В феврале Йоко развелась со своим мужем, и в марте 1969 года они отправились из Парижа на Гибралтар, где провели всего 70 минут, в течение которых успели зарегистрировать брак, и снова вернулись во Францию. Меня поразило, что они поженились так скоро; особенно неприятно было узнавать обо всем этом из газет. Впрочем, вероятно, после шума, поднятого прессой вокруг нашего с Джоном развода и их романа, они спешили публично заявить об официальном статусе своих отношений.
Через несколько дней они прибыли в Амстердам, где неделю безвылазно провели в номере отеля «Хилтон». Это была их знаменитая «постельная акция» за мир, которая снималась на пленку и во время которой они дали больше сотни интервью. Джулиан очень удивился: «А почему папу показывают в постели по телевизору?» Сквозь зубы я ответила что — то типа: «Он хочет всем объяснить, как важно жить в мире». Не потрудившись сохранить мир в своей семье, нынче Джон старается добиться — ни больше ни меньше — мира во всем мире, а расплачивается за это маленький мальчик, задающий наивные вопросы.
Те несколько кадров по телевизору, в которых Джон неожиданно предстал перед Джулианом, были первым за восемь месяцев явлением отца сыну с той тяжелой, безрадостной встречи в Кенвуде. Довольно скоро, однако, ситуация начала меняться. В мае за 150 тысяч фунтов Джон и Йоко купили Титтенхерст — парк, двадцатишестикомнатный дом и прилегающее к нему поместье в округе Эскот, графство Беркшир. Мы смотрели этот дом вместе с другими битлами и их женами пару лет назад. Помню, там было очень красиво: огромная территория, собственный сад с фруктовыми деревьями. Нам даже пришла в голову сумасшедшая мысль купить его вскладчину и поселиться там эдакой битловской коммуной. Странно было осознавать, что теперь это дом Джона и Йоко. Вскоре после их переезда мне позвонил Питер Браун и сказал, что Джон хочет повидаться с Джулианом: «Если тебя все устраивает, Син, то Энтони приедет в пятницу, чтобы забрать его на уикенд в Титтенхерст».
Меня не все устраивало, но я согласилась. Джон имел право встречаться с Джулианом, кроме того, я понимала, насколько это важно, чтобы они общались. Узнав, что ему предстоит увидеться с отцом, Джулиан необычайно воодушевился, но был также немного напуган. Недавно ему исполнилось шесть лет, и время, прожитое без Джона, наверняка казалось ему значительным сроком.
В пятницу приехал Энтони. Он зашел на чашку чая, и я поняла, насколько рада его видеть. Так же, как Дот, он был для нас настоящим другом. Он сказал, что, может, и хорошо, что Джулиан не приезжал к ним, пока Джон и Йоко жили в лондонской квартире на Монтегю — сквер: «Там творился полный бардак, весь пол был в мусоре. Они сидели на героине, на каких — то еще наркотиках и слабо себе представляли, день на улице или ночь. Малышу там делать было нечего».
Наверное, поэтому Джон так долго не интересовался Джулианом. Это меня сильно встревожило. О том, что Джон перешел на героин, я не знала. «Как они сейчас?» — спросила я Энтони. «Сейчас, на новом месте, у них все нормально, — заверил меня Энтони. — Они привели себя в порядок. Джулиану там понравится».
Так до конца и не успокоившись, я проводила их до машины. Джулиан казался таким маленьким и хрупким рядом с Энтони, на пассажирском сиденье огромного автомобиля Джона, на детском личике застыло выражение неуверенности. Я бодро пожелала сыну хороших выходных с папой, улыбалась и махала вслед, пока лимузин не исчез за поворотом, и только потом расплакалась. Отпуская Джулиана в гости к Джону, я больше всего опасалась того, что ему наверняка придется находиться под присмотром Йоко, и я не знала, как сын воспримет ее пугающе холодную манеру общения. Однако он, похоже, нашел способ с ней ладить: быть может, с такой отстраненной мачехой ему проще было примириться, чем с какой — нибудь хлопотливой наседкой. Джулиан никогда не жаловался на нее, и для меня это стало большим облегчением.
После того уикенда Питер звонил регулярно, чтобы договориться о визитах Джулиана к отцу. Меня очень забавляло, что Джулиан начал называть Йоко Хоки — Коки.
