— Еще до войны, во время первой пятилетки — пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР, — в Донецкой области молодой шахтер по имени Стаханов в несколько раз перевыполнил в забое норму добычи угля, за что ему присвоили звание «Герой Социалистического Труда». После чего во всех республиках СССР шахтеры и рабочие последовали его примеру, то есть развернули, как у нас говорят, стахановское движение. И теперь даже вы, пленные японцы, тоже должны участвовать в этом движении.
Еще до приезда японцев в СССР у входа в контору шахты каждый день вешали на стену объявление с именами лучших шахтеров и результатами их дневного труда. Над этим объявлением был длинный красный кумач с надписью белой краской: «Все за героем Стахановым! Выполним пятилетку за четыре года!» Еще выше висели портреты Ленина и Сталина, убранные свежими еловыми ветками. Теперь на этой Доске почета все чаще стали появляться номера японских бригад и фамилии японских шахтеров.
Конечно, начальник лагеря и руководители шахт были довольны таким поворотом дел. Когда бригады возвращались с работы, Антоновский и его подчиненные стали выходить к воротам, и Антоновский с улыбкой сам слушал рапорты бригадиров об их сегодняшних успехах. Он пожимал руки бригадирам, желал им хорошего отдыха, спрашивал, есть ли больные или другие жалобы. На улицах Заречной и в поселке Ирша репутация японцев среди русских стала подниматься. И русские шахтеры начали уважать японских шахтеров. Если раньше многие из них смотрели на японцев свысока, пренебрежительно и даже презрительно, то теперь все стало иначе — многие русские рабочие и даже шахтеры перешли в подчинение к японцам.
— Эй ты, чурбан! Давай шевелись!
— Нажми, японать!
— Давай, давай! Работай, болван!
— Осел! Лентяй! Шевели ногами, ёптать!
Это можно было услышать везде — и в лаве, и в забое, и возле люка, и у транспортной ленты. Только теперь это японские шахтеры кричали на русских — теми же словами, какими раньше русские кричали на японцев. И русские не обижались, они были благодарны японцам за то, что те заставили начальство пересмотреть нормы, ввести плату за простои и другие изменения условий труда. К тому же они видели, что японские шахтеры работают отлично.
У транспортной ленты всегда было самое шумное место. Тут постоянно стоял переполох из-за неразберихи с порожняками и составами, полными угля, — не было ни графика их движения, ни регулировщика, они постоянно мешали друг другу, устраивали заторы. Из-за этого женщины-«мадамы» вечно скандалили, кричали и ссорились друг с другом. Но японцы тут же поставили сюда молодого японца-регулировщика, который отвечал за движение транспорта.
— Эй! — кричал он теперь. — «Мадам» п…рванка! Гони порожняки в забой номер 13!
«Мадамы» с радостью подчинялись его расторопным указаниям.
И постепенно японцы все больше и больше стали забирать себе власть в подземной работе.
* * *
Но каждый раз, когда они возвращались с работы в лагерь, радость от их рабочих успехов испарялась.
Чем ближе колонна пленных подходила к лагерю, тем яснее они видели холм-кладбище с могилами своих товарищей. И высокий лагерный забор с вышками вооруженных охранников, которые круглосуточно держали их под прицелом своих автоматов ППШ. И перелетных птиц, которые опять устремлялись по небу на юг, в теплые страны, в Японию.
— О, птицы, птицы! Мы слышим, как вы зовете нас! Но нет у нас крыльев, а если бы и были, охранники все равно не дали бы нам улететь — они каждый день тренируются в стрельбе по мишеням. Так отнесите же домой нашу тоску по родине…
27
— Комбат Якогава, вам известно, что скоро всю работу на Южной шахте передадут японцам?
Начальник Южной шахты Константин Перов был очень молодым инженером. Он окончил горный институт в Свердловске, несколько лет проработал инженером и совсем недавно был назначен начальником Южной шахты — самой маленькой из всех. Пожав ему руку, комбат Якогава спросил:
— Извините, господин Перов, а кто будет нести ответственность за работу шахты? Кто будет руководить?
— Я понимаю вас, — сказал Перов. — Ответственность и руководство останутся за нами, русскими, поскольку это касается выполнения государственного пятилетнего плана по рудопромышленности. Передать это в руки военнопленных мы не можем. А вот всю организацию рабочего процесса мы целиком доверим вашим специалистам и бригадирам. Я уверен, что вы сделаете нашу Южную шахту стахановской шахтой!
