Судебный процесс над писателями формально считался «открытым», но по-настоящему он не был ни открытым, ни закрытым. В зал заседаний допускались люди только со специальными пропусками, а сотни других стояли перед зданием суда. Но поскольку среди присутствующих находились ближайшие родственники подсудимых и все материалы суда имелись у адвокатов, то поэтому ход судебного следствия сразу же становился известным как в СССР, так и за рубежом. Конечно, мнение общественности раскололось. Консервативные настроения среди советской общественности были еще настолько велики, а давление прежних стереотипов так сильно, что только газетами «Правда» и «Известия» в начале 1966 года было получено несколько десятков тысяч писем с требованием не просто осудить «преступников», но часто – «расстрелять» их. Это же требование суровой расправы над Синявским и Даниэлем содержалось и в речи Михаила Шолохова на происходившем как раз в это же время XXIII съезде КПСС. Однако крайне сильны были и противоположные мнения. Значительная часть творческой интеллигенции решительно возражала против суда над писателями за их произведения и тем более против их сурового осуждения. В адрес Брежнева и в директивные инстанции шли коллективные письма с требованиями или просьбами отменить приговор по делу Синявского и Даниэля. Против этого суда резко выступила не только буржуазная западная печать, но и большая часть коммунистической прессы Западной Европы. На суде ни Синявский, ни Даниэль виновными себя не признали. Свою деятельность и свои произведения они не считали противоречащими советским законам. Они, по их утверждению, выступали не против Советского Союза как государства, а против сталинизма и попыток его возрождения и реабилитации в СССР.
Несмотря на всю убедительность защиты, Верховный суд РСФСР приговорил А. Синявского к семи, а Ю. Даниэля – к пяти годам исправительно-трудовых лагерей строгого режима. Формула этого приговора была крайне неубедительна. В Уголовном кодексе РСФСР нет ни одной статьи, которая запрещала бы советским авторам публиковать свои произведения за границей или отправлять их туда помимо почтовых каналов. Нельзя наказывать авторов и за публикацию своих книг под псевдонимами. Тот факт, что кто-то использует те или иные произведения в антисоветских целях, не создает для авторов никакого криминала. Сам суд над Синявским и Даниэлем в гораздо большей степени, чем их произведения и деятельность, использовался в антисоветских целях. Понятие «антисоветский», содержавшееся в статье 70 Уголовного кодекса (введена в июле 1962 г.), не имело точного определения и могло толковаться крайне произвольно, особенно когда речь шла о художественных или научных произведениях. Можно судить за действия, но не за взгляды и идеи. Как известно, многие из произведений В. И. Ленина, написанные в эмиграции, издавались в России легально, и никто из издателей этих произведений не подвергался судебному преследованию. Несомненно, что Синявский, как член Союза писателей, нарушил некоторые из положений этого устава. Но это может повлечь за собой исключение из СП, а не семилетнее заключение в тюрьме и лагере. Решение суда в Москве вызвало осуждение со стороны западной интеллигенции, включая и коммунистов.
Осуждение Синявского и Даниэля не только не сократило, но, напротив, стимулировало все то, что уже позднее получило название движения диссидентов. Окреп «самиздат», особенно за счет различного рода документов, связанных с этим процессом. Интеллигенция в Советском Союзе увидела в осуждении Синявского и Даниэля признаки возрождения сталинизма в СССР. В Москве появились сведения, что не менее 200 крупных военачальников направили в адрес открывавшегося XXIII съезда партии письмо с требованием реабилитации Сталина.
Конфронтация между интеллигенцией и находящейся у власти «командой» Брежнева нарастала. Выражением этого раскола стало письмо, которое подписали почти 200 советских писателей, включая и самых известных, с протестом против осуждения Синявского и Даниэля. Власти ответили на этот протест крайне примитивно – всех писателей, подписавших это письмо, кого на год, кого на два, лишили права на заграничные командировки и туристические поездки.
Как известно, Синявского и Даниэля судили на основании статьи 70 Уголовного кодекса. Однако для борьбы с нарождавшимся движением диссидентов эта статья оказалась недостаточной. Поэтому в сентябре 1966 года в УК РСФСР было внесено несколько дополнительных статей, в том числе статьи 1901 и 1903, которые «облегчали» преследование всех инакомыслящих. Эти статьи предусматривали наказание от одного года до трех лет за «систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», а также наказание за «активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок или сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти или повлекших нарушение работы транспорта, государственных или общественных предприятий, учреждений, организаций».
Эти дополнения в Уголовном кодексе явно противоречили Конституции, которая гарантировала советским гражданам право на демонстрации. Под нарушение общественного порядка можно было бы подвести какое угодно публичное проявление протеста граждан, и всякое требование представителей власти можно было бы посчитать теперь «законным». Кроме того, в новых статьях кодекса не давалось никаких пояснений – какие именно «ложные измышления» могут трактоваться как «порочащие» советский общественный строй и как должна определяться «ложность» или «вред» тех или иных «измышлений». Принятие этих новых статей УК расширяло возможности для произвола властей, и неудивительно, что группа крупных ученых и деятелей культуры выразила открытый протест против такого «дополнения» советского законодательства. Но их протест был оставлен без внимания.
Процесс над Синявским и Даниэлем имел, как и следовало ожидать, продолжение. Несколько участников публичных протестов против этого процесса во главе с Ю. Галансковым и А. Гинзбургом собрали множество документов, связанных с этим делом, и включили их в так называемую «Белую книгу», которая была издана за границей. Вскоре Гинзбург и Галансков были арестованы, так же как и некоторые из их помощников. В знак протеста против этих арестов 21 января 1968 года на Пушкинской площади в Москве состоялась еще одна манифестация молодежи, в которой приняли участие немногим более ста человек. Манифестация была разогнана дружинниками, а несколько ее участников были арестованы. Среди арестованных снова оказался В. Буковский, а также И. Габай и В. Хаустов. Их судили за нарушение общественного порядка и неподчинение требованиям членов комсомольской дружины. Хотя обвинение и казалось крайне неубедительным, Хаустов и Буковский были осуждены на три года лагерей. У здания суда собралось больше друзей и знакомых подсудимых, чем на Пушкинской площади. Это стало традицией – собираться возле того или иного здания суда и стоять там все время, пока идет процесс. Властям, естественно, пришлось усилить охрану из милиции, сотрудников КГБ и дружинников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
