В начале 1970 года нажим и репрессии против отдельных диссидентов и их групп приняли новые формы. Было очевидно, что по этому вопросу директивные инстанции пришли к какому-то решению, по которому органам КГБ предоставлялись дополнительные полномочия. Начала развертываться система районных управлений КГБ, большинство которых было упразднено еще при Хрущеве. В отличие от центральных управлений районные вели наблюдение не столько за иностранными, сколько за советскими гражданами. Общие штаты КГБ, и особенно тех его подразделений, которые были связаны с борьбой против инакомыслящих, увеличились. Росло число обысков, арестов, судебных дел, участились случаи помещения инакомыслящих в психиатрические лечебницы. Так, например, большое внимание общественности привлек состоявшийся в 1970 году судебный процесс над известным ленинградским физиком Р. Пименовым и его другом Б. Вайлем. Как и в случае с А. Амальриком, этот суд устроили не по месту жительства обвиняемых – он происходил в Калуге.
В апреле 1970 года по инициативе академика Сахарова было составлено письмо руководителям партии и правительства, под которым поставили свои подписи А. Д. Сахаров, математик В. Ф. Турчин и я. В нем содержалась развернутая программа демократизации жизни Советского Союза, при этом авторы письма подчеркивали, что демократизация должна быть постепенной, но всесторонней и глубокой и способствовать сохранению и укреплению советского социалистического строя, социалистической экономической структуры, «наших социальных и культурных достижений, социалистической идеологии». Без такой демократизации, как мы подчеркивали, невозможно эффективное экономическое и культурное развитие страны, преодоление всех тех глубоких явлений разлада и застоя, которые накапливались десятилетиями. СССР отстает от развитых капиталистических стран по всем основным экономическим и техническим показателям, и это отставание только увеличивается по всем видам новой и новейшей техники. Не получив ответа на свое письмо, адресованное Брежневу, Косыгину и Подгорному, мы распространили его среди своих друзей и дали разрешение на публикацию за границей.
В конце мая 1970 года из своей квартиры в г. Обнинске Калужской области с применением силы был увезен в калужскую психиатрическую больницу мой брат Жорес Медведев. Этот акт произвола вызвал большое возмущение среди советской и зарубежной общественности, которая хорошо знала Ж. Медведева по его работам против лысенковщины, за развитие международного сотрудничества в науке и по специальным трудам по биологии и геронтологии. Под давлением общественности Жорес был освобожден из психиатрической клиники 17 июня 1970 года. Вся эта история была в конце того же года описана нами в книге «Кто сумасшедший?», которая уже в следующем году была опубликована во многих странах. Но неудача с госпитализацией Жореса все же не остановила власти в использовании психиатрии в политических целях.
Увеличились различные формы давления на активистов движения евреев за эмиграцию из СССР, на активистов из немецкого движения за эмиграцию и автономию, на крымских татар или, вернее, на наиболее активных их представителей. Становилось очевидным, что продолжение оппозиционного движения в прежних его формах – главным образом открытого и гласного протеста – все более и более затруднительно. Этот факт породил ослабление самого движения, так как сотни активистов «либеральной кампании» стали от нее отходить, прекращая всякую либеральную, а тем более оппозиционную деятельность. Среди части участников движения, и не только еврейского происхождения, возникла мысль об эмиграции как о разумном выходе из сложившейся ситуации. Как можно судить по последующим событиям, сходная мысль – заставить эмигрировать – стала появляться и у властей: репрессии отпугивали очень многих людей, но некоторых, напротив, эти репрессии делали еще более известными. Публикация книг, очерков, статей и разных материалов за границей стала уже обычным делом, и некоторые диссиденты думали, что теперь надо постараться создать за границей эффективные оппозиционные центры.
Исчезновение со сцены легального либерального и демократического движения, действовавшего в рамках советской и даже партийной системы (это направление в жизни общества закончилось после разгона «Нового мира»), ослабляло и диссидентское движение, развивающееся вне этой системы; диссиденты уже не чувствовали прежней поддержки общества, и вокруг многих из них возникал своеобразный вакуум. Движение инакомыслящих не прекратилось, не прекратилось и превращение некоторых видных интеллигентов в диссидентов. Все более решительно выступали против произвола властей А. Д. Сахаров, А. И. Солженицын, к ним присоединился в 1970 году и М. Л. Ростропович, один из лучших музыкантов нашего времени. Более решительно стал выступать и известный советский писатель В. П. Некрасов, автор книги «В окопах Сталинграда».
Вторая половина 60-х годов характеризовалась не только значительным оживлением различных оппозиционных течений и движений, но и их склонностью к совместной работе и поддержке. Между всеми этими течениями было что-то общее: мы все протестовали против возрождения сталинизма и даже частичной реабилитации Сталина, против произвола властей, мы все выступали за строгое соблюдение законности, за гласность и свободу печати, за свободное получение и распространение информации, мы все были решительно против применения принудительных госпитализаций в отношении инакомыслящих. До конца 1969 года я был членом партии и, конечно, считал себя марксистом и социалистом, однако это не мешало мне сохранять хорошие отношения и поддерживать постоянные связи и с А. Сахаровым, и с П. Григоренко, и с П. Якиром, и с В. Чалидзе, и с В. Осиповым; я встречался со многими другими диссидентами и писателями, учеными и деятелями культуры. Тем не менее уже тогда между различными группами диссидентов намечалось размежевание, а споры о методах, путях и целях становились все более острыми, хотя и не мешали еще ни общению, ни обмену информацией.
Наиболее многочисленной группой инакомыслящих стала группа правозащитников, или движение за права человека. Общая идея большинства участников этого очень неоднородного движения была вначале выражена лозунгом «Уважайте Конституцию». Речь шла о том, что в СССР во многих случаях государственные и партийные органы не выполняют собственных законов. Постепенно становилось очевидным несовершенство советского законодательства, и на повестку дня встал вопрос о том, что в СССР должны быть приняты новые законы, которые обеспечивали бы права и возможности граждан, зафиксированные в документах ООН – во Всеобщей декларации прав человека и в Конвенции о гражданских и политических правах. Однако по мере того как многие из правозащитников оказывались в тюрьме, лагере или ссылке, основные усилия советских правозащитных групп сосредоточивались на защите прав конкретных людей, сборе подписей под протестами, манифестациях у зданий суда, организации международных кампаний протеста, материальной помощи жертвам репрессий и их семьям, распространении документов судебных процессов, психиатрических экспертиз, писем из лагерей и тюрем, полемике с властями и т. п. В качестве образца правового государства многие из правозащитников принимали главным образом западные демократии, и поэтому некоторые из групп правозащитников я называл в своей книге «О социалистической демократии» «западниками». Естественно, что на Западе они искали себе союзников и там же стремились опубликовать большинство своих материалов. И такая поддержка с Запада оказывалась весьма охотно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
