– Если он поймет, что это я…
– Он вернется сюда. Возможно, не так скоро. – Джейсон уже улыбался. – Мне кажется, что случай, когда фюрер едва не взлетел на воздух – а все из-за того, что Шлик гонялся за женщиной-привидением в этой отдаленной альпийской деревушке, – убедил его хотя бы какое-то время строго следовать приказам Берлина.
– Откуда ты знаешь?
– Из достоверных источников. – Журналист посерьезнел. – Если бы был надежный способ вывезти тебя из Германии, я бы уже это сделал. Но граница на замке. Поезда, дороги, порты, контрольно-пропускные пункты – все закрыто. Проще всего было бы выехать через Швейцарию, но даже это…
– Из-за этой публикации жизнь стала опаснее.
Рейчел не могла бы сказать, какие ее охватывают чувства. Раньше она отчаянно хотела уехать, но теперь…
– Надо держать ухо востро! – Джейсон закрыл глаза. – Тиски сжимаются. Помнишь, я рассказывал тебе о своем друге Дитрихе?
– О Бонхёффере! – Рейчел вспомнила книгу, которую ей передал курат, книгу, которую она пролистала и отложила в сторону, пока работала над пьесой.
– Гестапо закрыло его школу в Зигурдшофе. Ему запретили учить тех, кто принимает духовный сан.
– Но почему? Он же не военный, не так ли?
– Потому что он учит верности Христу, потому что он призывает людей жить так, как жил Иисус, призывает их думать самостоятельно, а не слепо следовать тому, что диктует рейх.
– Ты именно так и живешь, помогая курату, евреям? Доставая поддельные документы?
Джейсон кивнул.
– Мы при малейшей возможности помогаем людям выскользнуть из Германии. Но чем дальше, тем это становится труднее.
– Это почти так же опасно, как участие в покушении на убийство Гитлера. По-моему, писать о том, что на самом деле происходит, – уже достаточно рискованно. Даже для вас, мистер Сенсация.
– Я что-то уже не очень хочу быть мистером Сенсацией.
Под пристальным взглядом Джейсона Рейчел заерзала.
– Я встретил одного человека…
Она откинулась на спинку стула с таким чувством, как будто ее ударили под дых.
– Я хочу сказать, что встретил человека, который показал мне то, чего я раньше не знал – о себе, о жизни, о мире в целом.
– Она блондинка? Голубоглазая? Арийка с длинными ногами? – Рейчел не смогла сдержать сарказм.
Его губы изогнулись в кривобокой улыбке.
– Такое впечатление, что ты ревнуешь. Все не так. – Джейсон наклонился к ней, взял ее за руки. – Что ты знаешь об Иисусе Христе?
Рейчел отпрянула.
– Теперь ты решил стать священником? Где настоящий Джейсон Янг? Что вы с ним сделали?
– Я изменился… Раньше я даже представить себе не мог ничего подобного.
– Ты и раньше был неплох, – пошутила девушка. – Не уверена, что хочу, чтобы ты менялся.
– Слишком поздно. – Джейсон впился в нее взглядом. – Ты прочла книгу, которую я тебе прислал?
– Nachfolge? Я начала, но…
– Ее написал Дитрих. Прочти ее – в свете того, что ты узнала о евгенике здесь и дома, того, что тебе известно об экспериментах над людьми и эвтаназии, в свете всего, что тебе известно о Гитлере, нацистах и этой войне.
Рейчел вздохнула.
– Эту книгу не назовешь увлекательным английским романом.
– Она гораздо лучше. Она изменит твое сознание.
– Отец перевернется в гробу. Я сижу в деревушке, где ставят «Страсти Христовы», и разучиваю церковные пьесы. – Она покачала головой, понимая, что книгу все же придется прочесть. – Он всегда уверял, что христианство – это удел…
– Слабых, – закончил за нее Джейсон. – Именно так уверяют и нацисты. Только теперь они пытаются поменять Иисуса на Гитлера в качестве спасителя мира. У Гитлера все зиждется на языческих обрядах, крови, грязи и национализме. Омерзительная смесь.
– Я слышу, что говорят родители детей из моего класса, когда забирают их после уроков. Они называют себя народом «Страстей Христовых», рассказывают, как «Страсти» правят их жизнью. А потом я узнаю́ от Лии, что неожиданно этот или тот человек превращается в осведомителя, стучит на своих соседей или, хуже того, – родственников… ради привилегий, денег, продуктовых карточек или просто в угоду нацистам. Вижу детей, которые копируют поведение взрослых: кричат, что евреи убийцы Христа, что они заслуживают то, что имеют. Похоже, их Церковь никак не влияет на отношения детей между собой и на то, как они обращаются с евреями.
