— Но тогда зачем она открыла этот магазин грампластинок? Почему растила меня в том районе? Почему мы жили так, как жили, если важнее меня у нее ничего не было?
— Иди спой эту песенку своему мужу, красавица. «Мама недостаточно меня любила». — Впервые Анис, кажется, злится. — Ты забыла — я свидетель. Разве был на свете ребенок счастливее тебя? Чья мать так обожала свое дитя, как твоя обожала тебя? — Анис вскидывает руки вверх и начинает ими размахивать. — Твоя мать подарила тебе семью, — настаивает она. — Она подарила тебе жизнь. Разве не об этом мечтают все родители: дать своим детям то, чего у них самих никогда не было? Неужели ты думаешь, что я, глядя на твою квартиру, не вижу, чего ты хочешь для своих детей?
— Ты не видела меня пятнадцать лет. — Голос Лауры низок и резок. — Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о том, к чему я стремлюсь.
— Неужели? — Анис не повышает голос, но он почему-то звучит мощнее. — Я знаю, что ты позволила одному ужасному дню бродить в твоей голове, как больному чудовищу, которому ты не можешь позволить умереть. Да, я знаю, каким скверным был для тебя тот день, — добавляет она, когда Лаура делает вдох, как будто хочет ее перебить. — Скверные вещи иногда происходят, и люди месяцами, годами пытаются очухаться, потому что не получают дружеской поддержки, как твоя мать. Она никогда не получала поддержки от твоих дедушки с бабушкой, которых ты даже не помнишь, потому что они не удосужились познакомиться с тобой. Вместо них у тебя были Мандельбаумы, а вместо сестры — живущая наверху девочка (как ее звали? Мария… как дальше?), а еще Ноэль из магазина и все в округе, с кем мама познакомилась ради тебя — чтобы за тобой приглядывали. Твоя мама каждый день забирала тебя из школы и всю свою жизнь выстраивала так, чтобы иметь возможность больше времени проводить с тобой. И ей повезло, потому что не каждому выпадает шанс, не у каждого есть возможность поступать так.
Лаура ничего не говорит, пока поток слов Анис не иссякает. Я поднимаю глаза и вижу, как натягивается кожа у нее на шее, как в те времена, когда она хотела что-то сказать Саре, но не могла.
— Послушай, — продолжает Анис, — не мне тебя учить, что думать о твоей матери, Лаура. Но даже не смей считать, что она сделала недостаточно. Сара отдала тебе все. Она дала тебе семью. И вот ты сидишь тут — умная, успешная, замужняя, счастливая, следовательно, она все сделала правильно. Не думаю, что ты когда-нибудь поймешь, — Анис подается вперед и касается руки Лауры, — как она тобой гордилась.
Лаура кончиками пальцев прикасается к Анис, потом продолжает гладить мою шерсть. Я прижимаюсь лбом к ее руке и думаю над тем, что сказала Анис о Лауре, о Джоше, о Саре, которая дала дочери семью.
Когда Лаура заговаривает, ее голос звучит почти так же хрипло, как и смех Анис.
— Я так о ней и не поплакала. — Она поднимает одну руку и проводит по волосам, совсем как Сара. — Не знаю, что со мной не так. Но я не могу. Не могла.
Брови Анис ползут вверх домиком, отчего ее лицо смягчается.
— Сара гордилась бы тем, что вы с Джошем делаете для «Альфавилль» и людей, которые живут в том доме.
— Это все Джош. — Лаура откашливается. — Моей заслуги здесь нет. Я ничего не сделала.
Анис улыбается и склоняет голову набок. Иногда она смотрела так на Сару.
— Еще сделаешь.
Позже ночью, после ухода Анис, мы с Лаурой и Джошем вместе сидим в гостиной, и Лаура говорит мужу:
— Я бы хотела помочь тебе в твоем деле со зданием на Авеню «А».
В уголках его глаз появляется улыбка.
— Серьезно?
Лаура тоже начинает улыбаться, голос ее звучит легкомысленно, но глаза остаются серьезными.
— А почему нет? — удивляется она. — Спать по двенадцать часов в сутки — это слишком.
Только мне показалось, что я наконец поняла, кто такие люди, — и вот я вновь осознаю, какие они все-таки загадочные создания.
Глава 16
Пруденс
Телефон коротко звонит два раза, вместо одного длинного, как обычно звонит человек, живущий внизу в парадном, чтобы сказать, что к нам поднимается визитер. Лаура, сидящая на диване в окружении меня и стопки бумаг, которая намного больше меня, удивленно поднимает глаза. На кофейном столике много толстых книг, которые Лаура как-то вечером принесла с работы. Джош сейчас на каком-то собрании, в квартире мы с Лаурой одни.
— Да? — произносит Лаура, снимая трубку. После паузы говорит: — Разумеется, впустите его.
