Выровнял, и всё равно ударился передней стойкой шасси о палубу. Шасси выдержало, заметно погасив при этом скорость. Второй подскок уже был лёгкий…
Всё! Катился!
Вскинул бинокль, ударил по тормозам, А сзади…
По логике сильно пожечь полётную палубу, скользящий на пробеге, а не зависший на одной точке СВВП не должен был. Будь она покрыта металлическими листами. Палубный настил советского авианосца состоял из деревянного покрытия толщиной 50 миллиметров, пропитанного огнестойким составом, и не рассчитывался на тепловой удар в 800 градусов по Цельсию! Миновав кормовой срез, реактивная машина мигом его с прожарила ж раскалёнными газовыми струями, устроив локальный пожар. Огонь тут же сбивали из брандспойтов струями воды, рассредоточенные вдоль полосы матросы, подняв целые завесы лара вперемешку с клубами дыма.
Як-39, дымя резиной колёс, гасил инерцию пробега. Практически успев затормозиться сам. Завязнув в растянутой в носу корабля аварийной сети самолёт встал., Казалось всё. И можно перевести дух. Рука потянулась отстёгивать ремешки. Как вдруг на приборной панели вспыхнула красная лампочка, сигнализирующие о пожаре в подъёмно-маршевом!
Его снова захлестнуло выбросом адреналина. Сзади не пойми, что творится, застилая то ли дымом, то ли это водяным паром, на остеклении фонаря будто бы отражаются оранжевые всполохи. Горим⁈ На приборной доске мерцающая какофония из огоньков, стрелок и цифр. И «панически кричащая» лампочка: «Пожар»! в мозгу картина: взрыв, огненный клубок вспыхнувшего керосина. Ткнуть ли в кнопку «Авар, сброс фонаря», дёрнув рычаг катапульты… тело уже всё сжалось, предваряя вдавливающую потроха перегрузку.
Так же вдруг аварийная лампочка потухла. Точно потухла! Вздрогнул на стук в фонарь — чья-то почему-то скалящаяся физиономия, машет ладонью, типа: эй, живой⁈ Приехали.
* Руководитель полётов.
* * *
— Вовремя сел.
— Что?
— Говорю, вовремя сел. Погода.
За плотно закупоренными иллюминаторами подвывало, порывами. Остекление кропило дождевыми каплями. Море крылось пенными барашками, пока умеренной качкой, но то ли ещё будет.
— Да, погода. Погода в этот раз играет не на нашей стороне, — Скопин слушал вполуха, отвечал машинально, занятый другими текущими вопросами. События нештатной посадкой на авианосец не ограничивались.
В воздухе в интересах ПЛО все ещё находились патрульные вертолёты. И будут оставаться, насколько ещё позволят метеоусловия. Пока всё внимание приковывал аварийный «Як», одна из «вертушек» отработала по-боевому, потопив подлодку. Акустики ГАС «Орион» «брали» её не уверено, долго сомневаясь — есть там кто или нет, но англичане выдали себя работой радара и по большей части радиопередачей.
Ключ радиста субмарины отбивал недолго, срытый облачностью «Камов», полагаясь на бортовую РЛС, прошёл над точкой, сыпанув с километровой высоты глубинные бомбы.
Помимо рыскающих на курсе опознанных Митиковым бомбардировщиков Люфтваффе, операторы «Восхода» «вели» ещё одну цель, по всем признакам — тихоходное и низколетящее — самолёт-разведчик. Его долго не трогали («Чапаев» поднять на перехват ничего из своих истребителей не мог), подпустили ближе в зону уверенного поражения зенитной артиллерии и сбили.
— Этот тоже успел что-то передать в эфире? — спросит кэп.
— Да, — пожмёт плечами старпом, как-то не очень волнуясь по этому поводу,
А немцам, можно сказать, и вовсе повезло. Эскадру за обложившими эшелон дождливыми тучами они не нашли, хотя и пролетели всего в пятнадцати километрах стороной. Развернувшись, взяли обратный курс. За ними присматривали, в РЛС, Ракеты Скопин пожалел.
То, что один из Ме-110, подвергшийся обстрелу во время миссии, до берега не долетел, было зафиксировано в боевом журнале пунктуальных немцев пропавшим без вести экипажем.
Наконец, отправленный на «Чапаев» техперсонал определился с причиной отказа на самолёте ПД-1. Старший ремонтной группы вышел на связь прямо из «вертушки», доложить. Кэп, выхватит трубку радиостанции, лично переговорив.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Когда закончите? Ага, нормуль. Проблем не будет?..
