Одобрительный возглас вырвался из груды Андроника. Он схватил запястья бывшей своей возлюбленной, с воодушевлением крепко сжал и сказал:
- Душенька, спасибо!
Чаргобай ничего не выразил, про себя же подумал: «Это ненадолго. Он её действительно скоро бросит. И тогда мы отправимся с ней на Русь. Я свалю династию Осмомысла, чтобы самому сесть на галицкий трон!»
А зато Янка, не перенеся глупости подруги, встала и пошла к выходу. Ни к кому конкретно не обращаясь, бросила с досады:
- Мир сошёл с ума!.. Вразуми ея, Господи! И не дай погибнуть!
4
Пафлагония - это часть современной Турции, побережье Чёрного моря от Эрегли (а по-гречески - Ираклии) до Синопа. И едва ли не всю её территорию занимают Понтийские горы, высота которых достигает четырёх тысяч метров. Климат жаркий, а осадков до обидного мало. Жизнь - не сахар, короче. А особенно - в XII веке, без горячей воды в водопроводе, кондиционеров и шоссейных дорог.
Городок Эней, бывший когда-то крепостью, взятой с ходу Александром Македонским на его пути в Индию, прилепился к берегу горной речки, неширокой, но бурной, с обжигающе холодной водой, вечно вспененной на неровных бурых камнях. Древние городские стены, кое-где разрушенные и поросшие деревцами, представляли невесёлое зрелище, создавая образ одичания и убогости. Гарнизон насчитывал четыреста человек. Комендант города олицетворял собой основную византийскую власть в радиусе нескольких сотен вёрст. До ближайшего крупного Черноморского порта - Амастриды - надо было ехать несколько дней верхом.
Появление в Энее ссыльного Комнина потрясло до основания местное общество. Не Андроник ходил на поклон к коменданту, а семейство коменданта почитало за честь посещать пристанище императорского родича, говорить о погоде и о политике, угощаться вином и тушёной свининой с лигурийской капустой, - благо, им идти было близко, через сад, где опальной августейшей особе выделили небольшой домик. Все считали, что Настя - его супруга, а Берладников сын - их телохранитель. Но когда настоятель местной церкви, нарушая тайну исповеди, сообщил коменданту полученные им от внучки Чарга сведения - что она вовсе не жена, а наложница, - тот вначале был весьма шокирован и отказывался поверить, а потом решил, что, должно быть, в столице так принято, нравы там иные, а порфирородным виднее, как жить. И с кем.
Обживались медленно. Настя, продолжая внутренне сомневаться, правильный ли выбор она совершила, огорчалась по пустякам, раздражалась, плакала. То её выводила из себя слишком острая местная еда, то бегущий по ложу скорпион, то гортанный выговор смуглых пафлагонцев. Наконец она начала ревновать Андроника к дочке коменданта - рыхлой семнадцатилетней девице, у которой таз был примерно вдвое шире плеч. И хотя в свои двадцать девять Настя оставалась такой же красавицей - стройной, моложавой и нещадно выдёргивала возникавшие то и дело белые волоски, юная соперница очень волновала её, вплоть до неприличия, безобразных сцен, устраиваемых любовнику. И однажды на исповеди призналась:
- Батюшка, грешна.
- В чём же, дочь моя?
- Пожелала смерти Гликерии, дочери Хрисанфа. Но потом одумалась и молила Господа о прощении.
- А за что же ты не взлюбила ея?
Были на обеде у коменданта, и Андроник обменивался с нею тайными намёками.
- Да неужто? Какими?
- Говорил, что она похожа на языческую богиню Кибелу, плодородную и животворящую, и пророчил ей выводок детей.
- Да ведь он шутил, полагаю.
- Да, теперь я тоже так думаю. Но тогда не смогла сдержаться и послала Гликерии мысленные проклятия.
- Нынче перед сном десять раз прочти «Отче наш», и тебе полегчает.
- Непременно, батюшка.
Тем бы это нелепое откровение Настеньки и кончилось, и забылось навсегда, если бы у дочери коменданта не возникла жесточайшая лихорадка. Поп, в очередной раз нарушив тайну исповеди, рассказал Хрисанфу о былом признании иноземки - как она желала девушке зла. И по мере ухудшения состояния заболевшей подозрения в Настенькином сглазе только возрастали.
Как-то раз Андроник, появившись дома в сильном подпитии, сел напротив своей наложницы и сказал:
- Коли ты не снимешь порчи с этой заболевшей и она умрёт, то энейцы схватят тебя и сожгут заживо как ведьму.
