последние сосульки в раструбе водостока, и на соседнем заборе до рези в глазах сияла вымытая стеклянная банка. На окнах террасы висели щиты, поэтому внутри было темно, пахло сыростью пустого, простоявшего зиму дома, и едва угадывались в темноте покрытые старыми газетами диванные подушки, перевернутые ножками вверх стулья и велосипед на спущенных шинах. Было слышно, как по недостроенному верху дома гуляет ветер и задувает в щели.
Они сняли щиты и всюду открыли окна. Терраса зарозовела, в комнаты хлынул свет, зазолотилась пыль на вишневых дверцах полированного буфета, и янтарем засветилась смола в трещинах бревенчатого сруба. Лиза вынесла просушить подушки, стулья и хотела выволочь дубовое отцовское седалище, изготовленное на древнерусский манер, но оно оказалось слишком тяжелым, и Алексей Степанович не велел его трогать. Сам он ушел договариваться с плотниками, достраивавшими верх дачного дома, и с домработницей на лето. Вернулся он вместе с худой длиннорукой женщиной, одетой в выцветший платок, сапоги и зеленое деми с огромными пуговицами, которое по-мужски запахивалось на правую сторону. На голове ее раскачивался султан взлохмаченных волос, медно-красных от хны, а губы были ярко накрашены.
— Вот, Анюта, наш терем. Уборки тут немного: пыль смахнуть, полы подмести. И еще я буду давать деньги, а уж вы, голубушка, варите нам что-нибудь, — перечислял Алексей Степанович обязанности будущей домработницы.
Женщина, заслоняя рот платком, молча кивнула.
— В прошлом году мы платили семьдесят рублей, — сказал он с тем недоумением, которое относилось к любым возможным попыткам запросить большую плату.
— Я согласна, — ответила женщина.
— Будем считать, что договорились. Сегодня вы нам поможете?
Женщина привычно взялась за ведра и, наливая из крана воду, сказала:
— Ко мне будет девочка приходить, дочка моя, вы не против?
Когда новая домработница принялась за уборку, Алексей Степанович открыл ворота и поставил машину у террасы.
— Как тебе эта Анюта? — спросил он Лизу, которая задумалась, продолжать ли ей хлопоты по дому или во всем положиться на домработницу.
— Где ты раздобыл такое чудо?
— По нынешним временам — находка. Кто сейчас согласится пойти в домработницы! К тому же мне ее хвалили. Посмотрим.
— Может быть, ей помочь? А то я как белоручка…
— Справится, ты в лесу погуляй, — сказал Алексей Степанович. — Или лучше навести Колпаковых, передай привет старому ветерану. Спроси, получил он мою открытку? Только переобуйся, дорога еще сырая.
Лиза переобулась в резиновые полусапожки и отправилась к Колпаковым.
С Аленой Колпаковой Лиза дружила уже третий год, но в Москве они жили далеко друг от друга — Алена в центре, у Никитских ворот, а Лиза в новом районе, — поэтому встречались они лишь летом на даче. Лиза не считала Алену лучшей подругой, и это объяснялось даже не их редкими встречами, а тем, что они во всем были разными, поэтому меж ними и не возникало особой близости. Лиза не любила шумных компаний, строго осуждала любую неопрятность в одежде и брезгливо морщилась, видя заплатанные джинсы, немытые шеи и нечесаные волосы. Для Алены это же было родной стихией, у нее вечно собирались ц е н т р о в ы е мальчики и девочки, пели, плясали, заперев бедных родителей на кухне.
В отличие от Лизы, Алена с готовностью признавала ее самой близкой и закадычной подругой. Лиза удивлялась, что, ни разу не позвонив ей за зиму, Алена летом с таким жаром бросалась к ней в объятия, словно они десять лет томились в разлуке. Лиза старалась отвечать тем же, но быстро ловила себя на фальши и чувствовала невольную вину перед подругой, хотя поступала правдивее и честнее ее.
Она и сегодня ждала от Алены порывов пылкой нежности, заверений в любви, и это было заранее неприятно. Кроме того, Колпаковы наверняка стали бы расспрашивать о Феде, и ей пришлось бы краснеть, запутываясь в собственных отговорках.
На соседней линии чернела непролазная грязь, тонули в лужах голые кусты орешника, дачи стояли заколоченные, и Лиза с надеждой подумала: а может быть, Колпаковы в Москве? Она заглянула в ромбовый глазок высокой калитки. За рядами обвязанной проволокой сухой малины мелькали людские фигуры, слышались голоса Марьи Антоновны и ее мужа, а по кирпичной дорожке навстречу Лизе вышагивал старик Колпаков. Он держал под мышкой складной стул и искал, где бы поудобнее пристроиться с газетой.
Лиза толкнула калитку.
— Здравствуйте, Митрофан Гаврилович!
— А, Лизочка! Заходи, заходи! Дай взгляну на тебя! Ну, красавица! Только почему похудела? Учеба замучила или у молодежи мода такая пошла? — по привычке бывших начальников старик говорил громко, словно, разговаривая с Лизой, обращался и к стоявшим за ней слушателям.
— Учеба, — ответила она.
— Ученые нынче в моде, — Митрофану Гавриловичу особенно хотелось высказаться насчет моды. — Школу от института не отличишь. Ко мне пионеры забегают, так ранцы у них словно гирями набиты! Куда ж это годится! По-моему, наука наукой, а главное — голову на плечах иметь. Я вон десятилетку в тридцать лет закончил, а какими делами заправлял! Сам товарищ Серго мне орден вручал…
— Отец рассказывает, вы воспоминания пишете?
— Строчу помаленьку, — Митрофан Гаврилович с неохотой признался в том, что совпадало с предположением Алексея Степановича. — А тебе Алена нужна? — Он стал оглядываться, как бы отыскивая следы исчезнувшей внучки. — Наверное, в лес удрала с друзьями… Да ты у матери ее спроси, она на террасе посуду перемывает.
— Вам от отца привет. Получили его открытку? — спросила Лиза, но старик уже погрузился в чтение и сделал вид, что не расслышал вопроса.
На перекрестке кирпичных дорожек Лиза столкнулась о Марьей Антоновной, которая выносила с террасы вымытую посуду и ставила сохнуть на садовом столе. На ней было платье в белый горошек, которое она любила во времена молодости, а теперь достала откуда-то по случаю уборки: оно было ей коротко и узко, и Марья Антоновна выглядела в нем вызывающе обольстительно, русоволосая, статная, с пышными открытыми руками.
— Марья Антоновна, вы прелесть! — сказала Лиза, помогая ей расставлять чистые тарелки.
— Смех, Лизонька! На старости лет вырядилась! Вон Паша даже отвернулся, не смотрит, — кивнула она в сторону мужа, чинившего приступку перед сарайчиком дачной кухни. — Вы уже на все лето?
— Может быть, на днях переедем…
— А мы вот осваиваемся. Как твоя учеба? — спросила Марья Антоновна, слишком пристально вглядываясь в Лизу, словно ее явно интересовало совсем другое.
— Спасибо, все в порядке. Сессию на пятерки сдала.
Под взглядом Марьи Антоновны Лиза потупливалась и отвечала беглой скороговоркой.
— А моя Аленка еле-еле на тройки. Беда с ней! — Марья Антоновна выдержала паузу и как бы между прочим спросила: — Как Федя?
Лиза вымученно улыбнулась.
— Он давно не звонил…
— Не ссорятся с Леной?
Лиза покраснела,
