– А ну кончай спиваться! – Стальные пальцы тестя впились в плечо писателя так, что тот скривился от боли и протрезвел на пятьдесят… нет, уже на семьдесят пять процентов.
– Я и не заметил, как вы вошли, – хмуро поприветствовал Баронета Авдей и потер ноющее плечо. – И вовсе я не спиваюсь. Вас бы на мое место.
– А тебя бы – на мое. Знаешь, где и с кем я сейчас был?
– Ну?
– Я назначил тайную встречу с домовым того жилища, в котором убили Главу Трибунала. Финские домовые – парни несговорчивые, но мне удалось уговорить его встретиться на нейтральной территории и дать свидетельские показания насчет того, как все действительно происходило в ту ночь. Домовой утверждает, что в дом к Главе вошла Мать Трансценденция, облик свой сменила перед специальным зеркалом и воспользовалась при этом запрещенным заклятием. А потом уже сделала то, что… сделала.
– И что дальше?
– Очнись ты наконец! Запись свидетельских показаний домового я уже запустил в Общую Ведьмовскую Сеть. По принципу вируса. Ведьма активирует свой кристалл, а там – некий домовой вещает, как на самом деле произошло преступление века. И что самое главное – уничтожить эту запись в кристалле невозможно. Хай-фай вирус! Так что пусть процентов на тридцать, но это поколеблет уверенность ведьм в виновности Вики и непорочности Трибунала. И безумная охота на ведьму будет заменена публичным расследованием. Вика, так сказать, предстанет перед общественностью без риска быть мгновенно растерзанной на куски и сможет дать показания.
– Это небезопасно.
– Конечно. Но это играет в нашу пользу, а не в пользу Трибунала. Да и до каких пор мы будем скрываться тут, как кроты в норе?!
…– НЕУЖЕЛИ МОЙ САМЫЙ БЕЗДАРНЫЙ УЧЕНИК НАКОНЕЦ СУМЕЛ СКАЗАТЬ НЕЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАЗУМНОЕ?!
Голос шел из ниоткуда и одновременно разносился по всей квартире. Баронет вскочил, захлопнул футляр, сунул его в руки Авдею:
– Если сможешь, беги! Куда угодно!
– ДА КУДА ЖЕ ЕМУ ОТ МЕНЯ БЕЖАТЬ? ЧЕЛОВЕЧКУ? С ГРЕШНОЙ ДУШОЙ И НАДЛОМЛЕННОЙ ПСИХИКОЙ? ПУСТЬ ПОСИДИТ. ЕГО МНЕ ТРОГАТЬ ПОКА НЕ РЕЗОН…
Унылая квартира, словно повинуясь этому голосу, приобрела пурпурно-черный инфернальный оттенок. Авдей, стиснув футляр с рапирой, словно прилип к стулу. Вся комната вдруг наполнилась омерзительным жужжанием мириад незримых насекомых. От этого жужжания можно было просто свихнуться.
И перед магом и человеком материализовался Повелитель мух[27].
– ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПРИВЕТСТВУЕШЬ МЕНЯ КАК ДОЛЖНО? – спросил Бафомет мага, и его алые рога угрожающе запульсировали.
– Я не подчиняюсь… твоему ведомству.
– УВЕРЕН?
– Да.
– НАИВНЫЙ. СВЕТЛЫЕ МАГИ, ТЕМНЫЕ МАГИ… ВОТ ВЫ ГДЕ У МЕНЯ ВСЕ! – Бафомет показал сжатый кулак. – ОДНО МОЕ ДУНОВЕНИЕ – И ТЫ СТАНЕШЬ ПЕПЛОМ, САНВИФАГАРОТ.
– Что ж ты не дунешь, Бафомет?
Демон рассмеялся:
– ТЫ МНЕ ЕЩЕ ПРИГОДИШЬСЯ. ОТДАЙ ЭТУ ВЕДЬМУ.
– Ты о ком?
