ночь после сорванной свадьбы…
– Я думаю, что могу потратить пару минут и помочь моей очаровательной соседке с её имуществом. А грузчики дорогу наверх знают.
Такой самодовольный…
Смотрю и воздух в горле просто спирает. Может его прямо послать? Сумку вырвать и послать! Ага, а торт я куда дену?
Его ведь, не дай бог повредить – моя Карамельная Принцесса расстроится! Еще не хватало портить ей третий День Рождения! Можно конечно тряхнуть головой и сказать Ройху, чтобы тащил все это старье из прошлой жизни на помойку, но…
Ноут когда-то и вправду был папин.
И каков бы ни был мой отец – я могу вспомнить о нем и хорошее…
– Проходите, Юлий Владимирович, – сухо произношу, распахивая перед Ройхом дверь, – вещи можете оставить вон на том пуфике. Не смею вас задерживать.
Произношу и ухожу на кухню – снять крышку с торта, достать нож… Да он что там, дверь захлопнуть не может, сил не хватает?
Он стоит в моей прихожей, рядом с пресловутым пуфиком. Стоит и не отрываясь смотрит на дверь гостинной, из-за которой отчетливо слышится голос приглашенной к детям клоунессы.
– А теперь, детишки, давайте попробуем понажимать волшебные кнопочки!
Понятия не имею, что там у них за конкурс, но судя по восторженному попискиванию из-за дверей, волшебные кнопочки соблазняли собравшихся там детей не одну минуту…
– Катя…
Он выдыхает это хрипло, рвано, даже не обращаясь ко мне взглядом. И объяснять что он хочет, мне почему-то не надо. Хотя понять, почему он этого хочет мне уже гораздо сложнее.
Господи, почему я вообще молчу?
Почему смотрю на его темную, мрачную рожу и не шлю его на хрен?
К дочери моей он видите ли на День Рождения хочет! А ничего не треснет? Нигде не слипнется?
И потом, разве это не он там вещи разгружал?
– Катя, пожалуйста, – эти его слова звучат чуть иначе, менее отрывисто, более отчаянно, – разреши!
Нельзя!
Все мое существо сиреной воет, что разрешать Ройху появляться на Дне Рождения Каро мне нельзя. Это мое, личное – праздник моей дочери. С фига ли какой-то там биологический папаша что-то себе вдруг придумал.
Но вместо того, чтобы резко послать – я молчу. Молчу, собирая в кучку слова для посыла, но… Не успеваю. Потому что Ройх, гордая и неприступная сволочь, и все такое вдруг опускается на колени, впиваясь в меня глазами.
– Я знаю, что тебе есть за что меня ненавидеть, девочка, – он говорит и его губы едва шевелятся, – знаю, что не заслуживаю того, о чем прошу. Но позволь мне быть отцом нашей дочери. Или хотя бы быть с вами рядом! Не за стеной, а тут.
– Встань немедленно! – я шиплю на ультразвуке, отчаянно надеясь, что никто из детей его не услышит. А лучше – если у Ройха от высокой частоты сразу голова взорвется.
– Не-а! – такое легкое покачивание головы, но как убедительно у него выходит, – я не встану пока ты не позволишь!
Казалось бы – какая мне разница. Смотри, Катя, наслаждайся! Самый лютый твой враг, самый жуткий мудак, из всех кого ты встречала в жизни – сам добровольно в твоих глазах роняет достоинство, стоит на коленях…
Когда мне в голову приходили мысли, что я не прочь бы, чтобы Ройх передо мной извинялся таким образом – я на самом деле думала, что это зрелище доставит мне больше удовольствия. Да что там больше – хоть какое-то!
А мне неприятно, мне хочется, чтобы он встал! А если не дай бог из комнаты выглянет мама? Или клоунесса эта, черт бы её побрал!
И почему-то от мысли, что кто-то может застать нас с Ройхом вот так, его – вот так, она мне совершенно не нравится на вкус. Хотя казалось бы, не я тут унижаюсь, но…
– Встань, – я трачу ярость на шипение, но Ройх кажется её даже не замечает. Просто остается как есть, смотрит на меня, молчит, просит…
Господи, я ведь бесилась безумно! Что он выбрал не меня. Что не хотел чтобы его дети были нашими общими. Что так любил свою чертову Веру, что взял её с ребенком, а мне только таблеточка от иллюзий и досталась.
Но вот сейчас…
Это я стою между ним и Карой.
Только я!
– Ладно, ладно! – рявкаю шепотом, стискивая кулаки, – ты можешь придти. С Антоном. У вас полчаса до подачи торта. Как вы будете разбираться с грузчиками меня не волнует!
Он поднимается. Легко и просто, даже не косясь на свои колени. Бросает взгляд на часы. Я будто вижу сквозь его лоб, как взводится его внутренний таймер.
– Мы будем вовремя, – кивает Ройх и выходит из моей квартиры, бесшумно закрывая за собой дверь.
А я…
А мне остается только стиснуть пальцы висками и посоветовать про себя.
– Дыши, Кэт, дыши…
Интересно, почему мой внутренний голос вдруг стал звучать голосом Капустиной?
И доживу ли я до вечера – тоже вопрос!
Материнская интуиция – это зло. Когда она работает не на меня конечно!
Мама приходит на кухню, когда я обреченно нависаю над праздничным тортом с большой и прекрасной розовой восковой тройкой.
– Что-то случилось, Катюш?
– Да нет, с чего бы…
Мне кажется – у меня получается изобразить бодрость и веселье. Мне кажется!
Мамины глаза только придирчивей прищуриваются.
– Что-то случилось, – комментирует она безаппеляционно, – что именно? Звонили из издательства?
– Нет, по работе все хорошо, – отмахиваюсь с бесконечной честностью, – они конечно предлагают устроить промо-тур по шести городам хотя бы, но я уже сказала им, что не раньше следующей книги буду готова…
– Что ж, если дело не в работе, значит – в мужчине, – мама кивает и присаживается на уютный наш кухонный диванчик, – и когда нам стоит в гости ждать отца Карамельки?
Сама не знаю, как умудряюсь не размазать шикарную розу из шоколадного крема своими резко задрожавшими руками.
– Как ты догадалась?
– Зайка, – мама тихонько вздыхает, – а ты думаешь, что очень уж скрытная? Мне стоит напомнить, у кого никогда не получалось скрыть ни одну разбитую вазу?
– Получалось же, – возражаю возмущенно. А мама так красноречиво закатывает глаза, что мне сразу становится все понятно.
Я ведь тоже ругаю Карамельку не за всякую провинность. Только за некоторые – чисто для поддержания хотя бы минимальной дисциплины. Наверное, многие бы назвали меня безалаберной матерью, но я не хочу чтобы моя дочь тратила столько же сил, сколько я трачу, чтобы вспомнить о папе что-то хорошее…
Пару минут молчим. Я безуспешно пытаюсь установить свечку на торт, но руки
