— Матушка не понимала, как мне одиноко, как плохо, — продолжала Найна. — Она пыталась доказать, что мне еще повезло. «Притпал оставил тебе приличное состояние, дом, да и детей у вас нет — такой камень с плеч!» Но мне не нужны были деньги. Я хотела любить и быть любимой. — Найна закусила губу. — В общем, Раджан и Пьяри помогли мне придумать отговорку, чтобы вернуться сюда. И вот я здесь. — Прежде чем Оскар успел ответить, она подскочила. — Хочешь чаю?
Он радостно закивал.
— Я сейчас принесу.
Оскар обожал ее чай. Даже домой стал покупать не «Эрл Грей», а «Пи-Джи типс», когда увидел, что она заваривает именно этот сорт, однако у него все равно получался темный и горький напиток. На его расспросы Найна всегда отвечала уклончиво.
На этот раз Оскар вошел на кухню как раз в ту секунду, когда она положила в его чашку пол-ложки меда.
— Я ведь не люблю сладкое!
Найна была явно раздосадована.
— Я же сказала, что сама принесу.
— Или это тебе? — Он улыбнулся.
— Нет, тебе, хитрец! Теперь ты знаешь, почему у меня получается так здорово. — Она нетерпеливо размешала чай.
Оскар отхлебнул — вкус был по-прежнему чудесный. Ему понравилась задумка с тайным подслащиванием чая — Найна исподволь делала его жизнь приятнее.
— Знаешь, на Ближнем Востоке есть страны, где хозяева таким образом показывают свое расположение гостям. Чем сильнее ты им нравишься, тем больше сахара положат тебе в чашку. И выпить нужно обязательно, каким бы сладким ни оказался напиток. Иначе обидишь хозяев.
— Худо же там приходится диабетикам! — Найна убрала в шкаф полупустую банку меда и виновато поглядела на Оскара. — Даже весь этот мед не выразил бы, как сильно ты мне нравишься.
— Если твой чай будет горький, как полынь, я выпью его до капли и все равно буду самым счастливым человеком на свете.
35
Раджан спустился по деревянной лестнице в подвал родительского дома. Темная пещера была забита вещами самого разного предназначения и размера. Слева, возле лестницы, стоял узкий стол Карама. На нем помещались инструменты, жестянки с кремом для обуви и коробка со щетками. Снизу разместились ведерки с краской. Раджан поискал взглядом соленые помидоры, за которыми его послала Сарна, но увидел только прислоненный к стене рулон красного ковра, а за ним пыльную гору коробок из-под обуви — труды Оскара, десятилетиями хранившиеся в подвале.
— Эй, Раджа? Ты нашел помидоры? Посмотри, они вон там! — крикнула Сарна, будто «там» было определенным местом. Как и тусклая лампочка под потолком, ее голос не мог осветить холодную пещеру.
Раджан с трудом пробился к большому стеллажу, забитому домашними консервами, и взял несколько банок с помидорами. Какой тут завал! Почему помидоры стоят на нижней полке, ведь домочадцы часто их берут? А эти огромные бутылки масла вот-вот свалятся сверху и все перепачкают! Раджану вдруг захотелось навести порядок. Он поставил помидоры на пол и взялся за импровизированную кладовую. Бах! Сзади что-то разбилось, стекло или фарфор. Вот черт! Просунув руку за полку, он обнаружил… что? Еще одна полка?
— Ты что-то расколотил? — Острый слух Сарны улавливал любой шум.
— Нет-нет, ничего. Все хорошо! — выпалил Раджан, увидев нечто весьма неприятное.
— Что ты там возишься? Мне нужны только помидоры.
— Да, мам. Уже иду. — Его слегка замутило. — Просто решил расставить…
— Не надо ничего расставлять, неси сюда банки!
— Ладно.
Раджан заметил, что глубокая полка, на которой якобы помещались сушеные пряности и травы, была двойной, У нее имелось потайное отделение — как и у всего в этой семье. Сдвинув помидоры, Раджан уронил какую-то кружку. Он нагнулся, вытащил осколки из-за стеллажа и увидел на них британский флаг. Все ясно. Несколько лет назад он видел такие кружки в доме чачаджи Гуру — в них дядя складывал все заработанные монеты, к которым сам никогда не прикасался.
Гуру Богатей не выносил мелочь. Ему была отвратительна даже мысль о том, чтобы дотронуться до кусочка железа, обошедшего сотни рук, которые, возможно, прикладывались к самым гнусным вещам. Поэтому он никогда не пользовался монетами и убирал их в кружки, которых за долгие годы скопилось огромное множество. Однако избавиться от них дядя не решался. «Какие бы деньги ни попали в дом, разбрасываться ими нельзя», — говорил он. Видимо, Сарна решила облегчить участь Гуру.
Раджан схватил фонарь, висевший над столом, осветил им заднюю полку и увидел там еще несколько кружек. На миг его взгляд затуманился. Черт! Он быстро затолкал осколки обратно в щель и грубо вытер глаза рукой, но это не помогло стереть оскорбительные образы, возникшие перед ним.