– НЕ ПРИКИДЫВАЙСЯ ОЛИГОФРЕНОМ. ОТДАЙ МНЕ МОЮ ГОСПОЖУ ШАБАША.
– Зачем?
– ИДЕТ ОХОТА НА ВЕДЬМУ. НА НЕЕ. НАДО УДОВЛЕТВОРЯТЬ КАПРИЗЫ ПУБЛИКИ. А ПУБЛИКА ЖАЖДЕТ КРОВИ.
– Ты же знаешь, что Викка не совершала преступления…
– ЗНАЮ. НУ И ЧТО? МНЕ ВООБЩЕ ПЛЕВАТЬ, КАК ВЕДЬМЫ ДЕЛЯТ МЕЖ СОБОЙ ПРЕСТОЛ ВЛАСТИ. ВСЕ РАВНО КАК МУХИ ДЕЛЯТ КУСОК ДЕРЬМА… ОНИ – МУХИ. ИНОГДА – ОСЫ. ИЛИ ШМЕЛИ. НО ВСЕ РАВНО, ДЛЯ МЕНЯ ОНИ – НАСЕКОМЫЕ.
– Тогда зачем тебе нужно, чтобы Викку убили?
Бафомет страшно оскалился:
– МНЕ НРАВИТСЯ НАБЛЮДАТЬ ЗА ПОВЕДЕНИЕМ НАСЕКОМЫХ. Я ЭНТОМОЛОГ-ЛЮБИТЕЛЬ. МОЖНО СКАЗАТЬ И ТАК.
– Тогда слушай меня внимательно, энтомолог. Поскольку я состою в обществе охраны насекомых, некоторых очень дорогих мне насекомых, тебе придется иметь дело со мной.
Бафомет изобразил усмешку, от которой Авдея, как простого смертного, отнесло к дальней стене.
– ТЫ БРОСАЕШЬ МНЕ ВЫЗОВ? – спросил Бафомет.
– Да, – ответил Санвифагарот.
– ЗАМЕЧАТЕЛЬНО. ВОТ ЭТИМ МНЕ И НРАВИТСЯ ОБЩЕНИЕ С ЛЮДЬМИ – ТЕМ, ЧТО ОНИ ИНОГДА БРОСАЮТ МНЕ ВЫЗОВ…
– Я не человек, и ты это знаешь.
– ТЫ ЧЕЛОВЕК. И ТЫ ЭТО ТОЛЬКО ЧТО ДОКАЗАЛ. ВЫБОР ОРУЖИЯ ЗА ТОБОЙ.
…Авдей увидел, что вокруг них троих уже давно не стены квартиры. Вообще никаких стен нет. А есть громадное плато с нагромождениями базальтовых плит и разломами, в которых клокотала лава. Низко-низко над этим мертвым местом проносились угольно-черные облака с серой каймой. Авдей стоял в десятке метров от места предполагаемой схватки, не в силах двинуться, словно муха в паутине. Черт, опять муха!..
Он посмотрел на Бафомета и Санвифагарота и понял, что и противники изменили обличье, – видимо, дабы соответствовать окружающему пейзажу и значимости схватки. Козлиная морда Повелителя мух ощетинилась тысячью зеркальных лезвий-жвал, из волосатого брюха выросли паучьи лапы, хвост, напоминавший хвост скорпиона, забил по плитам, оставляя в них глубокие трещины, а глаза… Ну какие у демона могут быть глаза? Так, отвратительно сверкающие бездумные гляделки.
Повелитель мух воздел одну из лап, и в нее ударила молния. Повелитель коротко взвыл, и молния застыла, превратившись в искривленный меч, попирающий все законы трехмерного мира…
– Каким ты был, таким ты и остался, – разнесся над базальтовой пустошью спокойный голос Баронета. – Никогда я не уважал твоих дешевых спецэффектов.