Возвращаясь домой из Титтенхерста, Джулиан привозил с собой довольно странные описания тамошнего уклада жизни: судя по его рассказам, папа с Хоки ходили по дому голые, с распущенными длинными волосами, закрывающими лицо, похожие на страшных сказочных колдунов. Они ели какую — то смешную еду, состоящую только из риса и других зерновых (видимо, Йоко ввела в доме вегетарианскую диету). Джулиан, как нормальный шестилетний ребенок, относился к этому вполне спокойно. Слушая его, я лишь старалась воздерживаться от критических замечаний: я не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым, вынужденным оправдываться или защищать меня. Ребенок разведенных родителей в той или иной степени неизбежно разрывается пополам, но я прилагала все усилия, чтобы оградить Джулиана от лишних страданий, дать ему ощущение стабильности и не портить его отношений с отцом.
Проводя выходные без Джулиана, я очень скучала. Из — за того что Джон нередко бывал в отъезде, мы с сыном привыкли к компании друг друга и стали очень близки — нам всегда было весело и интересно вдвоем. Хотя со мной рядом был Роберто, мне ужасно не хватало привычного ощущения, что маленький все время около тебя возится и без умолку что — то щебечет. Иногда Джулиан не хотел уезжать из дома. Такие регулярные выезды и перемещения от одного родителя к другому нелегко даются детям. Если у него случался какой — нибудь праздник или день рождения одноклассника, Джулиан начинал жаловаться и хныкать. Но я в таких случаях всегда оставалась непреклонной, чувствуя, что лучше придерживаться раз и навсегда установленного правила, чем менять планы в последнюю минуту.
В один из уикендов Джулиан сказал, что он не поедет к папе, потому что ночью ему страшно. Судя по всему, он спал в большой спальне, один, в отдельном крыле дома и далеко от комнаты Джона и Йоко. Я позвонила тогда Питеру Брауну и попросила его переговорить на эту тему с Джоном. «Пусть он хотя бы оставляет у него включенным свет или кладет его поближе к своей комнате», — посоветовала я. Питер обещал поговорить с Джоном, а я, в свою очередь, обещала Джулиану, что папа переселит его в другую комнату.
Но почему Джулиан сам не мог попросить отца об этом? Разве трудно сказать папе, что он боится спать по ночам? После этого я осторожно стала интересоваться у Джулиана, как они с папой общаются. Мне удалось выяснить, что Джон иногда позволяет себе срываться на сына, кричать, что он неправильно ест или что он слишком медлителен. Джулиана это, несомненно, нервировало. Он начал побаиваться отца, чье веселое, игривое настроение порой внезапно сменялось неоправданным гневом.
Я знала об этом давно, но раньше Джон редко срывал раздражение на Джулиане, наверное, еще и потому, что не так часто виделся с ним. Я забеспокоилась, как бы такие вспышки ярости не стали со временем проявляться чаще и не отдалили их друг от друга окончательно.
Я хотела обсудить ситуацию с Джоном, но он по — прежнему отказывался разговаривать со мной. Это сильно озадачивало и удручало меня: ведь я не представляю для него никакой угрозы. Так почему бы ему не поговорить со мной ради блага собственного сына? Но как бы я ни переживала и ни сердилась, делать было нечего. Я решила сосредоточиться на том, чтобы поддерживать Джулиана, насколько это только возможно, надеясь, что, по мере того как новая жизнь Джона стабилизируется, улучшатся и его взаимоотношения с сыном.
Тем временем Джон с Йоко продолжали выкидывать экстравагантные номера. Они устроили очередную «постельную акцию» за мир на Багамах, но через день после ее начала покинули острова, вероятно, из — за сильной жары. Они прилетели в Канаду, в Монреаль, где провели еще неделю в постели, пригласив на это своеобразное шоу премьер — министра страны Пьера Трюдо, и там же записали песню Give Peace a Chance. Выпущенный несколько раньше, их сингл The Ballad of John and Yoko был запрещен в Австралии за богохульство. Там далеко не всем пришлась по вкусу фраза: «Господи Иисусе, лишь ты знаешь, как все непросто и как тяжко бывает: если так и дальше пойдет, меня, пожалуй, тоже могут распять». Я хорошо помнила те злые письма с проклятиями, которые Джон получал в огромном количестве после высказываний относительно религии и Христа. Меня очень удивило, что Джон решил опять поиграть на нервах общественности. К тому времени он уже настолько изменился, а может быть, новая любовь настолько его вдохновляла, что, вероятно, его меньше всего беспокоило, что о нем подумают.
