- Возможно. Но чем вы объясните, что он видел своего двойника?
- Напился в трактире. После этого люди видят и не такое.
- Исключено. Тогда он был совершенно трезв.
- Возможно, он был болен.
- А вы рискнули бы провести на паперти час в канун святого Марка?
- Если я буду тепло одет, а со мной моя трубка, то почему бы и нет.
- Я категорически против трубки, - заявила мисс Фултон. - Призраки не выносят табачного дыма. Однако, леди Истлей встает из-за стола. Присоединяйтесь к ней, а я тем временем вас покину.
Я оставался в доме Уизервудов до позднего вечера. Со мной была легкая коляска и возница, которого звали Ричард. Ночь выдалась холодная, точнее, холодноватая, но я был одет в пальто с меховой подкладкой, поэтому особого дискомфорта не испытывал. В морозном небе сияли звезды. Мы не испытывали никаких проблем, пока дорога не спустилась в долину и ее не затянуло плотным белым туманом, повисшим над рекой и заливными лугами. Любой, кто знаком с ездой в ночное время, знает, что в этом случае фонари коляски более чем бесполезны; они скорее вредны, сбивая возницу и лошадь. Поэтому я не могу винить Дика в том, что он не заметил на дороге кучу камней, подстроивших нам ловушку. Мы вылетели из коляски, я здорово ударился головой, но, тем не менее, крикнул:
- Ты как, Дик? Я в порядке.
Возница уже остановил лошадь. Я поднялся не сразу, поскольку внезапное падение ошеломило меня. Подойдя, я обнаружил, что Дик осматривает повреждения. Одна из осей оказалась сломана, разбился фонарь.
- Дик, - сказал я. - Эти холмы слишком крутые, чтобы рисковать и спускаться с одной сломанной осью. Я пойду налегке, а ты позаботься о коляске.
- Я думаю, мы могли бы ехать вместе.
- Нет-нет, я предпочитаю проделать оставшийся путь пешком. Я крепко приложился, и прогулка прохладной ночью скорее поможет мне прийти в себя, чем что-либо другое. Как только вернешься домой, сообщи, что я приду попозже. Пусть хозяйка не тревожится.
- Это будет весьма длительная и утомительная прогулка, сэр. К тому же, я уверен, что мы можем заменить ось в Файвелле.
- Как, ночью? Нет, Дик, делай то, что я тебе сказал.
Коляска укатила, и я начал свою прогулку. Я был рад, когда вышел из полосы тумана и оказался на возвышенности. Взглянув назад, я увидел пойму реки, затянутую плотной белой мглою, словно снегом.
Спустя четверть часа, я оказался возле крайних домов Файвелла, небольшого селения, в котором имелись магазины, несколько школ и также небольшая обувная фабрика.
Улица была пустынна. Окна некоторых спален были освещены; некоторые имеют привычку оставлять парафиновые лампы зажженными всю ночь. Двери были закрыты, не доносилось ни звука.
Когда я проходил мимо ограды кладбища, мне вдруг вспомнилась история молодого плотника, рассказанная мисс Фултон.
"О, Господи! - подумалось мне. - Сейчас около полуночи, другой возможности увидеть чудеса в канун святого Марка может не представиться. Постою на паперти несколько минут, а потом, когда снова встречусь с этой девушкой, сообщу, что принял ее вызов, просто так, а вовсе не для того, чтобы что-то ей доказать".
Я открыл ворота и пошел по дорожке. Луна призрачным светом освещала надгробия. Недавно установленный крест из белого камня, как мне показалось, слегка флуоресцировал. Окна церкви были темными.
Я уселся на паперти, на каменной скамье возле стены, и полез за трубкой. Мне не хотелось курить; отчасти потому, что это было запрещено мисс Фултон, отчасти - поскольку чувствовал, что этого не следует делать на освященной земле. Но я испытывал некое удовлетворение, ощущая ее в пальцах; кроме того, мне не придется ее долго искать, как только я окажусь за воротами кладбища. К своему ужасу, я обнаружил, что потерял ее. Кисет был на месте, спички тоже. Трубка, должно быть, выпала, когда я грохнулся на землю, вылетев из коляски. Жаль, это была моя любимая трубка.
