Агент принес тарелку с едой, рис с черными бобами или чем-то подобным. Когда он увидел, что она напряженно застыла на постели, его глаза наполнились таким сочувствием, что Энджи снова разрыдалась. Она старалась остановить поток слез, пыталась вызвать к жизни стерву, маску которой всегда надевала, чтобы скрыть страх, но та не возвращалась.
— Мисс Тайри, — заговорил агент, крупный симпатичный мужчина. Она не видела его раньше, до этого ее допрашивали другие агенты. — Я специальный агент Пласки. Наверное, вы проголодались. Не знаю, когда вы ели в последний раз…
— Почему мы все еще здесь? — спросила Энджи, и собственный голос показался ей каким-то тусклым, но она ничего не могла с собой сделать.
Пласки поставил тарелку на маленький столик в углу комнаты, напротив койки. Все это время он не спускал с Энджи глаз. Движения агента многое сказали ей — он носил пистолет в подплечной кобуре, как полицейские из фильмов восьмидесятых годов, и постоянно помнил об оружии и плачущей женщине, находящейся под его надзором. Энджи не сомневалась, что он не станет поворачиваться к ней спиной и не даст шанс схватить пистолет. Она подумала, что сказывается его подготовка, но мысль о том, что она может предпринять такую попытку, казалась ей абсурдной.
— Мисс Тайри, это важное расследование ведет ФБР. Едва ли операция завершится в ближайшее время. Когда мое начальство выяснит степень вашего участия в произошедших событиях и как только появится возможность, я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить вас либо в Сен-Круа, либо в Майами. Вы останетесь под стражей до тех пор, пока не будет принято решение о вашей дальнейшей судьбе.
Его слова жалили, точно ледяной дождь. Энджи содрогнулась и тряхнула головой.
— Вы не поняли. Вы ничего не поняли, — сказала она, обхватывая руками колени и съеживаясь.
Энджи начала медленно раскачиваться, потом бросила быстрый взгляд в иллюминатор и тут же отвернулась. Несмотря на солнечный свет, ей стало страшно, что там появятся сирены.
— Здесь нельзя оставаться. Никому.
Пласки вздохнул, перенес стул к маленькому столику и присел на самый краешек. Возможно, он не хотел нависать над ней и рассчитывал немного успокоить, но бдительности не терял.
— Мисс Тайри! Энджи, верьте мне, когда я говорю, что вам больше не грозит опасность.
Она расхохоталась, но смех тут же превратился в рыдание, и она опустила голову.
— Вы что, шутите? Проклятье, вы издеваетесь?
И вновь Пласки вздохнул.
— Послушайте, я пытаюсь быть вежливым, но вы должны взять себя в руки. Я хочу просто поговорить. Если вы намерены себе помочь, то можете для начала рассказать о братьях Рио, «Вискайе» и оружии. Все, что вам известно.
Энджи вздрогнула, закрыла глаза и снова услышала выстрелы. Впрочем, она понимала, что сейчас никто не стреляет.
— Оружия больше нет.
Она открыла глаза, пристально посмотрела на агента, задышала ровнее и перестала плакать, только всхлипнула в последний раз и вытерла нос.
— Вы просто спятили. Оружия нет.
— Но вы видели его? — спросил Пласки.
Он явно обрадовался, что она начала говорить об их драгоценном расследовании.
Энджи сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Да, видела.
Пласки постарался сохранить невозмутимый вид, чтобы не показать, как он доволен. Когда он раньше пытался задавать ей эти же вопросы, Энджи плакала и едва могла говорить. Потом допрос превращался в хаос, и она что-то кричала.
— Вы можете описать то, что видели? — спросил Пласки. — Какое оружие, сколько?
Энджи обхватила себя руками и посмотрела в сторону иллюминатора, потом, собравшись с силами и стиснув зубы от страха, встала, слезла с кровати и подошла вплотную к иллюминатору, чтобы выглянуть наружу. В отдалении она увидела остров. Совсем рядом высилась «Антуанетта», темная и угрожающая. Она казалась покинутой, но Энджи знала, что это не так.
— Его оказалось недостаточно, — прошептала она.
— Для чего?
Ее мгновенно охватил гнев, и она резко повернулась к агенту ФБР.
— Недостаточно! — закричала она, сжимая кулаки. — Нам не хватило оружия, слышишь меня, проклятый федерал! Тварей были целые полчища, совсем как тараканов. Даже если вы возьмете с собой все оружие, какое только сумеете унести, это не поможет!
Пласки вскочил и так поспешно отступил, что стул перевернулся. Неужели в его глазах появилась тревога? Он потянулся к пистолету и напрягся. Энджи почувствовала, что больше не может сохранять спокойствие.
