Степняк достал. Всех, кто удерживал решетку на весу.
Решетка рухнула. Придавила, припечатала руки, что не успели втянуться обратно и до которых не дотянулись еще мечи Всеволода.
Переломила серебрёное татарское копье.
Наконечник с крюком-серпом остался снаружи. Но Всеволод взял за него немалую плату. Клинки воеводы в два маха срубили прижатые решеткой извивающиеся, судорожно хватающие воздух конечности. Все. До единой.
Тагарин тем временем ловко откатился в сторону, вскочил на ноги. Схватил саблю, готовый к продолжению боя.
Правильно. Бой-то продолжался. Новая волна упырей напирала на упавших, возившихся под решетчатой преградой, визжащих и воющих собратьев. Раненых и покалеченных безжалостно топтали, давили... Нечисть, занявшая их место, тянулась к решетке. И за решетку.
Опять ведь поднимут! Отворят! Нет, допустить того нельзя! Нельзя вообще подпускать тварей так близко. И раз уж не дано людям длинных рук и раз не хватает длины клинка, чтоб оттеснить кровопийц, помогут...
– Копья сюда! – скомандовал Всеволод. – Копейщики, вперед! Остальные – с дороги!
Предводитель кочевников понял его замысел сразу – степняк тоже выкрикнул краткую команду на своем гортанном наречии.
Русские и татарские копья ударили единой колючей стеной.
Через решетку прямо и ударили. Осиновые древка – у дружинников Всеволода. Обитые серебряными гвоздиками, оплетенные серебряной проволокой, охваченные серебряными кольцами ратовища степняков.
И на каждом – острое посеребрённое жало.
Наконечники, вынырнувшие из-за прутьев, сразили первый ряд упырей.
Потом – второй.
Потом...
Потом кровопийцы, что перли сзади, сами насаживали на копейные острия передних. Насаживали, чтобы мгновение спустя напороться самим. На сталь с серебром, выходящую из чужих спин.
И не было уже у темных тварей ни малейшей возможности спастись в давке, что царила под низкой тесной аркой. Копья тонули в сплошном воющем месиве бледных податливых тел. Копья могли входить еще глубже, дальше, нанизывая новые и новые жертвы. Но...
Сухой треск. Под тяжестью бьющихся на древке упырей сломалось одно копье.
Отчаянная брань... Выпало, выскользнуло, нырнуло за решетку у кого-то из рук другое.
Предсмертный крик – громкий, пронзительный. Это подошедшего слишком близко татарского воина поймала, подцепила когтистая лапа издыхающей твари.
– Хватит! – заорал Всеволод. – Назад! Копейщики, на-зад!
Рядом дико кричал, размахивая саблей, татарин с обрывком лисьего хвоста на шеломе.
Воины отошли, сбрасывая, стряхивая с копий корчащихся тварей. Словно комья грязи – ожившие, многорукие и многоногие.
Перевели дух.
Но передышка была недолгой.
Павшие твари вновь исчезли под новой волной штурмующих. Затаптываемые, раздавливаемые.
– Еще раз! – приказал Всеволод. – Навались!
Махнул рукой на решетку – чтоб татары поняли тоже.
Поняли.
Копейщики ударили снова. Ладно, дружно.
И снова сталь с серебром, выкованная людьми, беспрепятственно входила в незащищенную плоть нелюдей. И снова прущая напролом нечисть сама напарывалась на копья.
И черные потоки разливались под решеткой.
Кто-то из упырей с отчаянным рыком пытался ударом когтистой руки-лапы переломить осиновое или посеребренное древко, прежде чем то вгонит в бледную грудь порцию гибельного белого металла. Кому-то это удавалось.
Кто-то старался увернуться от смертоносных жал, протиснуться между и напасть сам. Кому-то удавалось и это.
Везло, правда, единицам. Но уж если везло, падали копейщики. И в бой вступали мечники. Клинки рубили взломавшие строй когти, пальцы, руки...
– На-зад! – едва не надорвался от крика Всеволод.
Они отошли опять, оставив по ту сторону решетки груду слабо копошащихся белесых тел нелюди. И по эту – еще с полдесятка растерзанных человеческих тел. И хлюпающую черную жижу. С редкими красными пятнами.
А потом – сызнова.
Вперед.
И назад.
Теряя копья. Теряя людей.
Но и гора избитой, изрезанной, истыканной нечисти росла за решеткой. Быстро росла. Так быстро, что обращать копья уже приходилось не параллельно земле, а вверх. И выше, выше... Ибо все выше и выше становился завал.
Сверху, из-за решетки, текло и лилось. Целые ручьи, реки... В лицо прямо. И сами копейщики, и их копья уже целиком измазаны в липком, темном, маслянистом. И древка скользят в руках как живые гады.
Зато теперь решетку не поднять. Теперь снаружи до решетки вообще не добраться. Теперь с той стороны она завалена телами под самый арочный свод. Воротная арка забита, замурована, закупорена. Плотно, надежно. Мертвые и издыхающие кровопийцы оказались преградой для живых, все еще напирающих сзади.
Глава 45
Поздно, слишком поздно упыри смирились с тем, что через ворота им не прорваться. А на полноценный штурм стен сил у нечисти не оставалось.
И все-таки они лезли. Снова. Наверх, на стены. Начисто утратив инстинкт самосохранения. Не внимая голосу разума. Хотя был ли он у них вообще – разум – у этих кошмарных тварей темного обиталища?
Вряд ли. Был бы – не полезли.
Потому что ряды защитников крепости пополнились татарскими всадниками. Потому что перебиты уже под внутренними городскими вратами все до единой твари, что наседали с тыла – из тесных улиц Сибиу. Потому что упыри, атакующие из-за рва, больше не кажутся бесчисленной и несметной армией.
Да, видимо, в атаку нечисть вел не разум, а жажда, что сильнее страха смерти. Недоступная пониманию человеку жажда, утолить которую способна лишь человеческая кровь. Пожалуй, единственное, что могло бы сейчас остановить и обратить упырей в бегство, – солнце, встающее над горизонтом. Но до рассвета еще далеко и...
И страшен враг, не ведающий страха!
Яростный бой вспыхнул с новой силой. А закончился лишь со смертью последнего упыря. Срубленного и сброшенного со стены.
– Победили? А? – Десятник Федор стирал с окладистой бороды темные потеки, изумленно смотрел вниз и, судя по вопросительной интонации, сам себе не верил. – Ведь победили? Отбили воинство нечестивое?
Именно Федору довелось нанести последний удар в этой битве.
– Похоже, – осторожно проронил Всеволод, – победили.
– Я бы не был столь самонадеян, урус, – прозвучал за спиной низкий хриплый голос.
Всеволод обернулся. Сзади стоял предводитель татарского отряда. Сабля – в ножнах. Вместо добротного панциря с серебрёными пластинами – ошметки. Шелом оцарапан. Лисий хвост – сорван.
– Что так? – нахмурился Всеволод. – Чего опасаешься? Твари-то вон, все перебиты.
– Не все. Всех их за одну ночь не перебьешь...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
