День тридцать пятый.
— Сегодня ты выглядишь лучше… Ах, кого я обманываю? Не думала, что я когда-нибудь это скажу, тем более мужчине на смертном одре, но… Наверное, я влюбилась. Отец говорил, что я почувствую, что такое любовь сразу, как только это чувство проявит себя. И даже не зная, что это, я всё равно пойму. Он оказался прав. Я поняла. Форст, я поняла…
Глава 27
Сон. Тягучий будто дёготь. И такой же тёмный. Туман в голове, неясные тени, странные голоса… Голос. Один. Девичий. Илла… Темнота, вдруг, отступила. Прекрасная девушка, дочь благородного герцога. Красивая, хоть и взбалмошная девица. Илла… Ещё чуть-чуть и проявится свет. Вновь этот голос. Будто ручеёк журчит. О чём она говорит? Кажется, зовёт кого-то. Меня? Почему меня? Кто я ей? Надо посмотреть, чем она занимается.
Форст приоткрыл глаза и увидел рыдающую Иллу у своего, лежащего тела.
— Почему ты плачешь? — Хотел было спросить арим, но язык его не слушался.
— Потому что я люблю его! — Отозвалась девушка.
Северянин несколько опешил от подобного ответа и не нашёл ничего лучше, чем спросить.
— Кого?
— Форста, кого ещё? Что за глупости! О чём я думаю, его, ведь, уже почти нет…
— Как это нет? Я есть.
— Что? Кто это? — Вскинулась девушка.
— Это же я! — Воскликнул Форст, но своих слов не услышал.
Илла подняла покрасневшее заплаканное от долгих слёз лицо, и увидела открытые глаза Форста, в которых читались и радость, и удивление, и ещё множество чувств.
— Форст! — Бросилась он на шею к возлюбленному. — Форст! Как я рада, ты меня напугал, ты всех напугал! Ты себе не представляешь, как я рада, что ты очнулся! Я сейчас, я позову шаманов, я быстро.
Она выскочила из хижины, распахнув ткань, закрывающую их от взглядов снаружи, и надоедливых насекомых. Повеяло прохладным ветерком. Чистый воздух, свежий, влажный, будто после дождя. Арим смог повернуть голову и увидел сквозь приоткрытый вход зелень вечноцветущих южных растений. Куст прямо сейчас набирал цвет, формируя большие белые бутоны. Ещё два-три дня, и он распустит соцветия, показывая эту красоту своему отцу — солнцу. Мол, вот какие у тебя дети, гордись. И он будет гордиться.
— Пять тысяч иглобрюхих каракатиц, Форст! Ты жив! Я всё равно тебя высеку, как и настаивал сэр Дорн, как бы ты не отнекивался фразами, о том, что ты ещё не выздоровел. — Забежал, срывая занавес, Корвус. — Уберите эти тряпки отсюда, дышать же не чем! Теперь я понимаю, почему ты валялся здесь при смерти.
— Молодой шаман нуждается в солнечном свете. Нужно его вынести под открытое небо. — Послышался старческий голос.
Форста, вместе с настилом, на котором он лежал, вынесли из хижины, подставив его лицо пред око Светлого Отца. Через час Илла его покормила бульоном, потом ещё покормила, и ещё. После четвёртого приёма пищи естественные надобности стали одерживать верх. Его снова перенесли в хижину, и девушка снова его покормила. Он хотел было сказать, что ему нужно по нужде, но получилось что-то не членораздельное. Однако Илла его поняла, и даже отшутилась, что уже убирала за парнем. Форст густо покраснел — это единственное, что он мог сейчас сделать, ибо ни ноги, ни руки его не шевелились. Пришлось зажать свой стыд в тиски и «сходить под себя». Девушка тут же перевернула его на бок, обтёрла, потом другой бок, и накрыла чистой тканью. Арим только удивился, как хрупкая девушка смогла так легко ворочить далеко не самого маленького и не худенького мужчину. Но взглянув на своё тело, он ужаснулся. Ходячий скелет, точнее лежачий.
До вечера она кормила его ещё раз пять или семь, Форст сбился со счёта. Жидкий бульон на отварном мясе. Пару ложек — большего он пока не мог употребить. Она сидела с ним до ночи и разговаривала. Со стороны могло бы показаться, что она говорит сама с собой, сходит с ума от такого потрясения, но это только со стороны. Арим слышал, понимал, но не мог говорить, зато каким-то образом передавал свои мысли сразу в голову Илле, минуя посредников, вроде нераскрывающегося рта или заплетающегося языка. А также слышал её мысли. Они были не похожи на его собственные. Всё время перескакивали с первого на десятое, и не всегда можно было понять, о чём она думает конкретно в данный момент. Но она и не пыталась успокоить творящийся в её голове сумбур, она говорила и говорила, кормила и ухаживала. А потом уснула, сидя перед ложем, закинув руки и голову на тело Форста. Наверняка ему было бы приятно ощущать бархат девичей кожи, вот только его тело не могло ничего ощущать.
