заражает меня жарой, одним только прикосновением горячих губ к коже, и с каждым новым накал растет. Я раньше тлела, сейчас – вот-вот сгорю!
– Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу, – эти слова льются из меня с таким напором, что должны бы уже растворить моего врага своей кислотностью. Или остановить его хотя бы. Куда там!
– Тебе есть за что, – он откликается настолько обреченно, что заметно, что с этой мыслью он настолько свыкся, что даже смирился. И от этого невыносимо в горле першит и жжет изнутри.
От чего мне больней интересно?
От чего я чувствую себя преданной и брошенной?
Хорошо бы…. Хорошо бы из-за Лисицына. Мне кажется, так было бы лучше.
Но…
Конечно же это не так!
С обреченным тоненьким вжихом проскальзывает такой тугой уголок на корсете платья. И длинное, прекрасное платье белой русалки соскальзывает с меня, подчиняясь безмерно наглым, бабуиньим рукам.
– Господи! – Он замирает глядя на меня, на кружевной белоснежный комплект белья стоивший мне даже больше чем само платье. Зато в нем я казалась такой нежной, такой чистой. Достойной лучшего отношения и настоящей семьи!
– А ты думал, я рясу под платьем прячу, да? – его заминка меня раздражает. Я бы хотела, чтобы он приступил к делу быстрре.
Если уж не могу удержаться, то хотя бы отделаться от него побыстрее!
А Ройх не торопится ни начинать, не заканчивать, лишь облизывает меня глазами своими темными. Спускается взглядом до зоны кружевного треугольника и мне становится еще хуже. Потому что пусть даже освещение тут совершенно никакое, но ведь наверняка же видно ту часть кружева что намокла, отяжелела и плотней прилипла к коже. Боже, ну зачем она вообще нужна эта “зона возбуждения”? Кто её придумал? Тоже поди этот черт?!
А Ройх ко всему прочему, еще и смотрит именно туда. Не отрывается. Мои щеки начинают гореть, а зона возбуждения – совершенно точно, медленно разрастается.
Он целует мое колено, и я от этого вздрагиваю.
Почему? Зачем? Он всегда на меня свысока смотрел. А тут такое…
Еще один поцелуй – нежный и долгий, не чета тем лихрадочным, паутина которых до сих жжет кожу на моих плечах – только на этот раз достается другому колену.
Жар нарастает. Странно, что вокруг меня от невыносимой этой духоты не испаряется кислород.
Ниже, ниже, ниже…
Мой мир в огне. Я – где-то на грани! Вот-вот умру от стыда. Вот-вот рассыплюсь тучей серого пепла.
А по бедрам моим от точки до точки путешествуют мягкие, ядовитые губы. И после каждого касания в моей крови становится все больше отравы, все больше жары.
– Эй! – Ройх окликает меня уже у самой “границы”. Окликает и трется колючей щекой о тонкое кружево, – вы позволите, миледи?
Наверное, он смеется. Это так обидно, даже предполагать, что он-то может сейчас остановиться, а я – я нет. У меня слетели настройки, отсутствуют тормоза, мне давно пора в техосмотр, тьфу ты, к психиатру.
– Жги, – вырывается из моего рта откровенное, но я все-таки нахожу в себе силы оставить себе лимит самоуважения в этой бойне, – может все-таки заработаешь хорошие чаевые!
– Может! – соглашается он насмешливо.
Это конец. Конец!
Я замираю, в осознании, пока тонкие трусики скользят по моим ногам. Неторопливо, неспешно. Я бы хотела, чтобы он дернул их резко, тогда может быть, я бы напугалась, одумалась, сбежала…
Он вкрадчив словно яд болиголова, проникает в мою кровь по молекуле. Не останавливается. Даже несмотря на то, что три четверти меня уже поражены им. И невозможно дышать, невозможно молчать, особенно когда длинный язык приветливо касается пульсирующей алой горошинки там, между нижних моих губ. Касается, проходится неторопливо сверху вниз, толкает.
Он набирает ритм с нуля и разгоняется за несколько минут.
Он не хочет меня спугнуть, он смакует и осознанно меня дразнит.
Лижет и выныривает.
Лижет и выныривает.
– Юл, Юл, Юл… – я задыхаюсь его именем, а мозг мой пытается проорать сквозь туман, – уйди, уйди, уйди.
Зря пытается. Сейчас я способна только на два звука, и как бы не старалась, с каждой секундой мой голос звучит все громче, откровеннее, выдает с головой мое безумие.
Он не уйдет. Я обречена! На это…
Тело выгибает дугой, от первой судороги мощнейшего оргазма. Сильные руки удерживают меня на весу, не дают ускользнуть от языка-мучителя, помогают ему продолжить свое гнусное дело.
Вторая судорога, третья…
Слабее, слабее, слабее…
Сойти с ума оказывается так просто…
– Дурочка моя, прекрасная, – слышу шепот и цепляюсь за него, чтобы вынырнуть из жаркой бездны. Превозмогаю слабость и шум в висках. Сажусь, покачиваясь. Мир трясет, оргазм и шампанское оказались почти критической нагрузкой. И все-таки, есть польза от стараний Ройха, я слегка протрезвела. Достаточно, чтобы найти взглядом сначала трусики, потом – отброшенное платье и взяться за них.
Гордость моя пользуясь просветлением пытается отвоевать свое, но… Я неожиданно кратко её затыкаю.
Я не собиралась жалеть об этой ночи. Даже если бы я попала на оргию – не стала бы. А тут, всего лишь бывший.
Ныряю в платье как рыцарь натягивал доспех, проснувшись ночью под лязг мечей. Ощущаю прикосновение к плечу, дергаю им резко.
– Я передумала. Я больше не хочу!
И вправду – что еще мне нужно? Оргазм я получила, напряжение сбросила! Какое мне дело, что Юлий Владимирович хотели больше?
Я жду настойчивости, напора, а пальцы Ройха снова возвращаются к моему плечу, только на этот раз, они не спускают вниз слабо висящую бретельку, а напротив – поднимают её на плечо. Поправляют. А потом, шнуровка на спине стягивается резко, как могут стянуть только мужские руки…
– Согласен, котенок, – мягко шепчет Ройх мне в самое ухо, – я больше еще и не заслужил.
Я оторопело смотрю на него. Непроницаемого такого, снисходительного. У него колом стоит, я вижу, даже не опуская глаз, а он сидит и в ус не дует. Определенно, этот Ройх мне еще не знаком. У того, кого я помню было одно правило – я хочу сейчас, а на все остальное похрен.
А этот…
Смотрит. Позволяет мне одеться. Даже помогает подтянуть шнурки, застегнуть крючки…
– Одну минуту, котенок, – окликает меня Ройх, когда я как раз собираюсь наконец вернуть свой подол на место и встать.
Таки решил не дать мне уйти? А как хорошо начинал-то! Я почти поверила, что что-то в нем переменилось.
– Ты обещала чаевые, – не моргнув и глазом напоминает эта сволочь.
Серьезно? Интересно даже стало, какую цену он себе назначит!
– И что же ты хочешь? – скрещиваю
