К утру вышли к деревне Кевятсаари.
Заняв деревню, Таккинен сказал со смешком:
— Вот и первая наша победа! Мы не потеряли ни одного солдата и не истратили ни одного патрона.
Кевятсаари значит по-карельски «весенний остров». Хотя деревня и называлась островом, никакого острова не было. Сама деревня была расположена на восточном берегу губы, на другой стороне которой выдавался широкий мыс. Но весной, когда таял снег, перешеек между мысом и берегом всегда заливало водой, и мыс на три-четыре недели превращался в остров. Потом вода спадала, и мыс становился опять мысом.
На мысе стоял большой дом Луки Ехронена. Дом был построен в финском стиле: изба, скотный двор и амбар, поставленные отдельно от жилой избы, образуют квадратный двор. Но этот дом и большие поля, принадлежавшие Ехронену до революции у себя на родине, — все это было мелочью по сравнению с состоянием, которым он владел в Финляндии. Начав с коробейничества, он вырос в крупного дельца, обладавшего магазинами в трех финских селах. Здесь, на родине, в отчем доме хозяйство вел старший сын Ехронена. В последнее время поговаривали, будто два младших сына Луки тоже обитают где-то поблизости от родного дома, но старший их брат утверждал, что все это лишь досужие вымыслы. С появлением в деревне отряда Таккинена чернобородому хозяину дома Ехронену уже не надо было опровергать эти слухи, так как его младшие братья открыто вернулись в родной дом.
Приказав своим людям занять боевые позиции на подступах к деревне, Таккинен со своими приближенными направился к дому Ехроненов. Хотя Васселей и не принадлежал к числу приближенных, Таккинен позвал и его с собой.
Но стоявший у дома Борисов остановил Васселея:
— Куда прешь? Чего тебе здесь?
— По тебе соскучился.
Васселей попытался оттолкнуть Борисова.
Но тут Таккинен обернулся и крикнул с крыльца:
— Иди, Вилхо, иди.
Просторная изба была полна народу. Одни были с оружием — с винтовками, с берданками, с дробовиками, другие — без оружия. Здесь собрались мужики чуть ли не изо всех деревень Северной Карелии. В углу избы стоял поп из Киймасярви в длинной черной рясе и о чем-то перешептывался с Таккиненом, который едва доставал попу до плеча. Переговорив с главнокомандующим, поп начал расхаживать по избе, словно выискивая своими злыми глазами кого-то среди собравшихся. Огромного роста, чуть сутулый, он расхаживал, согнув длинные руки в локтях, точно искал среди мужиков себе достойного противника, с которым можно было бы помериться силой.
Васселей оглядел собравшихся. Из Тахкониеми никого не было. Он подошел к Таккинену и на всякий случай поинтересовался, нет ли кого из его родной деревни.
— Ты будешь представлять Тахкониеми, — ответил Таккинен и подошел к столу.
Кашлянув, он начал торжественно:
— В эти исторические дни, когда мы начинаем вооруженную борьбу за свободу Карелии и за веру… помолимся господу, чтобы благословил он наше оружие и даровал нам победу в нашей благородной борьбе… Взойдем вместе с Моисеем на гору Синай, откуда всемогущий господь наш покажет нам землю Ханаанскую…
Оказалось, что главнокомандующий может проповедовать не хуже самого Левонена.
Какой-то старикашка внимательно слушал речь Таккинена, пытаясь вникнуть в смысл витиеватых фраз, и потом шепотом спросил у Васселея:
— И не расслышал. Где же эта гора Синайская находится? Далеко, говоришь? А в какую же это землю Кананскую нас, горемычных, поведут? Уж не под Каяни ли эта земля находится?
— Чуть подальше, — улыбнулся Васселей. — Ты слушай. Куда поведут, туда и пойдешь.
— А-а! А что он там про гору Синай еще говорил? Неужто синайцы без нас не обойдутся?
— Карелы должны всем помогать, — отшутился Васселей.
— Под защитой нашего оружия карелы могут свободно обратиться с молитвой к господу богу, — говорил Таккинен. — Большевики глумятся над верой и служителями культа, они убивают священников…
Васселей усмехнулся. Ему только что рассказали, как киймасярвский поп один справился с пятью вооруженными красноармейцами. «Чего же они его не убили?»
— …Под защитой нашего оружия вы услышите слово божие из уст своего земляка-карела. В этот великий час едины и согласны обе веры — и православная, и лютеранская, ибо господь бог един и всемогущ… Прошу вас, отец.