Из всех объяснении, если убрать специфику терминологий, поняв главное: двигатель цел, перебито управление режимами, из-за чего автоматика выдавала запрет на запуск. Самое свинство было в том, что перебито по факту одной и в некотором роде случайной (шальной) пулей. Пулю выковыряли, установив: не 12-дюймовая, значит не с «Уайлдкета». А опытные «местные» быстро определили калибр 7,92-мм немецкого MG-17. To бишь, не дуркани Митиков со своей импульсивной атакой, ничего бы не случилось.
— Значит, так, штурмовик привести в порядок, в боевое состояние. Керосин? Да хоть с «вертушки» сливайте. Самолёт должен быть исправен и готов к взлёту в любой момент. На непредвиденный случай. Любой! Влепят в «Чапай» торпеду и что — всё на дно прахом? И вообще, сдавать технику следует в лётно-годном состоянии. Что непонятного я говорю? — продолжая выговаривать в трубку, кэп уже непонятно к кому обращался, перевёл взгляд на недоуменное лицо старшего помощника, — а вы что думали? Прибудем в базу, пройдём «таможню» НКВД и, может чуть погодя, но нас обязательно начнут трясти на всё наше движимое и недвижимое. В первую очередь на Большую землю в КБ Камова поедут вертолёты, полагаю, обойдутся парой-тройкой единиц. Но единственный СВВП — обязательно. Вместе с техперсоналом и лётчиком. К Яковлеву, То-то парень будет рад. А потом приедет научный десант, и начнёт ковырять всю нашу электронную начинку, высокоточное оружие, и вместе с нашими спецами тоже увезут.
Взгляд кэпа слегка поплыл, и Геннадьича буквально макнуло в воспоминания минувшего: жаркая Камрань, где прямо в бухте на стоянке флота начали «раздевать» тяжёлый атомный ракетный крейсер «Пётр Великий», затем Владивостокский рейд…
Всё как будто из другой жизни. И всё повторялось. И не поспоришь в праве и необходимости государственной машины функционировать так и никак иначе. А люди, люди лишь нужные делу винтики.
— А я ещё удивился, как так Левченко без проволочек дал добро на «Чапаев», невзирая на порчу палубы, — осторожно заметил вахтенный капитан-лейтенант из БЧ-3.
До кого-то из здесь присутствующих на ходовом мостике, по всей видимости, только начинало доходить, как оно будет.
— А куда ему деваться. Стояли бы с Осадченко по стойке смирно на ковре перед Хозяином, а тот: «…а всё ли ви сдэлали таварищи для таво, чтоби сохранить для советской авиапромышленности столь ценный летательный аппарат»?
А? Как вам версия? Так что, соображает вице-адмирал. Или кто-то из его штаба. Потому что головняка у него сейчас выше крыши: дотащить домой символ-линкор, чай не абы что — «Советский Союз».
* * *
В Москве, тем ответственным товарищам, кому положено было быть в теме, боевой поход Эскадры Открытого океана признанно виделся практически завершённым. Главный среди всех товарищ Сталин опирался на полученные ранее доклады. По флотской теме он упомянет как бы скользь, но по части удовлетворённо: «англичане, конечно, теперь надолго запомнят наших»… — Верховного Главнокомандующего на данный момент больше занимали дела на сухопутном фронте, где всё тоже складывалось для советской стороны относительно благоприятно. Ему докладывали: военное руководство союзной коалиции оказалось в тупике, их войска к каким-то экспансивным действиям, в соизмеримом по их понятиям балансе затрат и несомых при этом потерь, уже были неспособны. Ожидалось сведение всего конфликта в переговорно-политическую сферу.
Адмирал Кузнецов обладал более полной и действительно последней информацией <сс моря'. Левченко обязательно информировал штаб Северного флота о серьёзном повреждении линкора и выходе из ранее рассчитанного графика движения. Как и о том, что британская эскадра, а точней целое соединение по-прежнему представляет угрозу.
Перед наркомом флота лежала радиотелеграмма от вице-адмирала: «… более десятка вымпелов, включая крупные корабли линейного класса, продолжают преследовать…», как и полученная информация — противовесом — от косвенных источников по каналам разведки о том, что британцы вынуждены сворачивать операцию в Баренцевом море из-за испытываемых трудностей с топливом.