Авдей посмотрел на тестя. Санвифагарот, казалось, внешне совершенно не изменился, но каким-то шестым чувством писатель-фантаст понял, что эта человеческая фигура с человеком больше не имеет ничего общего. Хотя бы потому, что вокруг этой фигуры воздух зыбко дрожал, а камни оплавлялись, как восковые свечи. Санвифагарот взмахнул десницей, и в ней засверкал меч, словно изваянный изо льда.
– ТАК НЕ ОТДАШЬ ВЕДЬМУ? – проскрежетал жвалами Бафомет.
– Нет.
И начался бой.
…Позже, когда Авдей пытался припомнить подробности этого боя, его память услужливо подсовывала какие-то сюрреалистические картинки, которые, возможно, знакомы народу, регулярно перебарщивающему с героином: разбегающиеся галактики, необратимый процесс мировой энтропии, пространства, перекрученные спиралью молекулы ДНК, время, превратившееся в вязкое месиво и текущее из ниоткуда в никуда… И назойливое жужжание мух. И стеклянный (а может, и серебряный?) звон, от которого Вселенная превращалась в пластмассовую бусину, катающуюся по дну пустой банки из-под пива… Авдей не понимал и не мог увидеть, кто побеждает, кто теряет силы в этой схватке. Он нечаянно стал свидетелем небольшого мероприятия вроде взрыва сверхновой, но его не предупредили насчет того, когда будет кульминационный момент…
Только почему футляр в руках так нестерпимо нагрелся?
Почему нет никакой возможности удержать его трясущуюся крышку?..
– ТЫ ПРОИГРАЛ, САНВИФАГАРОТ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МОИ АПАРТАМЕНТЫ.
– Подождешь! Туда я всегда успею!
Меч-молния и меч-льдина сшибаются, рождая чудовищный взрыв. И после этого наступает вселенская тишина.
Чудище с головой козла и хвостом скорпиона нависает над распростертым противником. Фасетчатые гляделки внимательно наблюдают, как медленно гаснут глаза: один человека, а другой – змеи.
– СТОИЛО ЛИ ТАК НАДРЫВАТЬСЯ ИЗ-ЗА КАКОЙ-ТО СМЕРТНОЙ ДЕВЧОНКИ?
…И в этот момент Авдей понимает, что футляр, охраняемый им, пуст. И нечто крошечное в масштабе окружающих декораций, нечто блестящее и тонкое как игла несется к фигуре Баронета.
А тот пытается встать. Он шатается, оскальзывается на собственной грязно-бурой крови, но встает:
– Я всегда мечтал встретить свою кончину, гордо стоя на ногах. – Голос Баронета еще насмешлив.
– КАК УГОДНО! – Повелитель мух комическим жестом разводит своими щупальцами-лапами, открывая не защищенное хитиновым панцирем брюхо…
И в этот момент в руке Баронета оказывается рапира. С выпуклой красивой гардой, искрящейся аметистовой крошкой.
Если есть оружие, надо нанести удар.
И маг Санвифагарот протыкает рапирой Повелителя мух насквозь. Как энтомолог – жука для коллекции.
Вой поверженного Повелителя – это отдельное описание. И его необязательно приводить в тексте[28].
Баронет выдернул рапиру из тела демона, и тот рухнул, рассыпаясь, расплескиваясь грязью и нечистотами. Сильно завоняло серой. Баронет оглядел рапиру – она была черной…
– Авдей! – закричал Баронет. – Она умирает, Авдей!
…Снова была квартира. Только теперь – квартира семейства Белинских. Правда, прежнего уюта, порядка и красоты в ней не наблюдалось. Мебель была изуродована и искромсана, модели парусников, сервизы богемского стекла, фарфоровые статуэтки – все превратилось в месиво, хрустящее под ногами. Стены были исписаны ругательствами и проклятиями. Но никто не обращал на это внимания. Всеобщее внимание было приковано к женщине, неподвижно вытянувшейся на единственном уцелевшем от разгрома диване.
