— Выпьем чаю! — решил сегун.
Чайная церемония позволяет отпустить лишние эмоции и часто посмотреть на проблемы с других сторон, которые невозможно рассмотреть во время бушующих страстей.
Тридцать минут мысли роились в голове сегуна, он так и не пришел к решению, скорее не хотел его озвучивать.
— Правитель, нужно решение, — сказал Окицугу, не затрагивающий проблемы по время чайной церемонии.
— Есть вероятность того, что мы сможем победить в войне? — спросил сегун.
— Нет! — спокойно ответил родзю.
— Ну так что же еще от меня требуется? — чайная церемония не успокоила бушующие эмоции и Иэхару Токугава почти кричал, пусть на его лице и не было проявлений страстей.
— Я предлагаю тебе, правитель, оставаться господином над всеми людьми страны Ниппона, — сказал Окицугу и сделал паузу, окончательно принимая решение.
— Отчего ты не продолжаешь говорить? — спросил сегун.
— Правитель, тебе нужно взять другую жену. Меняются времена, меняются люди, одно неизбежно — это священное благословение богини Аматерасу. Семья императора священна… — вот теперь пауза была сделана главой правительства в нужном месте.
— Я люблю свою жену Рэнко-ин, но я любил и предыдущую жену Томоко-дзе. Ниппон я люблю более всего, — впервые за последние дни на хмуром лице сегуна промелькнула улыбка. — А человек ли ты? Может в моего родзю вселился хитрый демон? Я возьму в жены императрицу Го-Сакурамати, ты скажешь, что это одно из условий русских, чтобы объединить сакральную власть со светской. Ее сын малолетний и я стану при нем регентом, отодвигая Го-Сакурамати. А после ты решишь проблему и сына. И не смотри на меня так! Сын императрицы еще не священен, он может умереть. А ты останешься родзю.
— Так о чем мне говорить с русскими? — спросил Окицугу.
— Решай сам, — отмахнулся Иэхару.
Окицугу тяжело вздохнул все-таки ему принимать самое сложное решение. Но ничего, уже ничего, теперь он стал еще ближе к власти.
На удивление главы японского правительства, русские не стали выдвигать слишком унизительных или вовсе неисполнимых требований. Им была нужна торговля. Причем, именно русские могли решить одну из самых актуальных проблем Японии — дешевый рис.
Казалось бы, в чем проблема, если в достатке еда? Особенно в то время, как рыболовство и любые морские промыслы становятся все более опасными. А в том, что при сытом народе государство почти не получает налогов. Тут нужно было бы значительно повысить цены, путем обложения налогом выращивание риса, но, если русские начнут его покупать, то серебро или нужные товары, как и технологии, будут оседать в Японии.
* * *
Окрестности Еревана
19 ноября 1762 года
Василий Петрович Капнист, как только смог подыматься, сразу же перенаправил на себя управление войсками. Тогда, от некогда казавшейся сильной и монолитной армии, которой гордился генерал-аншеф Капнист, остались лишь отдельные полки или отряды.
Все сражались смело, самоотверженно, не давали персам хозяйничать в Закавказье. Каждый город, каждая деревня превращались в укреплённый район. Горы стреляли, камни у рек и озер скрывали одиноких стрелков. Но этого всего не хватало, чтобы остановить врага.
Ереван полностью не успели эвакуировать и тогда этот армянский город прочувствовал, что такое война, та, которой тут еще не знали, или знали, но успели забыть. Каждый дом стрелял, каждый переулок был забаррикадирован, некоторые дома были разрушены для осуществления лучшей обороны. Две с половиной тысячи воинов русских, и не только, если брать в расчет этническую составляющую, две недели они сдерживали натиск персов и англичан. Неприятель не ожидал такого сопротивления и был сперва ошеломлен.
После, прежде всего англичане выработали тактику и уже более уверенно брали дом за домом, пока четырем сотням защитников Еревана не пришлось отступить. В Ереване погиб генерал-поручик Матвей Андреевич Толстой.