– Я тоже это вижу. Люди не осознают, насколько Гитлер изменил их культуру, их образ мыслей; что он делает именно то, что пообещал сделать в своей книге Mein Kampf. – Джейсон потер затылок. – Фюрер истребляет больных и бедных – людей, за которых умер Христос. Для того чтобы достигнуть мирового господства, он решительно настроен стереть с лица земли евреев, избранный Богом народ. Тот народ, которому Он доверил слово Божье. Нацисты обрубают руку Христу и даже не замечают этого.
– Да, не замечают, – согласилась Рейчел, не зная, что и думать.
– Многим неизвестно, а многим наплевать, что произойдет с теми, кого выселяют за пределы Германии.
– Эти проблемы их не касаются… Они даже не считают это проблемами.
– И это лишь начало, – предупредил Джейсон. – У меня такое чувство, что мы видели только цветочки.
50
Джейсон сидел в редакции, читал последние новости: о вторжении Германии в Норвегию и Данию, сопровождаемом заявлением о том, что долг Германии – защитить «свободу и независимость» этих стран от союзников. Гитлер сразу предостерег, что «всякое сопротивление будет сломлено вооруженными силами Германии всеми возможными способами, что в свою очередь лишь приведет к совершенно бессмысленному кровопролитию».
Янг натянул шляпу и окунулся в прохладное весеннее утро. Он сомневался, что изумленные норвежцы и датчане воспринимают вторжение Гитлера в таком радужном свете, не говоря уже о журналистах, которых на рассвете вытащили с постелей и заперли в гостинице «Кайзерхоф», пока их страны «защищали».
Шведы были слишком напуганы, чтобы прийти на помощь своим скандинавским собратьям, – Джейсон был уверен, что они не раз пожалели об этом решении. Но позже по Би-би-си он услышал выступление Уинстона Черчилля из палаты общин – о том, что Гитлер «совершил серьезную стратегическую ошибку», что британские военно-морские силы теперь высадятся на норвежский берег и потопят все корабли в проливах Скагеррак и Каттегат. Джейсон молился, чтобы Британия выполнила свою угрозу. В противном случае кто или что сможет остановить Гитлера от планомерного захвата всего мира?
Но прямо перед еврейской Пасхой британские и норвежские войска были выбиты из городка Лиллехаммер и Гитлер в очередной раз праздновал победу.
* * *
С Пасхи прошел почти месяц. Рейчел знала, что курат Бауэр побирался и выменивал все, что мог, чтобы устроить праздник для евреев, которые прячутся, – для тех, кто признает Иисуса своим Мессией, и для тех, кто не признает.
Как только задернули светомаскировочные занавески, Рейчел, бабушка и Ривка принесли на чердак салфетки, тарелки, чашки и свечи, еду и вино, необходимое для ритуального иудейского ужина. Лия помогла хромающему Фридриху подняться по ступенькам на чердак. Девочки расстелили на полу по кругу тюфяки и подушки. Амели с широко открытыми глазами радовалась импровизированному пикнику и с удовольствием бросалась помогать. В центре Ривка поставила две свечи.
– Нет ни ягненка, ни яиц, но у нас есть хрен и маца. А еще благодаря курату Бауэру у нас есть вино. – Бабушка подняла графин.
– Этого достаточно? – спросила Рейчел у Ривки, видя печальное лицо девушки.
– Все чудесно. – Ривку душили слезы. – Просто…
– Первая Пасха без родителей? – спросила Хильда.
Ривка кивнула, не в силах больше сдерживать слезы. У бабушки были заняты руки, а Ривка отчаянно нуждалась в плече, на котором можно было бы поплакать. Рейчел неловко заключила девочку в объятия, позволяя ей выплакаться. Амели гладила Ривку по ноге, а Рейчел в ответ гладила малышку по голове.
Рейчел не понимала, как люди, особенно те, что называют себя христианами, учениками Иисуса, о котором писал Бонхёффер, могли стоять в стороне и наблюдать, как среди ночи увозят их соседей.
Курат Бауэр покачал головой, когда Рейчел попросила у него объяснений.
– Разве существует объяснение слепоте, ненависти? Грехам? Я не знаю ответа. Мне известно лишь одно средство, это – великая любовь Христа, как показано в «Страстях».
Рейчел размышляла об этом, обнимая Ривку – Ривку, которая потеряла семью и думала, что весь мир сошел с ума.
Ривка отстранилась, вытерла слезы. Рейчел прижала к себе Амели, когда импровизированная семья устроилась на подушках и тюфяках, собравшись вокруг небольшой тарелки с иудейским ужином, которую Ривка поставила на пол. Девочка положила три кусочка мацы, накрыла их большой белой льняной салфеткой, которую принесла бабушка. Потом посмотрела на собравшихся. В ее глазах до сих пор блестели слезы.