— Пожалуйста, — пробормотала она, сползая на пол вдоль стены. Страшные картины вновь возникли в ее сознании, ей даже не потребовалось закрывать глаза, и она опять услышала крики Дуайра. — Вы должны забрать меня отсюда. Мне все равно, куда вы меня отправите, только, пожалуйста, не держите тут. Я скажу все, что вы хотите, но, пожалуйста…
Ее била дрожь, она снова забралась на кровать и забилась в угол, бросая затравленные взгляды в сторону иллюминатора, двери и темных углов, ее опять охватило отчаяние.
— Анджела, послушайте, — попытался успокоить ее Пласки. — Я клянусь, вы здесь в полной безопасности.
Она отвернулась, закрыла лицо и снова приняла позу зародыша. У нее не осталось слов, она могла думать лишь о том, сколько часов осталось до заката, когда закончится ее жизнь.
64
У Тори было много причин для крика, и ее останавливало только одно: отчаянно болела голова, и казалось, будто кто-то сжимает затылок тисками. На борту корабля береговой охраны, который назывался «Кадьяк», был врач. Тори он напоминал персонажа из старого фильма: лет пятидесяти, с универсальной внешностью Джека Леммона,[17] Пол Долан обладал мягкой улыбкой и добрыми голубыми глазами. Когда Тори разговаривала с ним, у нее появлялась надежда, что ее голова пострадала не слишком сильно. И еще доктор Долан вел себя так, что она не чувствовала себя арестованной.
Но как только врач ушел, стоящий в коридоре агент ФБР посмотрел на нее и кивнул двум офицерам береговой охраны, которые заперли дверь на замок, оставив Тори наедине с ужасной головной болью, слипшимися от крови волосами, швами на голове и парой чудесных таблеток анальгетика.
Лекарства позволили Тори немного поспать, но их действие быстро закончилось, и теперь падающий из иллюминатора солнечный свет раздражал ее. Врач сказал, что сотрясение мозга легкое, но ей казалось, что он ошибся. Все тело Тори покрывали царапины и синяки, но они не слишком беспокоили ее. Головная боль заглушала все остальное.
Впрочем, для крика были и другие причины. Например, воспоминания. Кевонн, Боун, Панг, Пуцилло и многие другие погибли. И хотя Тори презирала Мигеля и Дуайра, ни один из них не заслужил такой страшной участи. Несмотря на близость собственной смерти — или благодаря ей, — картины в голове Тори перепутались. Она помнила белую плоть и черные глаза, помнила, как сирены цеплялись за борта затонувших кораблей и заползали на «Антуанетту». Помнила кровь и судороги, крики и страдания умирающих. Тем не менее она не могла описать, как выглядели сирены, и, если бы ей дали карандаш и бумагу, не сумела бы нарисовать их.
Быть может, ее память проявила милосердие.
И все же, несмотря на жуткую головную боль и встающие перед глазами ужасы, главная причина, по которой ей хотелось кричать, вызывала у Тори улыбку. Когда она смотрела через стекло иллюминатора на «Антуанетту» и остров за ней, она ощущала высочайшее блаженство, безумный восторг, помогающий сильнее, чем обезболивающие таблетки.
«Я жива», — думала она.
Агент ФБР Теркотт, судя по всему главный здесь, назвал ее специалистом по выживанию, и ее сердце воспарило. Проклятье, он прав — она выжила. Но агент ФБР не знал, что смерть приходила за ней дважды и оба раза она сумела избежать ее хватки в самый последний момент.
Утром, несмотря на чудовищную головную боль, Тори обрела новую ясность мысли, и прозрение вспыхнуло в мозгу, словно фейерверк. Когда она в первый раз спаслась от смерти, ее так поразило собственное везение, что она радовалась просто тому, что жива. Тед думал, что она погибла, и Тори хотела, чтобы так все и оставалось. Она жила незаметно, украдкой, опасаясь, что кто-нибудь обратит на нее внимание. Но теперь ей казалось, что она вышла из долгого транса. Она улыбнулась бы, но от этого голова начинала болеть сильнее.
Тори, конечно же, видела иронию своего положения. Она находилась под арестом ФБР, ее наверняка будут судить, она может получить тюремный срок, и все-таки она чувствовала себя свободной и счастливой, словно очнувшейся после долгого сна. Такого с ней не случалось лет с девяти-десяти.
Она понимала, что ликование выглядит довольно абсурдно, — ее ждала тюрьма и сейчас должно было занимать совсем другое. Тори стояла у иллюминатора и наблюдала за небольшим катером, скользящим по воде, которая разделяла корабль береговой охраны и «Антуанетту». В катере сидели офицеры береговой охраны в форме и агенты ФБР, одетые в костюмы, как для работы в офисе, только сверху они натянули синие жилеты с надписью «ФБР» на спине. Она видела и другие корабли — катера береговой охраны и пару судов меньшего размера, причем одно из них более походило на детскую игрушку. Тори знала, что катер, плывущий к «Антуанетте», отчалил с флагманского корабля, где она находилась.
