– И тебе все равно нужна победа?
– Это им нужна победа, – чуть помедлив, ответил Швейцарец. – Которую я честно попытаюсь обеспечить. Лично меня вполне устроит нанесение «огонькам» потерь, несовместимых с дальнейшим плотным контролем этого… Перехода.
Они лежали на полу – кровать в штабной комнате «Солнышка» оказалась жутко скрипучей. Лежали, прижавшись друг к другу, – как и все ночи, начиная с той… первой… после поляны.
Каждый отлично понимал – то, что они делают, не помогает заполнить пустоту утраты. Но хотя бы дает иллюзию.
– И ты готов ради этого устроить бойню?
– Я готов ради этого выиграть не мной начатую войну.
– Но ведь они – люди!
– Они – не люди, – глухо возразил Швейцарец.
– А кто?
– Они просто ключ к алмазам. Которые, в свою очередь, ключ к Европе – твоя любимая идея, ведь так? А значит – никаких людей. Просто набор ключей.
– Ты – чудовище, – прошептала Анна. – Мутант. Монстр. Нелюдь.
Она не сразу поняла, осознала, что звук, изданный им в ответ, – это смешок, только очень хриплый.
– Не-ет, – протянул Швейцарец. – Ты глубоко не права. Чудовища на такое неспособны. Вспомни тех собак. Их вожак, глупая псина, понятия не имел, что бывают ситуации, когда нужно атаковать до конца, не считаясь с потерями. Только люди. Только люди… обладающие мутацией под названием «рациональное мышление». Когда-то… такие же люди, рационально просчитав, что добрая ссора будет лучше худого мира, решили перевести «холодную войну» в «горячую» стадию. Потом другие рациональные, а может быть, и те же самые, решили, раз уж проигрывать – так не в одиночку! И нажали кнопки. Умирать – так всем вместе!
Он снова коротко засмеялся.
– Эти два… лагеря, в общем-то, неплохо справляются с проблемой вымирания и без моей помощи. Сколько они еще протянут? Год? Три года? Пять лет? Навряд ли.
– Поле могло бы спасти их. Эта нейтральная земля… «чистая», никем не используемая пашня, из-за которой они воюют… почему бы им не поделить ее? Ты… ты ведь может помочь им договориться! Дать им не смерть, а мир!
– Слишком сложно, – Швейцарец перевернулся на спину. – А также долго и маловероятно. Люди вообще не очень-то склонны к компромиссам, иначе б не попытались устроить похороны родной планеты. И здешние… бывшие пионеры-октябрята в этом отношении ничем не лучше тех, кто держал палец на ядерных кнопках. Там ставкой была власть над миром, здесь – право распахать несколько гектаров земли, светящейся чуть меньше, чем по соседству. Разница только в масштабах, не в сути. Да и потом, они в любом случае даже и слышать не захотят о компромиссе – слишком уж много крови пролилось, и эту реку, так же как Шерну, вброд не перейти. Столько лет… и ты хочешь, чтобы я взял и сказал: «А давайте жить дружно»? Нет, я могу помочь им выиграть войну, а не совершить чудо.
– Они – люди, – упрямо повторила она.
– На самом деле, – после минутной паузы задумчиво произнес он. – Знаешь, что самое смешное? Эти алмазы, к которым ты рвешься… они ведь могут оказаться никому не нужны там, в Европе! Не думала? Это ведь у нас, в Сибири, уже кое-как восстановили формулу товар-деньги-товар и вспомнили, что желтый блестящий металл хорошо подходит на роль денег, а сверкающие камушки для этой функции служат еще лучше. Но Сибирь большая и пострадала сравнительно мало, а Европа… даже моя любимая Швейцария… – он усмехнулся, – пустят эти твои камушки на сверла и даже спасибо не скажут.
– И зачем тогда…
– Мы играем по твоим правилам! – перебил он. – А ты сказала: «Путь в Европу для нас лежит через Москву, запомни!» Я – запомнил.
– Но…
– Что?
– Я… – Анна тяжело вздохнула, – я тогда не знала, какую цену придется платить.
– Ой ли? – недоверчиво хмыкнул Швейцарец. – Брось. Ты с самого начала использовала всех, кто подворачивался тебе под… руку. Сначала Энрико, потом этот следопыт. Скажешь, нет? Они пошли за тобой – и поплатились.
– Это другое, – запальчиво возразила она. – Я использовала, да… но ведь у них всегда был выбор… а ты… ты хочешь устроить бойню, кровавую мясорубку – зачем, ради чего?! Если ты веришь в то, что сказал про алмазы… какое они для тебя самого имеют значение?
– Абсолютно никакого.
– И ты все равно собираешься…
– Я, – перебил ее Швейцарец, – намерен сделать лишь то, о чем они просят. Сами.
– А знаешь, – неожиданно сказала она, – мне тебя жаль. Ты ведь… убогий… нет, даже не так – просто слабак!
– Шутку оценил.