Мгновения его невинной юности вдруг обернулись гадкими сценами пособничества. Вот они в гостях у чачаджи Гуру, и мама почему-то просит отнести ее тяжелую сумку в машину. Вот он гордо заходит в комнату Сарны, помахивая листком с экзаменационными оценками, а она криком выпроваживает его за дверь. На кровати лежит белая кружка в зеленый горошек, а рядом — горка монет. Раджан видит все в мучительных подробностях. Ох, ну зачем он это вспоминает? Его двадцать первый день рождения. Сарна подарила ему сто фунтов и заставила поклясться, что он никому не скажет. Раджан тогда очень удивился, откуда у мамы столько денег. И даже спросил. «Это не важно, — ответила Сарна. — Просто возьми их. Твоя мать — умная женщина и ради своих детей пойдет на многое». Раджан подумал, что ему не стоит принимать подарок, и все-таки принял. Теперь при мысли о тех деньгах к его горлу подкатила тошнота. Он вспомнил все Сарнины стенания; мол, дети ее не ценят и не сознают, сколько бед выпало на ее долю, через что она прошла ради семьи. Раджан догадывался, на что она намекает, но не хотел видеть правду. Даже сейчас, обнаружив улики, он попытался о них забыть.
— Раджа?! — Нетерпеливый крик матери вывел его из оцепенения.
— Иду!
Он спросил себя: имеет ли он право умолчать о пустых кружках чачаджи Гуру? Вероятно, сама судьба толкает его к разговору по душам? Сколько можно участвовать в тайном семейном сговоре!
Он взял помидоры и выбрался из подвала. На кухне стояли запахи разных блюд. Влажные ароматы ударили Раджана в лицо, словно горячий воздух парилки. Он утонул в манящих объятиях Муската, который свернулся вокруг него клубочком мягких лент и попытался избавить от боли прошлого, соблазнив аппетитными радостями настоящего. Желудок Раджана одобрительно заворчал, во рту скопилась слюна, но голос матери разбил душистые чары:
— Ну что ты так долго? Разбил что-нибудь?
Раджан и не посмотрел на нее.
— Да вроде нет. — Он вручил банки сестре и отвел глаза. — У вас такой бардак. Что вы там храните? Мусор веков? Почему бы просто его не выбросить? Мне даже плохо стало, пойду подышу воздухом.
— Ведь обед готов! — Сарна показала на бурлящие кастрюли и сковородки.
* * *
Почему он солгал? Раджан быстро шел по улице. Он мог бы легко намекнуть Сарне о своей находке. Сказать что-нибудь вроде: «Да, кажется, я разбил какую-то кружку. Старую, бог знает откуда она там взялась. Мама, тебе давно пора избавиться от мусора, который ты хранишь на задних полках». Совсем нетрудно. Он осторожно показал бы, что все знает, и успокоил бы свою совесть. А мог бы обойтись с Сарной и более жестоко. Выложить перед ней осколки и заявить: «Мам, это кружка из дома чачаджи Гуру. Я случайно ее разбил. В подвале я видел и другие. Догадываюсь, где ты их взяла. Тебя можно понять, хотя ты поступила дурно. И меня зря впутывала в это дело. Теперь перестань притворяться, потому что я все знаю и не сержусь. Ты все равно моя мама, и я тебя люблю». Тем не менее ничего подобного Раджан не сказал. Что еще хуже, он соврал и молча ушел. Совсем как она.
Зачем Сарна сделала его своим пособником? Сама преспокойно забыла обо всем и играет роль мученицы, пока остальные живут в реальном мире и помнят, что она натворила. Раджан был в ярости, хотя некая незримая нить мешала ему поступить с матерью так же, как он поступил бы с любым другим вором. Ум юриста привык изучать улики и легко вынес бы вердикт: виновна. Однако сердце все усложняло. Оно вставало на пути разума и молило: попытайся войти в ее положение! И все же доверять своим чувствам Раджан не спешил. Однажды он уже понадеялся на них и был сильно разочарован. Именно сердце в свое время подсказало ему поступить на юридический, как того хотел отец. Раджан вообразил, будто университет поможет ему забыть о лжи, омрачившей детство. Но, свободолюбивый от природы, он не вытерпел строгостей закона. Его сердце подняло бунт против дисциплины и еще долгие годы болело, ведь Раджан подвел семью.
Когда Сарна стала называть его «юлист» вместо «юрист», он только посмеивайся. Сколько ее ни исправляли — все без толку. А потом эта оговорка начала его сердить. Понятно, почему маме так полюбилось слово «юлист»: сама-то она всю жизнь юлила и лгала, другой закон был ей неведом. Прежде Раджану не приходило в голову, что Сарна повлияла и на его выбор профессии — в сумеречном мире рекламы нельзя угадать, что правда, а что ложь.
