— Я могу идти, господин? — Она не смотрела на него, отводя взгляд в сторону, снова называла господином. И король, сжав зубы, терпеливо спросил:
— Куда ты хочешь идти, Эмми?
— На свое место, господин. — Она замерла в нерешительности и спросила явно через силу. — Или Ваше величество вновь желает разделить со мной ложе?
Он выругался. Чтоб ему золотого не видеть! Это же он тогда сказал ей так про место. Сам забыл, а вот она прекрасно запомнила. Мстит и злит намеренно или правда стала такой послушной?
— Конечно, я желаю. Ты бы знала, как… Но если хочешь, то можешь уйти.
Она быстро поднялась, собирая свои вещи у кровати. И замерла уже посреди комнаты, прижимая платье к обнаженному телу, когда он спросил:
— А если я попрошу остаться?
— Если позволите, Ваше величество…
Она не решилась попросить его, но и так было понятно, могла не продолжать. Раньше не заставить было соблюдать правила, а теперь, когда он не требует этого от неё… Вот зачем ей уходить?! Дракон ревел, внутри поднималась волна ярости. Азар очень старался скрыть раздражение, пришлось отпустить её, чтобы не делать хуже.
— Ты можешь уйти, если хочешь, — повторил.
— Благодарю, господин, — чуть поклонившись, отошла с платьем к самой двери, подальше от него.
И лишь, когда быстро одевшись, и так и не посмотрев на него ни разу, девушка ушла, он задумался. Если он настоял, а она просто не решилась сопротивляться, то, выходит, всё было против её воли? Получается, он снова применил к ней силу, воспользовался своим положением… Пусть и не довел дело до конца, но что она чувствовала, когда он касался её?
И он опять не мог заснуть, все думая о том, как сейчас это все выглядело. Будто позвал девушку из гарема для развлечения. Ни одна не оставалась у него на ночь. Но раньше он сам всех просил уйти, эта же не пожелала остаться с ним… Он бы даже не стал продолжать, если бы она не захотела. Наверное…
А ведь в первый раз не уходила, ластилась, жалась к нему. Это казалось теперь таким приятным, что он снова хотел испытать эти ощущения. Чтобы смотрела с восхищением, а после того, как он возьмёт её, ещё и смущенно. Но все равно бы клала голову на его плечо и целовала его грудь, водила по ней своим маленьким пальчиком… На котором теперь мозоли…
Дракон, поняв, что усилия короля бесполезны, даже хотел сам расшевелить её. Желал обратиться и показать, какой он красивый, сильный, чтобы пара восхитилась им. И перестала бы смотреть сквозь них в пустоту. Он тоже хотел тыкать в неё носом и облизывать всю, потому что (так и быть, сознается) соскучился по её аромату. Он подталкивал Азара к ней изнутри. Злился, что тот перестал её касаться и отпустил. Ведь это так приятно. И ей должно быть. Должно!
Почему она больше не хочет смотреть на него? Они же были добрыми с ней. Может ей всё ещё больно? Но ведь её лечили… А если ей правда больно, то пусть король ещё больше целует её, отвлекая от боли. Пусть веселит, если ей грустно. Пусть делает что угодно, только бы она снова смотрела на них как прежде. И плевать на разорванную связь. Они и так хотели её разорвать, не жалко. Но не собирались же, в самом деле, отказываться от её любви! Они думали, что она продолжит их любить… Ведь это так приятно…
Азар вдруг отчаянно захотел, чтобы снова всё-всё было, как раньше. И не знал, что нужно сделать, чтобы вернуть. Он не мог отмотать время назад и хоть что-то изменить. Но уже голову сломал, как теперь заставить ее вести себя как прежде.
Когда же за ней закрылась дверь, король почти осознал, что опоздал. Что ничего не вернуть.
Но дракон убеждал его в обратном. Человечка одумается, — твердил он.
Обязательно.
Глава 67
Эммили
Сегодняшнее событие доказало ей, что некоторые чувства у неё всё ещё остались. Что она всё же пока живая.
Король позвал её в свою комнату. Спрашивал про других. Наверное, было бы неприятно её трогать после кого-то. Но зачем вообще она ему? Целый гарем красивых, здоровых дракониц. Так зачем сломанная она? Наверное, снова хотел таким образом наказать. Или указать её место. Но ведь она уже всё поняла, стала послушной рабыней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как он хотел.