- Прекрасно, - уныло пробормотал я. - Если послать завтра утром Дика на дорогу, десять шансов к одному, что он ее не найдет; завтра ярмарочный день, люди поднимутся рано.
Часы пробили двенадцать.
Я считал каждый удар. Мое пальто было на меховой подкладке, так что я не мерз - мне даже было жарковато. С последним ударом я заметил, как около двери, ведущей церковь, появилась яркая полоса света. Дверь была сделана на совесть, свет пробивался не из щелей и не из-под нее, тонкий яркий луч проходил сквозь замочную скважину.
Появился ли свет в окнах, я не видел, - на самом деле, эта мысль не пришла мне в голову ни тогда, ни чуть позже, - но я почти уверен, что нет, ибо в противном случае я видел бы его отблеск на надгробиях. Сейчас, если вдуматься, было довольно необычно, что столь яркий свет пробивается заметным лучом сквозь замочную скважину, в то время как окна остаются совершенно темными. Но в то время я не подумал ни о чем подобном, поскольку иное завладело моим вниманием. Ибо я отчетливо увидел мисс Венвилл, мою знакомую, очень хорошую девушку, шедшую по дорожке походкой, характерной для молодой английской леди.
Однажды случилось так (со мной иногда это происходит, когда я пребываю за границей и нахожусь в публичном парке или саду), что я сказал своей жене, глядя на девушку, проходившую мимо:
- Уверен, дорогая, что это англичанка.
- Конечно, - сказала она, - это можно видеть по ее платью.
- Ничего не могу сказать о платье, - заметил я. - Я сужу по ее походке.
Итак, это была мисс Венвилл, и она приближалась к паперти.
- Это какой-то розыгрыш, - сказал я себе. - Она наверняка собирается проследить за призраками, и если я встану и заговорю, то наверняка напугаю ее до полусмерти. Если бы у меня была моя трубка, я бы закурил и выпустил облако дыма, чтобы дать ей знать о присутствии другого смертного, и при том не испугать. Думаю, мне все-таки стоит подать ей знак.
Я облизнул губы, собираясь начать насвистывать Rocked in the cradle of the deep - единственная песня, которую я умею насвистывать и которую иногда меня просят исполнить на дружеских вечеринках, - так вот, едва я облизнул губы, когда заметил нечто, так меня напугавшее, что я не издал ни единого звука.
Луч света в замочной скважине погас, и я увидел на паперти миссис Венвилл, мать девушки, умершую два года назад. Ее облик светился мягким белесоватым светом, чем-то напоминая лампу, заполненную газом.
- Добрый вечер, мама, что привело тебя сюда? - спросила девушка.
- Гвендолин, я пришла сказать тебе, чтобы ты возвращалась обратно. Ты не можешь войти. У тебя нет ключа.
- Ключа, мама?
- Да. Каждый, кому положено войти, должен иметь свой собственный ключ.
- И где мне его взять?
- Прежде всего, он должен быть сделан для тебя, Гвен. Но ты совершенно не готова к тому, чтобы войти. Что хорошего ты совершила, чтобы заслужить эту честь?
- Ну, как же, мама, все знают, что я очень хорошая девушка.
- Здесь этого никто не знает. А потому это не дает тебе права войти.
- Я всегда одета со вкусом.
- Это не то.
- Я прекрасно играю в теннис.
Ее мать покачала головой.
- В таком случае, мама, я выиграла соревнования по стрельбе из лука и получила приз.
- Это все не то, Гвендолин. Что хорошего ты сделала для кого-нибудь, кроме себя?
Девушка на минуту призадумалась, потом рассмеялась.
- Я участвовала в благотворительной лотерее и выиграла пару подтяжек. Я продала их капитану Фитцкерли, а вырученные деньги пожертвовала сиротскому приюту.
- Ты всего лишь отдала то, что получила.
Тогда мать сделала шаг в сторону, и луч из замочной скважины упал прямо на девушку. Мне показалось, что это был как будто рентгеновский луч. Ни ее одежда, ни плоть, не стали для него препятствием. Он проник в ее грудь, в ее голову, во все ее тело, высветив нечто темное, почти черное.
- Уверен, это черный баран, - сказал я.
Черный баран, - так называют субстанцию, найденную в наших краях, особенно в низинах, которые должны были бы быть самыми плодородными, но, при причине ее присутствия, бесплодны.