моей матери.
Моргейне вновь вспомнились слова Ланселета, что разбили ей сердце - о, как же давно это было! - "Если б только ты не была так похожа на мою мать, Моргейна!" Но это воспоминание больше не причиняло ей боли, - напротив, у нее потеплело на душе; если в ней сохранилась какая-то часть Вивианы, значит, Вивиана не до конца покинула этот мир.
- Нас осталось так мало... - запинаясь, произнес Ланселет, - так мало тех, кто помнит прежние времена в Каэрлеоне... даже в Камелоте...
- Артур, - откликнулась Моргейна, - и Гавейн, и Гарет, и Кэй, и многие другие, милый. И они, несомненно, каждый день спрашивают друг друга: "Куда же запропастился Ланселет?" Так почему же ты здесь, а не там?
- Я же говорил - мой разум постоянно подводит меня. Я едва ли знаю, куда отправлюсь дальше, - сказал Ланселет. - И все же, раз уж сейчас я здесь, я хочу спросить... я слыхал, будто Нимуэ здесь.
И Моргейна вспомнила: ведь действительно, когда-то она сама сказала ему об этом. А ведь до того Ланселет думал, что его дочь воспитывается в монастыре - в том самом, где некогда росла Гвенвифар.
- Вот я и хочу спросить - что с ней сталось? Все ли у нее хорошо? Как она себя чувствует среди жриц?
- Мне очень жаль, - сказала Моргейна, - но я ничем не могу тебя порадовать. Нимуэ умерла год назад.
Моргейна ничего не стала добавлять к сказанному. Ланселет ничего не знал ни о предательстве мерлина, ни о том, как Нимуэ приезжала ко двору. И если узнает, это не даст ему ничего, кроме новой боли. Ланселет не стал ни о чем расспрашивать, лишь тяжко вздохнул и опустил взгляд. Некоторое время спустя он сказал, не глядя на Моргейну:
- А малышка - маленькая Гвенвифар - вышла замуж и живет в Малой Британии, а Галахад сгинул в погоне за Граалем. Я никогда толком не знал собственных детей. Я даже никогда и не пытался получше узнать их: мне казалось, будто они - это все, что я могу дать Элейне, а потому я позволил ей безраздельно владеть ими, даже мальчиком. Когда мы покинули Камелот, я некоторое время ехал вместе с Галахадом, и за эти десять дней и ночей я узнал его куда лучше, чем за предыдущие шестнадцать лет, за всю его жизнь. Мне кажется, из Галахада может получиться хороший король - если он останется жив...
Ланселет взглянул на Моргейну - почти умоляюще, - и Моргейна поняла, что он жаждет утешения, но она не могла найти ничего утешительного. Наконец она сказала:
- Если он останется жив, то станет хорошим королем, но я думаю, что он будет христианским королем.
На миг ей показалось, будто все вокруг смолкло, словно даже сами воды Озера и шепчущийся тростник стихли, чтоб послушать, что она скажет.
- Если Галахад вернется живым из поисков - или откажется от них, - он будет править, руководствуясь указаниями священников. А значит, во всей стране останется лишь один бог и лишь одна вера.
- А так ли это плохо, Моргейна? - тихо спросил Ланселет. - Бог христиан несет этой земле духовное возрождение - и что тогда особенно дурного в том, что род людской позабудет наши таинства?
- Люди не забудут таинства, - возразила Моргейна, - люди просто сочтут их слишком трудными. Им хочется иметь такого бога, который будет заботиться о них, но не станет требовать, чтоб они тяжким трудом добивались просветления, который примет их такими, какие они есть, со всеми их грехами, и простит эти грехи, если они раскаются. Это невозможно, и никогда не станет возможным, но, вероятно, людям, не познавшим просветления, просто не под силу вынести иное представление о богах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