Потом она бежит в маленькую ванную комнату в коротком коридоре у входной двери, где проводит по волосам расческой и брызгает в лицо холодной водой. Я потягиваюсь и не спеша направляюсь туда же, чтобы помочь Лауре, если ее ожидает неприятный сюрприз. Когда звонят в дверь, она как раз вытирает лицо.
— Пэрри! — восклицает Лаура, открывая дверь. — Какой сюрприз! — На ее лице улыбка, она протягивает руку и на мгновение задерживает ладонь незнакомца в своей, но глаза смотрят настороженно.
Глаза Пэрри помимо его воли тоже пристально смотрят на нее. Он произносит:
— Хорошо выглядишь. Больше, чем просто хорошо. — Лицо Лауры становится розовым. Визитер на секунду едва заметно прикрывает глаза, как будто заливающееся румянцем лицо Лауры подтвердило его догадки. — Я могу войти? — спрашивает он.
— Конечно. — Она ведет его в гостиную, где он садится в одно из кресел напротив дивана. — Принести что-нибудь?
— Стакан воды был бы в самый раз, — отвечает он, и Лаура идет на кухню за водой. Я стою у второй двери на кухню — которая ведет в столовую и гостиную, — отсюда я внимательно наблюдаю за Пэрри. Некоторые люди, когда видят кошку, тут же стремятся ее погладить или сказать что-нибудь вроде: «Кис-кис, кошечка. Иди сюда». Некоторые выглядят раздраженными (особенно если у них аллергия), а некоторые вообще не замечают кошек. Пэрри не подпадает ни под одну из перечисленных категорий. Он сидит в кресле прямо, развернув плечи, — поза одновременно и собранная, и абсолютно расслабленная. Такое самообладание бывает у кошек, но у людей — почти никогда. Своими темно-карими глазами он смотрит прямо на меня, и в них я вижу намек на изумление.
Я обращаю внимание на его наряд: пиджак в тон брюк, обе вещи сделаны из материала, который кажется невероятно мягким и тем не менее нигде не сбивается в кучу и не морщится, как обычно бывает с человеческой одеждой, когда люди сидят. Вокруг шеи — лоскут темно-желтого материала (похожие я видела у некоторых мужчин по телевизору, хотя никогда — у Джоша). Туфли у него черные и абсолютно чистые, Сара бы сказала «безукоризненные». Я понимаю, почему раньше для Лауры было так важно угодить Пэрри на работе, и неожиданно радуюсь, что шерсть у меня на лапках практически полностью отросла.
Лаура входит в комнату с двумя стаканами и один протягивает Пэрри. Они некоторое время беседуют. Лаура называет имена людей, которые работают в их конторе, и интересуется, как у них дела. Оба, попивая водичку, прекрасно понимают, что Пэрри не стал бы приходить к Лауре, чтобы рассказать ей, что ее помощница слишком коротко постриглась, а человек по имени Грег продолжает заставлять всех смотреть снимки своего новорожденного ребенка. Но Пэрри кажется расслабленным и не спешит сообщить ей истинную причину своего визита.
— Как Джош? — интересуется он. — Похоже, мы не виделись со дня вашей свадьбы. Я надеялся, что смогу и его повидать. — У него сильный голос, однако не слишком громкий. Такой низкий, что от его звучания в моей груди поднимается негромкое «м-р-р».
— Его еще пару часов не будет, — отвечает Лаура. — Он работает над одним проектом и сейчас должен присутствовать на встрече.
— Ах да. Здание Митчелла—Лама на Авеню «А». Читал об этом в «Таймс».
Лаура смеется.
— Я уже позабыла, что вы всегда и все знаете, — произносит она. — Да, он на встрече с владельцами студии звукозаписи, расположенной в полуподвальном помещении здания. Она зарегистрирована как 501(с)(3)[22], поэтому их претензии имеют более веские законные основания, если дело дойдет до судебного слушания. Джош помогает им с документами.
Пэрри кивает.
— Прости старого друга за любопытство, но чем Джош намерен заниматься, когда все закончится?
— Если все сложится в нашу пользу… — Брови Пэрри ползут вверх, когда она произносит «в нашу», — … мы надеемся, что он сможет помочь им собрать достаточно денег для общепрофилактических программ и доказать, что ситуация была проплачена. Если нет… — Лаура вытягивает перед собой руки. — Кто знает? Пока все непросто. Мы стараемся жить одним днем.
Пэрри наклоняет набок голову и смотрит на нее.
— Ты говоришь, я все знаю, но я понятия не имею, почему ты вот уже месяц не появляешься на работе.
— Я на больничном, — медленно отвечает Лаура. — Если спросите в отделе кадров, увидите, что все документы должным образом оформлены и подписаны.