Когда он прикоснулся, она едва сдержалась, чтобы не отпрянуть. Ведь теперь её касался не любимый мужчина, а чужой господин. И его прикосновения были бы неприятны, если бы она вообще что-то чувствовала. А ещё Эммили уговаривала себя расслабиться и не сопротивляться.
Нельзя.
Она — его имущество. Он может делать с ней что захочет. А если отказать, то её снова будут бить. Наверное опять высекут. А может поставят ещё одно клеймо… Лучше она потерпит. Тем более, пока он не делает больно, просто трогает, гладит, зачем-то пытаясь вызвать её отклик. Зачем? Ведь знает, что она не имеет права оттолкнуть. Быстрее бы он насытился и отпустил её. Но почему-то вдруг остановился и стал просто смотреть.
Ну да. На ней же шрамы.
Много.
Ожог.
И синяки.
Её в начале почти каждый день толкали, пинали, пока не стала послушной. А кожа нежная, не привыкшая к такому, долго не заживает. И на руках её мозоли. Некоторые лопнули. Хорошо, что она почти не чувствует. А вот ему наверняка стало неприятно от неё такой. Вспомнил, что она грязная человечка. И хорошо. Она бы не хотела продолжения с ним. Вообще ни с кем. Но с ним особенно. Вот бы разрешил уйти…
И когда разрешил, она торопливо шла к себе в каморку, иногда оглядываясь, но не поднимая головы. Вдруг он уже отправил стражу за ней, и они снова отведут её в ту жуткую комнату? Чтобы наказать. Она вроде бы не сделала ничего такого сегодня. Только попросила разрешения уйти. Могло это его разозлить? И разве ему нужен повод?
Всю ночь Эммили вздрагивала, слыша малейший шорох. Вдруг пришли за ней? Казалось, кроме страха боли больше чувств у неё не осталось. И воспоминания были такие далекие, ненастоящие, словно не её вовсе.
Но на следующий день он позвал вновь. И конечно она пошла. Сжав кулачки, надеясь, что сегодня он не станет делать то, что вчера. И не станет наказывать. Не будет бить. И не прикажет другим. А ведь он мог. Ещё и не то…
Вот бы не сегодня.
На столе в королевских покоях стояли фрукты и сладости, но она даже не обратила на них внимания. Почти все время смотрела в пол. Хотя когда оказалась здесь в первый раз, именно это и вызывало её восторг. Теперь, отдаленно вспоминая, как запросто и доверчиво вела себя тут раньше, Эммили лишь мысленно морщилась. Понятно, почему он презирал её.
Вопрос прозвучал неожиданно.
— Я могу что-то для тебя сделать?
— Я не понимаю, господин…
На лице короля отразилось раздражение.
— Я просил не называть меня так!
— Прошу прощения, Ваше величество, — её голова склонилась еще ниже. А он снова заговорил тихо, будто извинялся. Перед кем? Перед ней? Нет, это невозможно.
— Эмми, ты чего-то хочешь?
— Нет, Ваше величество. Больше ничего.
Больше ничего…. Да, раньше она хотела. Сколько всего рассказывала своему Азару, когда думала, что они вместе, что она для него истинная, особенная. Любимая… Теперь желаний, и правда, не было. Как не было больше и её Азара.
Спасибо, что король её не бьет. Но если попросить не наказывать больше, он же наверное может рассердиться, и она промолчала.
— Завтра тебе подготовят твою личную комнату, тебе же нравились комнаты на этом этаже, правда?
— Наверное, Ваше величество.
— Подойди, — последовал властный приказ. Вот снова, сейчас начнется…
Она приблизилась и встала рядом, не поднимая головы.
— Смотри мне в глаза, Эмми. Прошу…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Может ему и казалось, что он просил. Но только по факту — опять приказывал. Разве может она не выполнить его "просьбу"? Значит, это приказ.
Она напряженно подняла взгляд, на мгновение показалось, что он может её сейчас ударить. Её часто здесь бьют. А он точно мог бы. Жуткий, страшный, жестокий король. Как она могла считать этого человека (ну ладно, дракона) близким, родным? Как можно было так ошибиться?
