так трясет, что кажется – я уничтожу всю хрупкую сладкую композицию одним своим прикосновением. Нервно кошусь на часы. Убеждаюсь, в том, что отведенные Ройху полчаса прогорают ужасающе быстро.
– Дай-ка сюда, – мама подходит, категорично отжимает у меня злополучную свечу, одним четким движением определяя ей место. Я даже отворачиваюсь, чтобы скрыть свою досаду.
Хотя, будем честны и откровенны – бешусь я совсем не из-за свечки.
– Ты же знаешь, что все можно решить, – замечает мама критично, – в конце концов, мы можем переехать.
– Я на эту квартиру ипотеку взяла, – возмущаюсь я, но сама понимаю, что аргумент неважный. Взяла и взяла. Можно выбрать другую квартиру, договориться с банком…
Но я не хочу.
Не хочу бежать ни от Кира, ни тем более от Ройха!
Хотя вот прямо в эту секунду думаю, что может быть и зря я столь принципиальна…
– Чего ты боишься сейчас? – мама касается моего плеча теплой ладонью, – что он навредит Каролинке? Думаешь, он на это способен?
– Я не знаю, – покачиваю головой, потом вздыхаю, вычищаю из головы панические мысли и поправляюсь, – нет, разумеется нет. Он не для этого переезжал, в конце концов. Мог ведь и дальше торчать в своей Москве, делая вид, что ничего у нас не было, и Карамельку мне ветром надуло.
– А тебя очень волнует, что он делал такой вид? – задумчиво уточняет мама, – что у вас ничего не было. Я думала, он слишком взрослый для тебя.
– Да, да, конечно, слишком, – отвечаю я рассеянно, старательно скребя ногтем какое-то пятнышко на столешнице.
– Но для тебя это до сих пор не имеет значения, так ведь?
Я задираю голову, уставляюсь маме в глаза.
– Он меня бросил, – проговариваю твердо, – и детей от меня не хотел. И женился.
– Женился, чтобы мальчик тот светленький в детдом не отправился? – мама иронично приподнимает бровь, – ты ведь и сама это давно за аргумент не считаешь. Так ведь?
Хотела бы я поспорить.
– Но он меня бросил. – повторяю упрямо.
– Да-да, – мама кивает, всем своим существом демонстрируя свое согласие со мной, – и детей не хотел. Так не хотел, что стоило ему Каролинку один раз увидеть, как он аж из Москвы в Петербург переехал. Так не хотел…
– Мама! – моему возмущению нет предела, – ты вообще-то на моей стороне должна быть.
– Ох, зайка, – она вздыхает и покачивает головой, – я и есть на твоей стороне. Просто говорю тем голосом, который ты никак не хочешь слушать.
– Не хочу, – категорично встряхиваю головой, – и не буду.
– Да, ты это давно решила, – мама поднимает ладони, будто сдаваясь, – только голос этот все еще звучит, так ведь? И не слабеет. Почему бы это?
Боже, сколько слов наверное можно было бы сказать маме в ответ…
Сколько слов, сколько опровержений…
А я сбегаю. Скрываюсь в ванной, прикрываясь дурацкой необходимостью срочно переодеться. И сижу как дура на краю ванны, глядя в одну точку перед собой.
– Я его не люблю. Не люблю. Не люблю!
Впиваюсь в волосы пальцами, но даже боль не приносит облегчения. Мой мир ходит ходуном, трясет землетрясением. Еще чуть и полетят вниз осколки стеклянного купола, которым я отгородила свое сердце от реальности.
Так хорошо было, пока Ройха не было рядом. Так тихо! Спокойно! Мне казалось, я исцелилась…
Звонок в дверь оказывается для меня вероломнее ножа под лопатку. Как? Уже? Куда девалось мое время? Мои замечательные полчаса, за которые я должна была собраться с силами!
Не успела. Не собралась.
И вместо того чтобы выйти навстречу этому мудаку с ощущением воображаемого доспеха я только кусаю себя за костяшку и стискиваю зубы.
Выбора нет! Я уже дала ему слово. Он уже нашарил мое слабое место, и найдет его снова, сколько внутренних панцирей я бы на него не нарастила. Остается только играть с учетом оказавшихся на столе карт!
Играть! Держать на лице неприступную мину! Не выказывать слабины!
Я решительно дергаю за ручку двери, такой неприветливый взгляд устремляю туда, где должен бы стоять Ройх, но…
Смаргиваю, глядя в пустоту.
Опускаю глаза чуть-чуть, любуюсь блеском васильковых льдинок из-под светлой челки.
– А где?
– Папа еще с грузчиками разговаривает. Сказал, я могу без него пока – Антон морщит нос и выбрасывает вперед руки, будто шпагой тыкая в меня букетом ромашек, – Держите! Это вашей… Каролине!
– Нет, нет, – я отступаю от такого страшного оружия, задирая к потолку руки, – ты их принес – тебе и дарить.
Снова этот недоверчивый взгляд из-под светлых бровей. Я будто снова слышу срывающийся мальчишеский голос.
“Пусть будешь ты, я вытерплю!”
И после этого он мало того, что пришел к моей дочери с цветами, так еще и сам, без отца, будто стремясь быстрее броситься на амбразуру! Маленький паладин Юлия Владимировича Ройха, так отчаянно уверенный что единственное что мешает его отцу воссоединиться со мной – это именно он, маленький, лохматый, Антошка Антипов.
Странное дело. Я помню, какие чувства у меня вызывала Вера Антипова, как смотрела в глаза этой женщине и не испытывала ничего кроме лютой ревности. А её сына хочется только вот так вот безобидно подкалывать, а то и вовсе – потрепать по светлой макушке с лаской, в которой он так нуждается.
Хотя его отца мне по-прежнему хочется только натянуть на швабру!
– Каролина, встречай нового гостя! – зову дочь погромче. Звуки игры в гостинной чуть-чуть приугасли, клоунесса как раз выскользнула оттуда чтобы узнать где там её спасение в виде торта.
Топот маленьких ножек по паркету для меня – спасителен, для Антона – повод чуть сильнее набычиться и напрячься. Только ему не суждено в таком виде простоять даже пару минут.
– Тоша! – восторженно взвизгивает Карамелька, вылетев в прихожу, – ура, Тоша, ты пришел!
Она конечно очаровательно картавит, но какая разница? Она даже не замечает протянутых ей цветов, просто врезается в Антона с размаху и обнимает его за пояс.
И это вообще не удивительно, она у меня обнимашечный монстр, в два года переобнимала всех детей в детской поликлинике, а тут – Антон у нас уже гостил. В динозавров с ней играл. Кекс с ней готовил. Они теперь почти что одной крови в глазах моей сверхобщительной Конфетки.
– Это тебе, – Антону конечно же ужасно неловко. Он постреливает в мою сторону этим своим колким взглядом, пытается совершить невозможное – дотянуться до подвижной Каро и нейтрализовать её своими цветами. К моему удивлению – получается. Кара, пусть и с третьего раза, но замечает букет, тыкается в него мордашкой и восторженно хлопает в ладошки разворачиваясь ко
