Троицы Н. М. Мишин, друживший с о. Дорофеем в конце 50-х и помогавший ему, уверенно говорил автору этих строк о том, что на фронте Дмитрий Смирнов был командиром разведчиков, лично притаскивал в расположение своей части «языков» и закончил войну в звании подполковника, кавалером многих наград. А обет посвятить себя Богу дал во время тяжелейшей операции, когда погибли почти все из девяти подчиненных ему разведчиков. И данное себе и Богу слово сдержал. Мать, намеревавшаяся женить сына и уже нашедшая ему невесту, упала в обморок, когда увидела вчерашнего офицера в монашеском одеянии… На войне Дмитрий Смирнов дал и еще один обет — поклялся умирающему от ран другу воспитать как своего собственного его сына Виктора. Так или иначе, прошлое у него было боевым, а на память о вой- не остались раны — в живот и ноги.
Был игумен Дорофей знатоком церковного устава, прекрасным проповедником, служил благоговейно, был строг и к себе, и к прихожанам — по воспоминаниям знавших его, в храме при нем «муха не смела пролететь», а тех, кто шушукался во время службы, он без лишних слов ставил на колени, каяться. Человеком о. Дорофей был горячим, вспыльчивым, жестким (его приемный сын Виктор не раз сбегал от него обратно в Петрозаводский детский дом), и общение с ним стало для о. Иоанна хорошими «практическими занятиями» по смирению. Однажды его духовные чада, желая облегчить участь батюшки, даже написали архиерею жалобу на излишне нервного настоятеля, после чего тот обрушил на голову ничего не понимавшего о. Иоанна настоящие громы и молнии. Но, разобравшись в ситуации, просто велел больше не пускать москвичей в село. А о. Иоанн с горечью написал своим: «Я два года любовью и заботой согревал отца Дорофея, а вы по неразумию и своеволию разрушили то, что мне удалось достичь большим душевным трудом». И даже на полгода отлучил Галину Черепанову от общения.
Но до этого было еще далеко. Пока же предстояло обу- страиваться на новом месте. Помещение в храме, где поселились о. Дорофей и о. Иоанн, сохранилось до сих пор. Это две довольно обширные, но очень скромные комнатки с низкими потолками, расположенные на втором этаже, подниматься в них нужно по узкой лесенке. В одной, разгороженной ширмой надвое, спали, в другой трапезничали. Потом жили постоем в сельских домах, а когда был закончен ремонт колокольни, перебрались туда, в обширные, ныне пустующие келии.
А почти сразу же по приезде в Троицу батюшка предпринял большую паломническую поездку в Рождества Пресвятой Богородицы Глинскую пустынь, которая в то время его особенно привлекала. Основанная в XVI веке в селе Сосновка Курской губернии (ныне Сумская область Украины, в 8 километрах от границы с Россией), пустынь уже в XIX столетии славилась на всю страну традициями старчества. В 1922-м пустынь закрыли, воссоздана она была двадцать лет спустя на оккупированной территории. Но прежний благостный дух монастыря был бережно сохранен и умножен старцами ХХ века. В конце 1950-х в Глинской пустыни подвизались такие подвижники благочестия, как схиархимандрит Серафим (Амелин, 1874–1958), схиигумен Андроник (Лукаш, 1889–1974), но наибольшее впечатление на о. Иоанна произвел иеросхимонах Серафим (Романцов), с которым его, скорее всего, познакомил о. Виктор Шиповальников.
Иван Романович Романцов родился 28 июня 1885 года в курской деревне Воронок в крестьянской семье и поступил в Глинскую пустынь послушником в 1910-м, после смерти родителей. В 1914-м был призван в армию, воевал на Первой мировой, был ранен. В 1919-м принял монашеский постриг с именем Ювеналий. После закрытия Глинской пустыни в 1922-м переместился в Драндский Успенский монастырь Сухумской епархии, где четыре года спустя был рукоположен в иеромонаха и принял великую схиму с именем Серафим. Когда закрылась и Драндская обитель, о. Серафим некоторое время жил отшельником в Кавказских горах, а затем перебрался в Казахстан, в окрестности Алма-Аты, где стал сторожем пасеки. В 1930–1934 годах отбыл лагерный срок на строительстве Беломорканала, после чего подпольно жил у своих духовных чад в Киргизии. В 1946–1947 годах служил в Ташкенте, в последние дни 1947-го вернулся в родную Глинскую пустынь и был назначен братским духовником. В 1960-м, уже после знакомства с о. Иоанном, был возведен в сан схиигумена.
Безусловно, это была еще одна живая веха на пути о. Иоанна Крестьянкина — после архиепископа Серафима, о. Георгия Коссова, о. Александра Воскресенского и иеросхимонаха Симеона (Желнина). Батюшка уже видел псково-печерских и валаамских старцев, но именно о. Серафим наиболее полно показал ему, в чем состоит суть старчества — высшего монашеского достижения. Жил он на втором этаже невысокой башни, в крохотной, три на три метра, келийке, где помещались только иконы, кровать, стол, два стула и умывальник. Поднимался в два часа ночи, исполнял келейное правило, неопустительно участвовал в богослужении, а затем занимался своими обязанностями: распределял богомольцев на жительство, исповедовал, отвечал на вопросы. Ночью переписывал для духовных чад отрывки из писаний Святых Отцов и отвечал на бесчисленные письма. И при этом глинский старец всегда был ровным, внимательным, приветливым ко всем, никогда не подчеркивал своего положения, не стеснялся признаться, что чего-то не знает. Мог быть и строгим, но только, что называется, по делу. А в письмах к духовным чадам неизменно подписывался как «Недостойный Серафим».
О. Сергий Правдолюбов, трижды встречавшийся со старцем Серафимом в 1960-х годах, так описал автору этих строк свое впечатление от общения с ним: «Совершенная простота и смирение, неброскость, спокойная тихая речь, всегда ровное и благодатное настроение, тайная постоянная молитва». О. Владимиру Правдолюбову запомнилось немногословие старца: «Отец Иоанн всегда был многоречив, а старец Серафим говорил коротко и решительно: это так, это — вот так». Выше всего о. Серафим ценил смирение. «Всего необходимее для спасения смирение истинное, внутреннее убеждение, что вы хуже и грешнее всех и всего, — писал он, — но это — величайший дар Божий, и приобретается он многими трудами и потами. Тогда человек в душе своей ощущает такое спокойствие, которое никакими человеческими словами неизъяснимо. Ищите денно и нощно этот драгоценный бриллиант. (Далее следует точная цитата из наставлений о. Симеона (Желнина). — В. Б.) Истинно смиренный всех как себя любит, никого даже и мысленно не осудит, всех жалеет, всем желает спастись, видит свою греховную нечистоту и со страхом помышляет, как будет отвечать на суде Божием, но не предается отчаянию или унынию, а твердо уповает на Создателя и Спасителя своего. Истинно смиренный если имеет от Бога какие дарования — молитву, или слезы, пост, то все оное тщательно скрывает, ибо похвала людская, как моль, все изъедает».
Благодать общения с о. Серафимом о. Иоанн бережно увез с собой, на берега Оки. Знал ли он тогда, что пройдут годы, и именно этот спокойный, строгий глинский старец совершит над ним желанный монашеский постриг?.. Может быть, и знал. А пока он