На следующий день к нему пришёл Той, с очень долгим рассказом. Он поведал о том, чем кончился Сход. Новое племя Старда влилось в ряды улусов, но молодой шаман племени чуть не умер. Оказывается, всё, что видели Форст и улусы после испитой чаши-братины — суть рукотворная иллюзия. Причём одна на всех. Той очень горевал, рассказывая всё то, что он видел. А под конец, когда его руками был убит брат, подаренным им же мечом, он чуть не плакал. Блэк говорил о том, что шаманы своей магией раскрыли силу каждого через его страхи. Но не учли то, что Форст много сильнее любого другого шамана. В общем, пять из шестнадцати старцев, творящих чары, умерло в тот же день, ещё трое в течение недели. Один к исходу месяца. Остальные себя чувствуют сносно, а некоторые даже повысили свой магический дар, взойдя ещё на одну ступень мастерства в своём Ранге. Форст при этом тоже пострадал, у него нарушилась связь между магическими телами, потому на самой первой физической оболочке отразились подобные проявления. Вылечить улусы его не смогут, лишь сильный маг, сильнее Форста, способен это сделать. Пока арим не приходил в сознание, особого смысла таскать почти мёртвое тело, пусть даже и к сильному магу, не было. Но теперь вполне можно идти по воде в Катарану, столицу большого восточного острова, и там проситься к придворному магу, который точно знает, как лечить подобные повреждения ауры.
Элизабет подняла якорь следующим утром, после того как Форста перенесли на её палубу. Он уже мог вертеть головой и произносить небольшие фразы, улыбаться. Илла видела похожее состояние у своей бабушки, та пережила тяжёлый удар, лекарь говорил что-то про кровь в голове, даже пытался лечить, но магического дара хватило лишь на, чтобы облегчить участь парализованной женщины. Она так и умерла, беспомощно вращая глазами и не издав ни звука. Граф же в отличие от неё, выглядел куда лучше. На второй день плавания, он даже смог шевельнуть рукой. Девушка очень обрадовалась этому, и весь день провела с ним, разговаривая и поддерживая его.
"Бедный парень, — подумал Корвус, — только-только вырвался из цепких лап леди Смерти, и тут же очутился в других острых коготках, леди Селинг". Но Форста сейчас не занимали мысли своего друга, он, если обращал на них внимание, то в последнюю очередь. Первое, точнее, первая о ком он думал — Илла делла Селинг, лишь она могла оторвать его от чтения магической книги. Как только парень смог держать её в руках, он всё время уделял книге, ни сильные волны, ни качка, ни отсутствие масляного светильника, ни назойливые расспросы девушки не могли его остановить. Он искал способ избавления от своей немощи в книге. Он знал, что в этом фолианте содержится общая информация о природе магии и некоторые заклинания для первого и второго курсов Магической Академии, но всё же не терял надежду.
Так прошли те пять дней, что корабли шли в Катарану. Семи— и более разовое питание, чтение, тренировки на износ и медитации. К удивлению всей команды, Форст быстро шёл на поправку. В конце путешествия он уже мог стоять, правда, не без посторонней помощи, но всё же на своих двоих. Он упорно пытался сам выполнять всё то, что положено выполнять обычному человеку. Тихо поругивая недоразвитых шаманов, выродков-работорговцев, уродцев гоблинов, пьяных пиратов и много ещё кого, когда Илла вновь и вновь приходила покормить или переодеть.
"Проклятые друзья его предали, оставили один на один с ней! Изредка заходят и справляются о здоровье, а узнав, тут же убегают по, видите ли, неотложным делам. Илла, конечно, очень хорошая девушка и красивая, но она не должна ухаживать за ним, видеть в Форсте безпомощного юнца, калеку. Нет. Он мужчина, охотник, воин, маг, в конце концов. Если бы за ним ухаживал кто-либо из мужчин, всё было бы гораздо проще, да пусть даже Эрна, из бывших рабынь, но не эта благородная маркиза, дочь герцога. Тем более что он к ней неравнодушен. Он не хочет быть в её памяти обессиленным инвалидом, которого надо мыть, что бы от того не пахло потом и… в общем, не пахло. Друзья называются! Почему они не прогнали её сразу же? Ведь, наверняка знают, как это стыдно…"