Бывает ли излишний героизм? Как героизм вообще может быть излишним, если Герой — это константа? Вот самоубийственная атака Бредаля, -что это? Героизм? Спорный момент, а если есть некое сомнение, то уже не герой. В случае с Толстым можно было бы сказать об излишним героизме. Он был везде, подбадривал солдат, демонстративно стоял в полный рост, когда английские орудия ровняли город с землей. Может быть так было нужно? Здесь в этом месте, необходимо показывать, что имеешь право быть на Кавказе хозяином. Всего лишь секундное малодушие, — и ты уже не хищник, ты жертва.
Толстой погиб, но Капнист вернулся в строй. Частично вернулся, он не мог, как прежде залихватски оттолкнуться от земли и взлететь в седло во время начала движения лошади.
— Господин командующий, — в шатер к Капнисту зашел адъютант.
— Да, заходите, Леонтий Григорьевич, — с кряхтением говорил генерал-аншеф. — Вот опять разболелось все, что могло болеть. Когда вы скажете причину того, почему не отправились инспектировать Первый Московский полк ладнмилиции, но остались подле меня, — вызовете медикуса.
Капнист, понимая, что еще должен изрядно поработать, пожелал получить обезболивание. Так-то боль терпеть можно, но мысли постоянно скатываются к болевым ощущениям, не позволяя сконцентрироваться на главном. А главное было то, что нужно весьма незначительными силами в одиннадцать тысяч человек как-то, но необходимо сдержать атаку англо-персидских сил на Тифлис. Именно на этот город нацелился враг. Мало того, только четыре месяца назад скончался Теймураз, имевший большой авторитет среди населения Картли и Кахетии [в РИ скончался так же в 1762 году, но в Петербурге]. И эта смерть сразу же поубавила энтузиазма у грузинских воинов.
Наступила необходимость реорганизации государств Картли и Кахетии. Об этом была договоренность десять лет назад. Нужно создавать генерал-губернаторство во главе с сыном Теймураза Ираклием. И все это в условиях, пусть и не лишенных подвига и стойкости, но все же поражений русской армии. Кавказ любит сильных, а русские показывали, что есть обстоятельства, когда и они могут быть слабее.
И как сделать так, чтобы не впуская противника в Тифлис, о чем весьма настойчиво просил Ираклий Теймуразович, сдержать неприятеля и нанести урон? Одиннадцать тысяч против, чуть ли не пятьдесят тысяч, у противника! Пушки! Вот единственное, что имеется в приемлемом количестве. И сегодня Василий Петрович Капнист пока самолично поработает с картой, отмечая места, выгодные для оборудования укрепленных районов на подступах к Тифлису, мест засад и перекрытия дорог. Каждый укрепрайон должен основываться на пяти-семи пушках, а пехота призвана выступать только лишь для того, чтобы пресекать попытки противника каким-либо образом захватить орудия. И таких укреплённых позиций должно быть не менее сорока. Тут еще и кавалерия, которая, находясь в резерве, должна будет реагировать и помогать союзным войскам на самых сложных участках череды сражений.
Так даже в России никто не воюет. Это крайне сложно и со стороны организации и взаимодействия. Именно поэтому, что наличествует немало рисков, Василий Петрович Капнист и решил все продумать самостоятельно, после себя же перепроверить, потом показать иным офицерам для критики. Генерал-аншеф считал, что вот здесь, под Тифлисом, перенаселенном городе, который принял в том числе и беженцев из Еревана и других поселений, решится участь всего Кавказа.
Капнист знал лишь слухи и обрывочные сведения о ходе противостояния России на иных театрах военных действий. Понял две вещи: везде жарко и даже изнутри есть зачатки серьезных бунтов, как на Юге Урала. Вторая правда — это то, что не следует уповать на помощь, по крайней мере в должном количестве. Было и третье, может, не столь очевидное, но вероятное — турки могут вновь попереть на Карс и иные крепости. Потому уменьшать там гарнизоны никак нельзя.
— Ваше Превосходительство! Василий Петрович! — взывал адъютант к командующему.
