Старшеклассники закричали:
— Сегодня праздник!
— Революция!
— Граждане гимназисты, не идите в классы, сегодня занятия отменяются!..
Матрешка растерянно оглядывался.
— Ведите младших в классы, — обратился он к воспитателям: — Со старшими я еще потолкую.
Младшие направились в классы.
— Не будем заниматься! — крикнул Заворуй, как только все сели за парты. — Войдет учитель, а мы застучим ногами и крышками парт. Я начну — вы все за мной.
Вошел учитель французского языка мосье Клада. Кое-кто вскочил, потом сел. Заворуй загромыхал крышкой парты, и все загремели. Шум поднялся невообразимый. Француз что-то говорил, но Юра лишь видел, как шевелились его губы. Потом он безнадежно махнул рукой и ушел. Пришел Феодосий Терентьевич. Все встали. Заворуй опять застучал партой. На этот раз никто его не поддержал.
— Революцию, — сказал Феодосий Терентьевич, — шумом не делают. Революционеры — это умные, самоотверженные, образованные люди. Такими были Герцен, Софья Перовская, Вера Засулич, декабристы… Это все твои штучки, Загоруй-Полесский. Выйди из класса!
Заворуй, волоча ноги, вышел.
— Сегодня будет только один урок, — продолжал Феодосий Терентьевич. — Если… будете вести себя хорошо. А потом пойдете сразу же домой. Пансионерам на улицу не выходить.
3
Через три дня с утра все пансионеры прильнули к окнам и жадно смотрели на забитые народом улицы и площадь, где развевались красные знамена, колыхались транспаранты, на которых были написаны разные призывы, успевай только читать!
«Да здравствует революция!»
«Долой самодержавие, вся власть народу!»
«Русский и украинский народ — братья в единой семье».
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
«За землю и волю!»
«Долой войну!»
«За войну до победного конца!»
«Служащие фирмы Шмуклер — за революцию».
Кое-где были подняты желто-голубые знамена украинских «самостийников» и черные — анархистов. А на их транспарантах было написано:
«Хай живе вильна Украина!» и «Да здравствует анархия — мать порядка!»
Гремели оркестры. Музыка врывалась сквозь закрытые окна. Песни, которые пели идущие под знаменами люди, были незнакомые, с не всегда понятными словами. Но они почему-то волновали Юру, так и звали сделать что-то необыкновенное, очень смелое.
Отречемся от старого мира!Отряхнем его прах с наших ног!Нам враждебны златые кумиры,Ненавистен нам царский чертог…
Такого гимназисты еще не слышали! И это про царя, о котором пели: «Боже царя храни!»
На площади и на перекрестках улиц появились трибуны из ящиков. На них то и дело поднимались люди и что-то кричали. Юра спросил, кто они. «Ораторы». Агитируют за программу своей партии. Слово «агитатор» ему было уже знакомо. Он вспомнил дядю Тимиша. Ему казалось, что он обязательно стоит где-то и говорит, размахивая костылем.
Юра попросил разрешения у Рыжего выйти купить леденцов.
— Вы же знаете, что гимназистам на улицу выходить запрещено. Да и магазины закрыты, так как боятся погромов. Читайте, занимайтесь, спите. Смотрите в окно, наконец.
И они смотрели. И увидели на улице гимназистов из других гимназий, реалистов и даже нескольких старшеклассников из их гимназии. Тогда все восьмиклассники подошли к Рыжему и предъявили ультиматум: или их выпустят на улицу, или они сломают замок в раздевалке и выпрыгнут в окна.
Рыжий испугался, побежал к инспектору. Инспектор «удовлетворил просьбу» и разрешил гимназистам восьмых, седьмых и шестых классов выйти на площадь, не дальше.
И старшеклассники ушли. А Юра и его друзья остались у окон. Вдруг они заметили в толпе Заворуя без шинели. И с ним еще одного. Они всё поняли и побежали к двери во двор, ринулись на кухню, бегом. Повар пытался задержать их. Слишком смирный Коля остался, а Юра и Петя прорвались, метнулись к воротам, выскользнули на улицу, благо бородатого дворника не было. Он оставил калитку приоткрытой и стоял неподалеку, слушая оратора.
Мимо проходила колонна заводских рабочих. Они несли транспаранты, на которых было написано:
«Да здравствует 8-часовой рабочий день!»
«Долой кровавую бойню, долой империалистическую войну!»
«Да здравствуют Советы рабочих депутатов!»
«Да здравствует братский союз рабочих и солдат!»
Эти люди шагали очень решительно и строго. В их рядах было много солдат. Колонна шла и шла, и конца ей, казалось, нет. Вот демонстранты запели новую песню:
Смело, товарищи, в ногу!Духом окрепнем в борьбе,В царство свободы дорогуГрудью проложим себе…
Юра и Петя пристроились и зашагали в ногу со всеми. Уж очень понравилась им песня и эти люди. Как будто в бой идут.
Вышли мы все из народа,Дети семьи трудовой.Братский союз и свобода —Вот наш девиз боевой!
Такого огромного стечения народа, притом самого разноликого, Юра никогда не видал. Одни люди кричали «ура», другие пели. Мушкетер са’Гайдак и Петя-Атос побежали обратно на площадь и внимательно слушали. Ораторы ругали царя и радовались свободе. Все они клялись, что «именно их партия стоит за настоящую свободу». Одни говорили — «За победу!», другие — «Долой войну!» Одни требовали «рабочего контроля» на фабриках и «землю — крестьянам». Другие убеждали, что нельзя «разбойничать» и надо трудиться «на оборону». И все призывали поддержать их партию, потому что только она борется за интересы народа и России.
Партий было много.
— Ты в какую запишешься? — спросил Юра.
— А ты? — ответил вопросом на вопрос Петя.
— Я от кадетского корпуса отказался еще дома, — важно сказал Юра. — Я в кадеты не пошел. Тебе кадетская нравится?
— Он красивее всех говорит.
— Он против ятя или за?
— Не знаю. Пойдем послушаем.
Увы! Об отмене ятя и твердого знака никто из ораторов не проронил ни слова. Вот и вступай после этого в какую-то партию! Ничего в них не поймешь.
— Если есть кадетская партия, — сказал Петя, — надо, чтобы была также и гимназическая партия — против ятя и твердого знака.
Юра охотно согласился. Но как отыскать ее? И все же они такую партию встретили. На бочке стоял длинноволосый студент, а около него группа людей держала черное знамя с надписью: «Анархия — мать порядка».