У неё от ужаса пробежали мурашки вдоль спины. Губы прошептали чуть слышно:
- Ты меня пугаешь.
- Говорю, что знаю. Комендант вне себя. И священник на его стороне. Стоит им обратиться к пастве, возбудить толпу, и тебя никто уже не сможет спасти.
- Что мне делать, ответь? Я ведь ворожу редко, не умею, не обучалась. Кое-что помню из приёмов Арепы… И клянусь, что не насылала напасть на хворую, просто совпадение!
- Разбираться поздно, время дорого. Чародействуй, как можешь.
- Мне не удалось и родную-то дочь спасти, а с Гликерьей и подавно ничего не получится.
- Начинай, не медли.
Настя запёрлась в комнате без окон и, поставив на столик блюдо с водой, разместила по его окружности шесть Церковных свечек. Запалила их фитильки, положила в воду золотое кольцо с тем расчётом, чтобы отражения всех шести огоньков оказались в его центре (а она смотрела, стоя на табурете). Находясь как бы в фокусе заповедного пламени, начала читать заклинания, заговаривать блюдо-чару, колдовать, волхвовать. И в какой-то момент в отблесках на воде проступили черты седовласого Чарга. Он проговорил:
- Помогу тебе… исцелю недужную… Но не ворожи боле никогда. А не то сгоришь. - И пропал из виду, точно растворился. Свечки ж на столе стали гаснуть поочерёдно.
Бледная как призрак, половчанка вышла к Андронику протянула чашу с заговорённой водой и произнесла:
- На, пойди в дом к Хрисанфу, пусть Гликерья выпьет.
- Ты считаешь, поможет?
- Будем уповать.
В ту же ночь заболевшая сильно пропотела, жар уменьшился и к утру спал совсем. Через день она встала с постели а неделю спустя вышла подышать свежим воздухом в сад.
Радости родителей не было границ. Но зато комендант со священником и другие энейцы, слышавшие о чуде, совершенно поверили, что Настасья - ведьма.
5
Лето и сентябрь 1172 года миновали спокойно. Зной превозмогали, прячась в самую жару по домам или по садам под деревьями, часто купались в речке и с большим удовольствием пили свежее холодное молоко. А в конце сентября жизнь дала трещину: в комнате Андроника Настенька нашла женскую заколку, явно не свою. Разумеется, сын Ирины отрицал вину и не признавался в измене, но когда она пригрозила, что нашлёт на него ослабление мужской силы, нехотя открылся: мол, случайно у него была близость с молочницей, приносящей к ним в дом продукты каждое утро. Умолял простить, уверяя, что не получил от связи ни малейшего удовольствия и давно раскаялся. Внучка Чарга простила, но замкнулась в себе, погрустнела и подолгу теперь молилась под образами. Тут явился молочник и сообщил, что его жена умерла; перед смертью она поведала ему о грехе с Комнином и о подозрении, что её сглазила русская колдунья. Если же они не хотят огласки, пусть заплатят приличную сумму. Начался скандал с криками и руганью. На подобный тарарам прибежал Чаргобай и попробовал выставить молочника вон; выхватив из-за пояса нож, тот напал на сына Берладника; защищаясь, последний оттолкнул обманутого мужа ногой; падая, несчастный напоролся на штырь железной оградки, окружавшей клумбу, и скончался на месте.
Доложили Хрисанфу. Комендант был весьма раздосадован происшедшим и впервые высказал Андронику недовольство ссылкой порфирородного именно в Эней. Но потом остыл и заметил, что попробует замять инцидент, если Настя и Ростислав их покинут. А иначе будет вынужден передать убийцу судебным властям, равно как и ведьму - властям церковным. Выхода иного никто не видел: внучка и правнук половецкого мага стали собираться в дорогу.
Уезжали вечером, под покровом тьмы, чтобы не мозолить глаза любопытным энейцам. Настя и Андроник обнялись на прощанье. Он сказал:
- Я тебя никогда не забуду. Женщина вздохнула:
- Я тоже. - А потом добавила: - Пусть твоя мечта сбудется. Царствуй справедливо и не обижай подданных. А иначе они тебя свергнут. От любви толпы до ея ненависти - шаг один.
- Ты мне это пророчишь? - улыбнулся он.
- Понимай как знаешь. - Ростислав подсадил её в седло, и уже с коня чародейка бросила: - Будешь в Царе-граде - не забудь про Янку; я люблю подругу и ея детей, в том числе и Зою. Позаботься о них.
- Слово рождённого в Вуколеоне.
Сын Берладника тоже дружески стиснул руку аристократа: