– А, все равно, – прошептал он. – Пусть все видят.
Взяв со стола Динкино письмо, он туго свернул его в трубочку. Поднес к пламени свечи. Полюбовался несколько мгновений, как плотная бумага корчится и чернеет в его руке. Пламя отчего-то стало зеленым, и он, расширив глаза, наблюдал, как оно меняет цвет. Потом, обжегшись, уронил письмо на пол.
Огненная дорожка протянулась по периметру комнаты. Уже загорелся паркет, шкаф красного дерева, в котором хранились винные бутылки, столик с молчащей корабельной рацией.
Пламя лизало стены, украшенные гобеленами и звериными шкурами, и раму разбитого зеркала, и окна. Страшная кабанья морда тревожно глядела на Филиппа, лосиные рога нацелились прямо ему в лицо. «Вот так, вот и отлично», – прошептал Фил. Он сделал несколько шагов до двери: едкий дым уже заполнил комнату, и плохо бы ему пришлось, если бы он не рассчитал все заранее. Он притворил за собой дверь и тут заметил, что кожаные подошвы его несуразных башмаков нагрелись и затлели; он попрыгал, стараясь их потушить, и ему это удалось. Из-под двери тянуло дымом. Внизу кто-то вскрикнул и побежал по лестнице вверх.
– Пошли отсюда, Ники, – приказал Фил.
– Там что, пожар? – Ник глядел на него снизу вверх и все еще не мог понять. – Почему там пожар?
– Мы просто попрощались с отцом, – пояснил Филипп. – Просто попрощались. Но теперь нужно уходить, понял?
– Хорошо, Фил… хорошо.
Спикер в кармане Филиппа завибрировал, когда они втроем уже выбежали из горящей башни на улицу. Несколько секунд Фил соображал, что происходит, потом выхватил аппарат и поднес к уху.
– Кто? – крикнул он. – Кто говорит?
Наверху стекла треснули и с грохотом разлетелись. Огонь и дым вырвался из окон башни. Коротковолновая рация в кабинете Ингвара каким-то чудом все еще работала, и спикер принимал ее затухающий сигнал в режиме calling all stations.
– Не слышно, не слышно, – кричал Фил. Не выпуская спикера, он метнулся было обратно к башне, дернул ручку двери, но остановился в испуге. Изнутри вырвался клуб дыма, и огонь опалил рыжие волосы Филиппа. Вскрикнув, он отскочил и уронил спикер в пыль. Ничего сделать уже нельзя было.
Ник подбежал к нему и потряс за плечи:
– Кто там? Кто это был?
– Не знаю, – дрожащим голосом проговорил Филипп. – Н-не знаю. Я не расслышал. Там был кто-то. Он сказал, что… скоро все кончится. Что осталось совсем немного.
– Я не понимаю, – сказал Ник. – Там Ингвар? Он живой?
– Нет… я же видел его, – продолжал Фил жалобно. – Я же видел. И ты видел. Он не дышал. Он был холодный. Ты же мне веришь, Ники?
Младший ярл нагнулся и поднял спикер.
– Не плачь, – сказал он просто. – Конечно, он был мертвый. Все видели.
– Я бы его не оставил.
– Никто бы его не оставил. Это не он. Это просто галлюцинация, Фил. Мало ли что тут бывает. Это же ненастоящий мир, ты помнишь?
– М-может быть, – сказал Филипп.
– Пойдем, братья, – окликнул их Власик – мягко и участливо, как только сумел. – Нужно уходить отсюда.
Фил покорно пошел за ним к гаражу, где темнел его джип-«конкистадор» – порядком изувеченный, но еще целый.
Ники не спешил. Он оглянулся: башня была в огне уже снизу доверху. Клубы дыма поднимались в небо, известняковые плиты чернели и крошились от жара. Еще немного, и провалится крыша, думал Ник. А потом обрушатся перекрытия. И никто никогда больше не увидит конунга Ингвара, повелителя Ижоры, гениального мечтателя, погибшего такой странной смертью.
Ник хотел вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы – и не вспомнил.
– Death is the only escape, – прошептал Ник.
* * *
Перед рассветом в лесу было тихо. Птицы еще не проснулись, а может, просто не решались запеть. Ветер гудел высоко в кронах, пахло смолой и дурманом.
Лисица приоткрыла глаза в своем логове, принюхалась: дымом больше не пахнет. И петухи не поют. Вкусные петухи. Лисица была сыта и лисенята тоже. Толстые, довольные, они спали под боком. Может, и не стоит просыпаться раньше времени, размышляла лиса. Стоит поднять голову, как от щенков уже не отобьешься.
На охоту можно было не спешить. Лиса обленилась. Под частоколом она прорыла хороший лаз, и – вот удивительно – никто не спешил его заделывать. Лисица ходила за курами каждую ночь, то в один курятник, то в другой. Вот только курочки день ото дня тощали, кормить их было некому, и лисе это не нравилось. Выгнать их во двор? – по-хозяйски думала лисица. – Так ведь разбегутся. Люди же разбежались.
Лиса тихонько вздохнула и уткнулась носом в лапы.
Разведчик Янис тоже засопел и перевернулся с боку на бок. Под утро стало свежо и туманно, и под куртку заползала сырость. Хорошо лисе, думал он. Пожрала и спит, и шуба всегда при ней. Лисье логово они с Ториком давно приметили в дальнем овраге, но разорять не стали, обошли стороной.
Вот уже который день друзья ночевали в землянке, на жесткой постели из лапника, накрытого шкурами. Прятались от изгнанников. Припасы, захваченные в Изваре, были уже на исходе, но разведчики не спешили уходить. Что-то удерживало их здесь, в полуверсте от брошенного поселка, а что – они и сами сказать не могли. Их мысли текли неторопливо, как большая река там, за лесом, и разговаривали они теперь тоже не спеша и длинно, как все говорят на языке ватьяла. Понемногу они забывали славянское наречие.
Так странно: сейчас никто не принял бы их за глупых долговязых чухонских мальчишек. Даже звери в лесу знали их и уважали. «Когда-нибудь изгнанники уйдут, – мечтал Янис. – А мы построим свой хутор, чтобы вокруг никого. На новом месте. Не здесь, нет, не здесь. Это место проклято. Построим дальше по реке. Потом возьмем девчонок от соседей, от карел. Все будет наше».
Вспомнив о девчонках, Янис зевнул и от души потянулся. С потолка, выложенного из жердей и веток, посыпалась земля.
Торик поднял голову и протер глаза кулаками.
– Разве уже утро? – спросил он недоверчиво. – Ты почему не спишь, Янис?
– Просто так проснулся, – отвечал друг-разведчик. – Я вот что думаю: девчонкам было бы хорошо у нас в землянке.
– Это нам было бы хорошо, – ответствовал Торик.
– Тебе и без них неплохо. Ты не думай, что я ничего не слышу.
Обменявшись такими таинственными репликами, оба на некоторое время притихли.
Но спать больше не хотелось. Янис, не говоря ни слова, на четвереньках выполз из землянки. Глянул на светлеющее небо. