2. Трудно согласиться, что отсутствие сопротивления со стороны немцев на западном фронте объясняется лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15–20 дивизий… Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию… но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным.
3. Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами на деле. Судите сами»[302]. Далее Сталин сообщал, что генерал Маршалл на основании данных своей разведки предупреждал начальника Генштаба генерала армии Антонова о готовящихся немцами в марте серьезных контрударах, и ни один из них не подтвердился, а главный удар немцы нанесли в совершенно другом районе мощными силами. Наступление в районе оз. Балатон отражено, и маршалу Ф. И. Толбухину удалось избежать катастрофы благодаря тому, что наша разведка заблаговременно вскрыла замысел врага. Сталин прилагает к своему посланию письмо генерала армии Антонова на имя генерал-майора Дина по этому вопросу, в котором высказывается мнение, что его источники информации, возможно, имели целью дезинформировать как англо-американское, так и советское командование. Во всей переписке Сталин показал знание существа переговоров в Берне и надежность источника информации о них.
Получив такое письмо, Рузвельт не сразу ответил Сталину и, несомненно, занялся проверкой своей секретной службы. Черчилль вновь атакует президента — просит санкционировать резкую речь в палате общин против СССР. «Рузвельт 11 апреля набрасывает ему короткое ответное послание: „Я склонен преуменьшать общую проблему Советов, насколько это возможно, ибо такие проблемы в той или другой форме возникают каждый день. Большинство из них улаживается, как в случае со встречами в Берне. Однако мы должны быть твердыми, и до сих пор наш образ действий был правильным“. Последний документ (оригинал не найден) по международным вопросам, вышедший из-под пера президента…»[303], — отмечает советский историк Н. Н. Яковлев.
Вероятно, перед этим Рузвельт написал Сталину ответ, полученный в Москве 13 апреля. В своем последнем обращении к нему Рузвельт писал: «Благодарю Вас за Ваше искреннее пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как сейчас представляется, поблек и отошел в прошлое, не принеся какой-либо пользы.
Во всяком случае, не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что, когда наши армии установят контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся»[304].
В этом послании содержится и косвенное признание правоты Сталина и намерение не допускать подобных «инцидентов» в будущем. В сочетании с телеграммой Черчиллю 11 апреля это послание свидетельствует о намерении Рузвельта и дальше поддерживать тесные союзнические отношения с СССР. Всех ли устраивала такая политическая линия президента, в том числе и среди его окружения? Решение о прекращении переговоров с Вольфом принято Рузвельтом 9–10 апреля после ряда совещаний с начальником штаба армии генералом Маршаллом и начальником штаба при президенте адмиралом Леги[305]. О чем они совещались и какие распоряжения отдал Рузвельт, возможно, останется навсегда тайной, но текст телеграммы Сталину четко определяет политическую линию, избранную президентом почти перед финалом мировой войны и в последние дни его жизни.
На следующий день, 12 апреля, перед ленчем Рузвельт внезапно потерял сознание и скончался через два часа. «Официальное заключение о смерти — кровоизлияние в мозг, тело не вскрывали и не выставляли для прощания». Так, по существу без комментариев, излагает кончину Рузвельта один из самых авторитетных советских историков американской внешней политики Н. Н. Яковлев[306]. Приход к власти в США Г. Трумэна означал смену политического курса администрации США, совпадающего теперь с антисоветскими устремлениями Черчилля. Переговоры А. Даллеса возобновились. Военные же события развивались в соответствии со сложившейся обстановкой и реальным соотношением сил.
Агония фашизма. Знамя Победы над рейхстагом, безоговорочная капитуляция в поверженном Берлине
Катастрофа фашистского рейха неумолимо приближалась. Гитлеровская клика металась в поисках выхода из неминуемого краха. «Высшие руководители партии и государства вели себя как ожидающие ареста гангстеры одной шайки, когда каждый пытался спасти собственную шкуру», — пишет немецкий историк В. Гёрлиц[307]. Смерть Рузвельта гитлеровское окружение восприняло с ликованием. Проводились параллели со смертью русской императрицы Елизаветы Петровны в 1762 г. и восхождением на престол Петра III, гольштинского принца, который спас прусского короля Фридриха II, заключив с ним мирный договор в ходе Семилетней войны. Гитлер, как следует из записок офицера ставки вермахта, «стремился убедить свое окружение в том, что американцы и англичане не оставят его в беде (дословно!) как первого защитника западной культуры и цивилизации от восточных варваров, что они предложат ему перемирие, чтобы он успешно мог продолжать борьбу против Советов. Больше того, они окажут ему в этой борьбе даже материальную помощь»[308]. В обращении к войскам 16 апреля Гитлер уверял, что смерть американского президента вызовет поворот в ходе войны. Одновременно с высказыванием надежды на достижение договоренности с западными державами Гитлер отдавал приказы об использовании всех средств для ведения обороны против англо-американских войск, чтобы сдержать их продвижение. Однако события развивались уже помимо его воли. Вступило в силу решение немецких промышленников о поэтапной капитуляции войск на западном фронте.
Союзные войска 1 апреля окружили обороняющуюся в Руре немецкую группировку из 18 дивизий. Попытки немцев прорваться из окружения не дали результатов. Однако Гитлер потребовал «держаться до конца», решив удерживать Рур, чтобы сковать здесь войска англо-американцев. Вопреки этому командующий группы армий «Б» фельдмаршал В. Модель по прямому указанию Шпеера отдал приказ 17 апреля прекратить сопротивление и объявил о расформировании своих войск[309].
Солдаты старших и младших возрастов распускались по домам, окруженным гарнизонам разрешалось сдаться в плен, а остальным солдатам и офицерам приказано пробиваться из окружения самостоятельно. После отдачи приказа Модель застрелился, Германские войска полностью прекратили сопротивление 18 апреля.
Это стало началом массовой капитуляции германских войск союзным армиям. Оборона немцев, прорванная в центре на 200-километровом фронте, практически не была восстановлена. По существу, наступление союзных войск превратилось, как образно пишет американский историк Погью, в беспрепятственный «бег к Эльбе»: «Части противника уклонялись от боя и ждали случая оказаться обойденными. Германское командование крупными объединениями фактически перестало управлять…»[310] Гражданское население, чтобы не подвергать разрушению города, помогало союзным войскам, вынуждая немецкие гарнизоны к капитуляции, если они пытались организовать оборону в городе. В штабе генерала Брэдли в азарте быстрого продвижения 15 апреля прошло совещание по вопросу наступления на Берлин. Но началась Берлинская операция Красной Армии, и Эйзенхауэр отдал приказ дождаться подхода советских войск к Эльбе. Сталин еще 1 апреля в ответном послании на сообщение Эйзенхауэра о планах наступления англо-американских войск на соединение с Красной Армией известил, что изложенные им планы совпадают с планами советского командования и советские войска будут брать Берлин[311].
Гитлеровское руководство считало, что «лучше сдать Берлин англосаксам, чем пустить в него русских»[312] и сосредоточило на берлинском направлении группы армий «Висла» и «Центр». В них имелось 48 пехотных, 4 танковые, 10 моторизованных дивизий, 37 пехотных полков, 98 отдельных батальонов и крупные резервы, общая численность войск составила 1 млн. человек. В течение марта — первой половины апреля созданы оборудованные рубежи с общей глубиной обороны 20–40 км. В армию призван очередной контингент 1929 г. рождения, т. е. 16-летние юноши. Принимались жестокие, беспощадные меры, чтобы заставить армию сражаться до последнего, а население привлечь к борьбе в тылу советских войск. Берлин был превращен в мощный оборонительный район.