— Ой, господин начальник шахты, вы переоцениваете нас, японцев!
— Нет, нет, комбат Якогава. Помните, недавно ваш бригадир Сакамото совершил геройский поступок, ценой своей жизни спас нашу шахту. Мы такие вещи не забываем. Я целиком доверяю вам и вашим рабочим и уверен, что вы справитесь с заданием для нашей шахты — давать в сутки 550 тонн угля.
— Вы сказали: 550 тонн в сутки? Значит, за смену нужно добывать 190 тонн, 380 вагонов, правильно?
— Да, комбат Якогава. Но это не все. Я хочу с вашей помощью целиком переоборудовать Южную шахту, поставить новую рудо-бурильную машину, проложить рельсы для электровозов, построить лесопильный завод и кузницу для ремонта инструмента. Вот посмотрите, мы с вами превратим нашу шахту в самую современную и лучшую в Сибири!
— Спасибо вам за доверие, господин Перов. Но если нам предстоит все это сделать, то когда же нас отправят в Японию?
— Комбат Якогава, это у вас очень риторический вопрос. А вот у меня есть очень конкретный вопрос: когда вы последний раз были в санчасти?
— А что такое? — испугался Якогава. — Я плохо выгляжу?
— Да, комбат, мне не нравятся ваши круги под глазами. Мне кажется, что вы плохо спите или не спите совсем. Я позвоню доктору Калининой. Я хочу, чтобы она проверила ваше здоровье. Нам с вами нужно еще многое сделать в этой жизни.
Комбат озадаченно посмотрел на переводчика Юдзи Ёкояму. Но Юдзи с невинным видом отвел глаза в сторону. Зачем комбату знать о его маленьких интригах?
28
Кроме Южной шахты, которая была рядом с лагерем, все остальные шахты находились от него на расстоянии трех, четырех и даже шести километров. Пленные японцы ходили туда на работу пешком и очень уставали — особенно зимой, во время сорокаградусных морозов, на плохой дороге, при скудном питании и в плохой одежде, да еще в сопровождении злых охранников и их ужасных, безжалостных собак.
Поэтому в забой люди спускались усталые, измотанные, и это не могло не отражаться на производительности труда.
Но теперь, когда мало-помалу вся организация жизни стала подчиняться здравому смыслу повышения добычи угля, японцы потребовали возить их на работу в автомобилях. И к их изумлению, разрешение из Красноярского УЛАГа пришло даже быстрее, чем они ожидали. Не то подполковник Антоновский снова применил свой метод бури и натиска, не то на руководство произвел впечатление резкий подъем производительности труда на Канском комбинате.
Но так или иначе, теперь японцы каждый день ездили на работу в грузовиках, с веселыми песнями:
— Когда б имел златые горы и реки, полные вина, все отдал бы за ласки-взоры, чтоб ты владела мной одна!..
— Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек! Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…
— Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю? Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?..
— Миленький ты мой, возьми меня с собой! Там, в краю далеком, буду тебе женой! Милая моя, взял бы я тебя, но там, в краю далеком, есть у меня жена…
Японцы приезжали на работу веселые, бодро брались за дело, и отношение к ним русских шахтерок-«мадам» круто переменилось. Ведь во время войны многие русские молодые люди погибли на фронте, и в 1945–1947 годах в СССР на одного мужчину приходилось пять женщин. Это ужасная статистика, но она оказалась полезной для японских пленных. Ведь не по своей охоте приехали они сюда — молодые, сильные, энергичные и сумевшие выжить даже в таких ужасных условиях, какими встретила их Сибирь в первую зиму. Да, 290 японцев погибли, но 1200 выжили!
И теперь, когда крепкие, молодые и веселые японцы стали приезжать на работу, русские женщины-шахтерки начали проявлять к ним возбужденное внимание. А с японской стороны к ним был не меньший интерес. Молодые японцы уже больше года были оторваны от женщин, но если прошлой зимой им было не до любовных романов и секса, то теперь…
— Эй, брат, ты не знаешь? Эстакадница Маруся уже занята, она любовница шахтера Кооно.
— Канатчица Аня влюбилась в забойщика Оцукаву.
— Лебедчица Тома — симпатия люковщика Хэйджимо. Я видел, как они в обнимку ушли в глубину забоя…
Слухи, сплетни, разговоры на эту тему до ночи не затихали в бараках.