– Я не шучу. Ты сломался, Охотник, там, на поляне. Ты себя там потерял, вернее, похоронил. Осталась только ходячая приставка к оружию, но не человек.
– Не-ет, – протянул он. – Строго наоборот. Я наконец починился. Там, на поляне, я потерял свою слабость, единственное уязвимое место. Сейчас мне не за кого бояться – и я ничего не боюсь.
– Там, на поляне… – эхом отозвалась Анна. – Те, кто там остался… были куда лучше нас.
– Да. Так всегда и бывает. Лучшие погибают, а остаются… вроде нас.
– А ты – просто трус. Ну признайся, ты ведь боишься, ты попытался быть человеком, но сломался после первого же удара! И снова спрятался в раковину из вороненой стали!
– Неужели ты в самом деле думаешь, – спросил Швейцарец, – что я чего-то боюсь?
Она не ответила, да этого и не требовалось – этой ночью небеса словно решили выдать обитателям земной тверди месячную норму северного сияния, и Швейцарец мог без труда видеть, как лежащая рядом с ним женщина торжествующе улыбается.
«Интересно, – подумал он, – а сам-то я знаю ответ на вопрос – ради чего? Да, у меня есть целых два варианта ответа. Первый, наиболее логичный, – я свихнулся. Второй, дурацкий, – я готов помочь уничтожить полторы тысячи людей только потому, что меня об этом попросили… попросила. В самом деле, почему бы не выполнить просьбу маленькой девочки? Тем более что нам вроде бы все равно по пути, а обходить – непонятно как, но явно дольше».
САШКА
Этот человек не любил ненужные расчеты – я понял это, когда на вопрос командира «солнышек»: «Сколько человек ему нужно выделить на перетаскивание пушки?» – Черный Охотник посмотрел на него… секунд десять… и, дождавшись, пока бедолага Игорь осознает всю глубину своего невежества, спокойно произнес: «Столько, сколько нужно!»
В результате Игорь выделил раза в два больше, чем, по-моему, требовалось реально. Скорость буксировки лишние почти не добавляли, а вот пара дополнительных часов на стрельбище… впрочем, Швейцарцу, похоже, было на это плевать. Он вообще не верил, что мои собратья-автоматы способны хоть куда-то попасть, и всерьез уделял внимание лишь пулеметчикам. За три дня те сожгли по нескольку тысяч патронов на ствол, в ответ же на длинную тираду взбешенного подобным транжирством Толи-Главного-По-Складу, с истинно хомячьим упорством копившего эти запасы, последовала лишь одна короткая фраза: «Время разбрасывать камни!»
По-моему, Анатолий эту фразу так и не понял, а объяснить ему было некому… кроме, разумеется, самого Швейцарца.
– Приехали!
Эта земля еще считалась нейтральной – точнее, так считали «солнышки», а какого мнения придерживались по данному вопросу «огоньки», я так и не узнал. Думаю, они все же числили ее своей. Ведь от этой точки до их лагеря было всего восемь километров – семь тысяч метров кабеля полевого телефона плюс расстояние от корректировщика до стены пионерлагеря.
– Мы готовы, – Николай Сельгин, старший в расчете «МТ-12»[20], едва не подпрыгивал от возбуждения. Еще бы – как-никак ему сейчас предстояло стрелять из любимой пушки третий раз в жизни. И впервые – перенести войну на территорию противника, как назвал это Швейцарец. До сегодняшнего дня такое удавалось лишь разведчикам, таким как Белоснежка, а это не в счет… забавы на ножиках, мелочь в сравнении с почти семнадцатью кило осколочно-фугасного.
– Как связь?
– Готовы.
Удивительно, но патрули «огоньков» до сих пор не заметили телефонный провод, хотя нас уверяли, что и проскользнуть-то мимо них почти невозможно. Однако пока было тихо, а если б провод нашли… и пошли по нему… и вместо привычных нескольких разведчиков напоролись на засаду из двадцати человек – шуму было бы много.
– Заряжай!
– Командир, а можно, можно я первая стрельну? Ну пожалуйста, товарищ командир, дайте, я первая по ним стрельну! Пожалуйста-а-а-а…
– Как тебя зовут? – неожиданно спросила Анна.
– Наташа. Теть Аня, ну вы скажите ему, пусть я первая стрельну.
Она была ровесницей Белоснежки. Красный бант в косичках, и он же крестом нашит на полотняной сумке – девочка упоенно играла роль санитарки при орудийном расчете.
Сельгин растерянно оглянулся на Швейцарца – тот равнодушно пожал плечами.
– Ну хорошо… давай.
Судя по рассказам и чертежам «солнышек», лагерь их противников был примерно в два раза больше их собственного. Лично для меня мысль о промахе по мишени два на три километра звучала сильно, однако у пушек свои представления о меткости – только пятый снаряд разорвался среди домиков лагеря. Швейцарец, впрочем, казался вполне довольным.
