Существуют определенные правила поведения, этикет, Шарль – уважаемый человек. У него есть покровители, его друзья занимают высокие посты, все культурные учреждения Парижа прислушиваются к его мнению. Если Шарль де Лоран говорит, что художник талантлив, – значит, так и есть.
Он встал у рабочего стола, вцепившись в край и слушая непрекращающиеся удары. Это совершенно точно не визит вежливости. Дыхание Шарля участилось, глаза начало жечь.
– Де Лоран! – вопит кто-то за дверью. – Де Лоран!
Шарль повернулся к двум своим юным сотрудницам – те застыли на месте, разинув рты.
– Уходите! Берите свои вещи и улизните через подвал. Будьте осторожны!
В дверь продолжали колотить – словно отказывающийся сдаться капризный ребенок устроил истерику.
– Де Лоран, черт тебя подери, открой дверь!
Нежданный гость говорил по-французски, но с немецким акцентом. У Шарля сжалось сердце. «Картины, – подумал он. – Они пришли за картинами».
На лбу выступил пот, грудь сдавило. Что ж, по крайней мере, он успел спасти много бесценных полотен. Часть спрятана в его замке, часть уже в Соединенных Штатах, третья партия неделю назад отправилась в Испанию, в Малагу, к его коллеге.
«Спокойно, – сказал себе Шарль, направляясь к двери. – Нельзя показывать им, что ты боишься».
У входа стояли пять мужчин разного роста и возраста – мрачный отряд в кожаных куртках. Шарль остановился в проеме и изо всех сил старался, чтобы голос его не выдал.
– Чем могу быть полезен, джентльмены?
Тот из незваных гостей, что стоял в середине, самый низкий, ворвался в галерею так, словно он ее владелец. Шарль прекрасно знал, кто перед ним, и не переставал упрекать себя. Ему следовало подготовиться, предвидеть, что этот человек скоро появится.
Человек остановился в фойе и подождал, пока остальные его догонят. Они, словно роботы, зашли внутрь и выстроились полукругом рядом с начальником, ожидая приказов. Впрочем, тот не обращал на подчиненных никакого внимания, очарованный великолепной, известной на весь Париж галереей.
– Она еще лучше, чем я думал… – Человек медленно повернулся к Шарлю, сделал своим людям знак оставаться на месте и указал на следующее заполненное картинами помещение. – На пару слов.
Шарль проследовал за посетителем в главный зал – гордость галереи, просторное святилище с шестиметровыми потолками и хрустальной люстрой с подвесками, заливающей полотна теплым светом и подчеркивающей их красоту. Любое его новое приобретение начинало путешествие отсюда. Если покупатель не находился в течение месяца, холст перекочевывал на второй этаж. Но сейчас, когда незваный гость начал молча кружить по залу, сложив руки за спиной, Шарлю захотелось набросить покрывала на бесценные картины, защитить их от ядовитого взгляда негодяя.
– Модильяни. Леже. Пикассо. Сезанн. – Человек произносил фамилии таким тоном, словно был знаком с художниками лично. – Бесценные произведения искусства. Вам можно позавидовать, месье де Лоран. – Посетитель огляделся. – Глупо с вашей стороны не держать охраны.
«Верно, – подумал Шарль. – Еще как глупо».
На самом деле у его двери всегда дежурили два сотрудника, однако сейчас они ушли на обед. Скорее всего, за галереей следили и выбрали момент, когда владелец будет один.
– А вы кто такой? – поднял брови Шарль, изображая удивление, хотя точно знал, кто к нему пожаловал. Любому, кто читает газеты, знакомо имя его гостя.
– А, хотите поиграть? Что ж, давайте. – Посетитель изобразил поклон. – Гельмут Гайслер к вашим услугам. Разумеется, вы обо мне слышали. Как и я о вас, Шарль де Лоран. – Он презрительно улыбнулся. – Мне всегда смешно, когда натыкаюсь на «де» в вашей фамилии. И как это вам, еврею, удалось заполучить эту завидную приставку, которой могут похвастаться только знатные семьи? Кому вы заплатили?
Шарль даже не поморщился.
– Вот почему ваше лицо показалось мне знакомым, – язвительно сказал он, прекрасно понимая, что нельзя демонстрировать слабость. – Вот только тот Гельмут Гайслер, которого я знал, некогда был директором музея Кёнига Альберта в Цвиккау. Он специализировался на современном искусстве, болел им. Тот Гельмут Гайслер, которого я знал, обучался живописи в манере экспрессионизма, и его наставником был не кто иной, как Эрнст Энгель. – Шарль поднял вверх дрожащий палец. – Гельмут Гайслер, которого я знал, воспевал экспрессионистов. В его музее на последней выставке, которая называлась, – Шарль театрально щелкнул пальцами, – «“Мост” и “Синий всадник”[27]: экспрессионисты, новое поколение в современном искусстве», были представлены работы некоторых моих художников. А затем он покинул пост и предал движение, которое ранее превозносил. Это вам, герр Гайслер, можно было позавидовать. – Шарлю едва удавалось сдерживать закипающую ярость. – Что с вами произошло?
– Я бы посоветовал вам придержать язык, – ответил Гайслер, и все же его лицо нахмурилось.
«Худший из нацистов, – подумал Шарль. – Предатель». В отличие от Макса Крюгера, который лишь притворялся, что помогает Третьему рейху, а сам спасал произведения искусства. Гайслер же возглавил кучку воров, втаптывающих в грязь и уничтожающих произведения искусства и их создателей, которых сам же когда-то превозносил.
– Где она? – спросил нацист, обводя глазами стены галереи и останавливая взгляд на винтовой лестнице в центре зала, ведущей на второй этаж. Он указал на потолок. – Она там?
– Кто «она»? – Шарль притворился, что не понимает, о чем речь. За внешним спокойствием скрывалась охватившая его паника.
– Перестаньте корчить из себя идиота. Мне известно все о последней работе Эрнста Энгеля и истории ее создания.
«Истории ее создания»? У Шарля перехватило дыхание. Он провел множество бессонных ночей, размышляя, кем могла быть та женщина, ставшая для художника музой. А этой двуличной немецкой свинье известно все. Ну разумеется. Гайслер – продажная тварь. Он не смог смириться с талантом и славой Эрнста Энгеля, поэтому стал куратором экспрессионистского движения, чтобы сделать себе имя. Шарль знал, что нацист пробовал себя в качестве художника, но потерпел неудачу, и даже видел некоторые его весьма посредственные работы. По-видимому, Гайслер так сильно завидовал Энгелю и его друзьям, что, придя к власти, в первую очередь решил уничтожить человека, который некогда был его наставником, и развалить движение, в ряды которого не смог влиться. Нет никого опаснее живописца с ущемленным самолюбием, жаждущего отомстить.
– И что же это за история? – не сдержался Шарль.
Гайслер снисходительно улыбнулся и проигнорировал вопрос.
– Значит, она у вас, верно? Я так и знал. Давайте не будем усложнять ситуацию. Ваш дружок Макс Крюгер пока жив. Пока. Он сломался во время допроса. Его дом сожжен, коллекция картин в наших руках, родные арестованы. Мне продолжать? Герр Крюгер изменил своей стране и вел переписку с предателями. И все ниточки ведут к вам.
Черные глазки Гайслера сверкнули, словно у жутких персонажей с «Мрачных картин»[28] Гойи, и Шарль внезапно почувствовал,