Киймасярвский поп прочистил горло и… у батюшки, оказался такой голосище, что посуда на воронце зазвенела, а лица слушателей, вместо того чтобы принять благочестивое и богобоязненное выражение, скривились от едва сдерживаемого смеха. Батюшка обладал таким басом, что впору было уши затыкать. Таккинен взглянул на задребезжавшее окно. Вид у него был испуганный: уж не подумал ли он, что красные услышат этот громкий бас и поднимут тревогу?
Со стороны озера к дому Ехронена подходили люди. Но их не надо было бояться: это были запоздалые представители из дальних волостей. В избе стало так тесно, что пришлось выпроводить любопытных, чтобы освободить место для делегатов.
Заняв место за столом, Таккинен вглядывался во вновь прибывших, нет ли среди них чужих, нежеланных людей.
— Братья карелы! Мы собрались здесь… Да, если никто не против, я будут вести собрание. В ваших сердцах горит пламя святой борьбы… Настало время взяться за оружие и говорить на языке огня и свинца.
Таккинен говорил рассеянно. Его тревожила мысль о том, что красные наверняка заметили такое большое скопление людей. Если придется принять бой, то на этом острове можно оказаться в ловушке.
— Я предлагаю: пусть представители волостей сделают краткие сообщения о положении на местах и о степени боевой готовности своей деревни…
Первым слово взял Маркке:
— Народ Северной Карелии единодушно решил…
«Ого! Размахнулся Маркке, — подумал Васселей. — Будто он один из Северной Карелии…»
— Ясно! — прервал Таккинен. — Обстановка в Совтуниеми? Степень вашей готовности?
— Мы больше чем готовы. Мы уже овладели деревней. Правда, под натиском превосходящих сил противника вынуждены были временно оставить деревню, но…
— Спасибо, — Таккинен кивнул. — А как в Юмюярви?
Обескураженный Маркке прошел на свое место.
Обстановку в Совтуниеми Таккинен знал и без сообщения Маркке. «Не поторопились ли они там с выступлением? — думал Таккинен. — Но дело сделано». Задумавшийся Таккинен забыл назвать следующего оратора, и к столу без вызова протискался крестьянин в овчинном полушубке. Васселей обомлел. Это был Юрки Лесонен, его старый знакомый. Да в уме ли он? Как он решился прийти сюда? Или, может быть, он переметнулся к белым?
— Я пришел из-за Вуоккиниеми. Меня послал сюда народ, что живет в деревеньках да на хуторах нашей дальней округи… — сказал Юрки.
— Интересно. — Таккинен с любопытством разглядывал этого крестьянского ходока. — Мы оттуда никого не ждали. Прошу вас, говорите.
— Вот что велели люди сказать мне, — неторопливо продолжал Юрки. Он обвел взглядом собравшихся в избе мужиков, словно пытался определить, поддержат ли они его. — Так вот. Велели они так передать, что карелы должны жить, как им хочется.
— Правильно! — поддержал Таккинен. — Карелия — карелам! Ну как там у вас — готовы?
— К чему готовы? — Юрки посмотрел в упор на Таккинена. — Нам больше ничего не надо, лишь бы люди в мире жили. Ведь столько уже было войн, что, больше воевать никому не хочется. Давайте старое поминать не будем, а… Погодите, погодите. Дайте мне сказать. Я насчет новой войны хочу сказать…
— Вы хотите жить под ярмом большевизма? — перебил Таккинен. — Ты кто такой?
— С большевиками мы договоримся по-хорошему, ежели нам…
— Ну, говори. Все выкладывай, — грозно сказал Таккинен. — У нас свобода слова.
— Хорошо, если у вас свобода. Народ велел мне сказать, что ни с большевиками, ни с финнами войны мы не хотим. Пусть финны по-хорошему уйдут. Мы их проводим, как добрых гостей, как положено, на границе руку пожмем на прощание, разойдемся как соседи. А как финны уйдут — и мир будет. Подумайте, люди добрые, как это было бы хорошо. Ведь жизнь бы сразу наладили…
— Ясно, — сказал Таккинен. — Речь комиссара мы выслушали.
— Никакой я не комиссар и не царь. Я сказал то, что мужики наказывали мне сказать.
По знаку Таккинена Борисов взял Юрки за руку и повел к выходу. Васселей встал перед ним и громко сказал:
— Я уведу его.
— Ты? — Таккинен удивился. — Поринен, веди собрание…
И он вышел с Васселеем в сени. Юрки оставили в избе.
— Ты понимаешь, куда его надо вести? — спросил Таккинен.
— Да, господин главнокомандующий.
— У тебя что с ним, свои счеты?
— Да, господин главнокомандующий.
— Но ведь выстрелы могут вызвать тревогу.
— Я отведу его подальше.
