class="p1">Дождавшись, когда до моего укрытия всадникам останется не больше десятка шагов, я ухватился руками за веревку, уперся ногами в привязанный к ней канат, и прыгнул вниз.
Всего остального я лично не видел, но через мгновение веревка из конского волоса дважды дрогнула в моих руках, во второй раз ощутимо подкинув меня вверх. Если бы я не стоял на надежной палке, привязанной к ней, то мощные рывки без всякого сомнения выдернули бы ее из моих рук, а так — нет. Не судьба, оказалась проехать всадникам мимом моего дерева.
Мой прыжок вниз неожиданно натянул ее поперек дороги на уровне груди всадника, и — судя по всему — очень поймал баронских людей. Испуганное ржание их лошадей и удивленные крики ополченцев были тому доказательством.
Когда я подхватил свои шлем и щит с земли и выскочил на дорогу с мечом в руках, все было кончено.
Карл — успел добить обоих неудачников, и даже угрожающе-неторопливо двинулся в сторону ошарашенных болотников. Закованный в отличную броню воин выглядел на взгляд любого местного очень угрожающе, но вряд ли ополченцы подались назад именно из-за него. Скорее всего, ужас в их сердца вселило неожиданное появление мага.
Я, как раз успел рассмотреть одним глазом (второй — привычно прикрыл, чтобы на некоторое время не ослепнуть, ка уже было дважды), как молний соединила Вальдемара и стоящего наособицу молодого парня. Тот выскочил из толпы товарищей, и замахнулся, чтобы метнуть свое зазубренное копье-гарпун, в чем местные явно были очень хороши.
Такое предупреждение не осталось незамеченным, и впечатленная смертью товарища, толпа покладисто опустила свое оружие. Но не бросила. Это означало, что если кто-то из старших обратил внимание, что маг не попытался воспользоваться неожиданностью, а предпочел показать из засады.
— Что вы стоите… — попытался крикнуть последний оставшийся в живых всадников барона де Бирьё, но в следующую секунду откуда-то с дерева позади болотников вылетела стрела, и очень удачно впилась ему в шею, как раз в вырез кирасы.
Удивленно вскрикнув, он застонал, выронил меч, после чего — уже, наверное, инстинктивно дотянулся до беспокоящего его снаряда и вырвал его из раны, но на этом его достижение и закончились. Обиваясь кровью, всадник окончательно ослабел, и рухнул на землю, не в силах больше ничего сделать.
После того, как «на сцене» снова появился Паскаль, и озвучил альтернативы безоговорочной сдаче, бой как-то сам собой стих, так, собственно, и не начавшись…
Два часа нам понадобилось, чтобы вернуться к своему новому лагерю.
Никого в плен мы не брали, лишь разоружили ополчение болотников. Обменять их на семью фермера все равно бы не удалось, а охранять их кормить — пришлось бы. Ну или опять, пришлось бы убивать.
Паскаль, как мог убедительно объяснил нашим пленникам, что они, конечно, могут обойти нас, и все-таки добраться до замка, но тогда им пощады уже не видать. Как еретиков, да еще и упорствующих, их ждет лишь огонь.
«…Ну, или милосердная смерть в бою, от молнии…» — уточнил переговорщик.
Насколько она приятная и милосердная, они уже смогли убедиться лично, поэтому были высокие шансы, что людей, по крайней мере, от северной общины, барон де Бирьё больше не получит. Мы не сомневались, обо всем произошедшем, уже завтра будут знать и остальные общины. Оставалось только немного подождать, чтобы понять, как они поймут этот намек.
И чтобы донести свою мысль как можно более «понятно и развернуто», завтра мы собрались нанести визит в одну из ферм, где жила семья, по заверениям Паскаля, искренне поддержавшая переход в новую веру. И вряд ли они самоустранятся от этого противостояния.
Каково же было наше удивление, когда утром Карл разбудил нас, и с недоумением сообщил, что наш проводник пропал.
— Я должен был сменить его на рассвете, но меня никто не разбудил. Все равно проснулся, пусть и чуть позже, вышел к костру, а там никого. Пропало его одежда и копье, поэтому вряд ли его выкрала какая-нибудь тварь. Скорее всего, он ушел сам…
* * *
На рассвете замок де Бирьё разбудил гость.
Терпеливо дождавшись напротив ворот, когда достаточно рассветет и стража сама заметит его, он сообщил, что готов сдаться сам и рассказать о планах чужаков, если господин барон поклянется отпустить его семью.
* * *
* Аид(происхождение имени точно не выяснено; во всяком случае, оно ассоциировалось с др.-греч. [ἀϊδής] невидимый, [ἀΐδιος] вечный, [ἀϊδνός] мрачный, а также почтенный, сострадательный, благоговейный страх, но и милосердие, делающий невидимым) — так же Гадес; у римлян — Плутон. В древнегреческой мифологии — верховный бог подземного царства мертвых и название самого царства мертвых. Брат верховного бога Зевса.
Глава 23
Кровные узы
Замок Бирьё, утро
(9 марта 1402 года)
Немолодой привратник давно уже перестал быть человеком. Нет, его не переродили с помощью некоего мрачного и отвратительного ритуала. Даже душа его сохранилась, и по-прежнему принадлежала ему же.
Но, как и многие из живущих в местах куда безопаснее или даже в мирах вовсе без магии, Старый Гловер* давно уже перестал быть человеком в том смысле, что мы вкладываем в это слово. Он превратился в свою «функцию», пусть, конечно же, и не знал этого слова.
Все желания и мысли его усохли до размеров замка и его немногих обязанностей. Точнее — до заботы о воротной башне.
Даже на кухню за своей обязательной миской каши или похлебки привратник ходил, скорее от необходимости, чем по великому желанию. Только здесь он чувствовал себя по-настоящему довольным, и даже начинал худо-бедно радоваться жизни. В том смысле, которой все еще оставалось доступен его лишенной крыльев душе. Теплу, например.
Весна, наконец-то пришедшая в местные болота три дня назад, и не оставила его равнодушным.
Не в том смысле, что он начал о чем-то мечтать или надеяться. Но привратник, конечно же, обрадовался тому, что перестанет мерзнуть на своей крохотной каменной площадке, откуда мог наблюдать за жизнью замка Бирьё и пустынным участком дороги по соседству.
Вчера он впустил внутрь мрачного, как и болота вокруг фермера, и равнодушно наблюдал, как его подхватили два хозяйских дружинника, оставшиеся в замке, а потому уцелевшие во время недавней битвы, о который упоминал уцелевший предводитель отряда.
На рассвете он так же равнодушно выпустил две дюжины последних воинов барона, взявших направление куда-то на север.
О, если кто-то спросил бы, он смог бы пересказать все слова Паскаля, что тот говорил, стоя на коленях перед здешним синьором. Он, конечно же, запомнил мольбы и предложения «болотника» в обмен
