исследовал, сказал, что штатно камушек сидит со времен царя Гороха, не сдвигали его даже, не то чтобы вытаскивали. Ну?
— Что? — вылупил он на меня глаза.
— Брешешь ты, Сёма… Говори правду!
— Андрей Григорьевич? Вы в чем-то меня подозреваете⁈ — голос Кондейкина взвился, выдав «петуха».
— В ночь убийства уважаемой балерины Завьяловой этот кинжал был у тебя, а не у Светлицкого.
— И что?
— А то, что Завьялову пришили орудием с двухлезвийным клинком, кинжалом, то есть, по размерам и параметрам схожим с этим.
Сзади послышались тихие шаги. Их услышал только я. Не стал оборачиваться. Главное, чтобы Сёма их не услышал…
* * *
Конвойный вывел из подвального помещения КПЗ Светлицкого на свет божий. Небритый и немного помятый писатель щурился и недобро косился на меня.
— Сними наручники, — распорядился я, обращаясь к милиционеру.
Сержант расстегнул браслеты на руках Светлицкого.
— Свободен, — сказал я коновоиру и повернулся к писателю. — Извините, Всеволод Харитонович, ошибочка вышла… Не вас надо было задерживать. Надеюсь, вы когда-нибудь нас простите. Вы свободны.
Я произнёс это с улыбкой и протянул руку. Светлицкий чуть помедлил, обдумывая происходящее, и через секунду ответил на рукопожатие.
— А я вам говорил, что никого не убивал, Андрей Григорьевич, а вы мне руки ломать, — пробормотал Светлицкий.
— Давайте не будем вспоминать, — продолжал я улыбаться. — Как говорится, кто старое помянет… Ну сами подумайте, вы же работали в системе… как еще я мог поступить? Все указывало на вас. Еще и походы эти ваши таинственные в город через дом литераторов.
— Я искал Туза, — улыбнулся Светлицкий. — Если бы он за мной следил, то не вычислил бы, что я пытаюсь напасть на его след. Ведь след мой терялся в этом самом доме литераторов.
— Теперь вам не придется его искать, — поспешил я обрадовать Светлицкого. — Туз мертв.
— Не может быть! — ахнул тот. — Вы ликвидировали его? При задержании? Как? Когда?
— При задержании, но не я лично. Скажем так, это сделал человек из нашей команды.
— Вот спасибо! И кем же был этот Туз? Кем? Не томите!
Мы вышли на крыльцо УВД, спустились по ступенькам и продолжили беседу, расположившись на бетонной лавке подальше от посторонних ушей.
— Вы не поверите… — я загадочно прищурился.
— Говорите уже… — Светлицкий загорелся и не мог спокойно сидеть.
Кажется, он даже забыл всю обиду — впрочем, это явно был временный эффект.
— Его фамилия — Рубилин.
— Что⁈ Вы шутите⁈ Это какой-то розыгрыш?
— Отнюдь, — замотал я головой. — Это был жених вашей дочери.
— Нет, нет, нет, — твердил, как заклинание, Светлицкий. — Этого не может быть! Не может быть! Как? Я бы почувствовал! Столько лет я на него охотился. Я бы понял, что монстр совсем рядом! Почуял бы…
— Проблема в том, Всеволод Харитонович, что он не монстр. А хищник. Хитрый, расчетливый хищник, что притворялся овечкой. Весь криминальный город был под ним. Сейчас местные проводят обыски и задержания остальных членов группы. Изъяты большие суммы денег, ювелирка килограммами, валюта, антиквариат разный, иконы. Уже несколько задержанных подтвердили, что Толя — и есть Туз. Хотя истинную его личину видели лишь приближенные.
— Это что получается⁈ — схватился за сердце писатель. — Варюша, моя Варюша была в опасности? Все это время рядом с ней был убийца?
— Туз не убийца, хотя, говоря прямо, и не брезговал убирать своих соперников. За городом мы нашли автомобиль «Восьмерку» и два закопанных трупа с раскроенными головами. Их зарубили чем-то массивным и острым. А незадолго до этого эти двое наведались к Тузу. Но Варе вашей опасность не грозила. Поверьте… Анатоль, так я называю Рубилина, любил ее. Искренне и беззаветно, все прощал… Скорее, опасность угрожала вам, а не ей.
Я прямо посмотрел на мэтра.
— Мне? — брови собеседника уползли вверх. — Почему мне?
— Толя всю жизнь притворялся безобидным жуликоватым заведующим складами горторга. Но при этом воротил такие дела, что он сам и многие его подручные стали подпольными миллионерами. От властей он откупался, конкурентов устранял или переманивал на свою сторону, и проблем у Туза в Литейске не было. Кроме одной…
— Какой?
— Вы — его проблема…
— Я? Почему? — Светлицкий тряхнул головой, будто думал, что это все сон, и можно стряхнуть реальность, как дремоту.
— Рубилин знал, что вы охотитесь на Туза. Вы даже сами могли бы ему это чем-то выдать. И знал, что рано или поздно вы на него выйдете. Особенно эта вероятность увеличивалась, если он женился бы на вашей Варе… Тогда бы вы точно учуяли волка в овечьей шкуре. А он действительно, взаправду хотел и мечтал на ней жениться. Невозможно притворяться перед близкими. На Варю у него были серьезные планы, а вы, хоть и не были против их отношений, ему становились преградой. Он послал за вами Ибрагимова. Помните?
— Да, да… — закивал писатель. — Конечно, помню, он мне тогда руку порезал, а мог бы… Очень вам благодарен. Если бы вы тогда не следили за мной… Ух! Подумать страшно, что бы случилось. Вы спасли мне жизнь. Век помнить буду…
Я сделал небольшую паузу, показывая, что принимаю благодарности, и, не отвлекаясь, продолжил:
— После неудачного покушения на вас Ибрагимов покончил с собой. Содрал повязку и истек кровью из огнестрельной раны. Мы не знаем точно, что толкнуло его на это. Возможно, он так боялся Туза, что решил сам уйти, без мучений, тихо и мирно. Либо он просто переборщил — таким образом намеревался попасть в реанимацию, думал, что оттуда проще будет его вытащить, ведь постовых в реанимацию не пускают. Но не рассчитал и умер от потери крови. Поврежденная артерия в бедре — это не шутка, он, возможно, не знал, как рискует.
— Да… Туда ему и дорога, — Всеволод Харитонович сидел немного раздавленный.
— Что же вы не радуетесь краху Туза? — спросил я.
— Двоякое чувство… С одной стороны — я счастлив, а с другой… Не очень.
— Почему?
— Потому что он был так близко. И… вы его сломили, а не я.
Светлицкий медленно покачал головой.
— Вы вообще-то на пенсии… Поезжайте в Сочи, отдохните в ведомственной «Искре». Кормят там на убой, а вечером танцы. До пляжа пятьсот шагов. В Сочи
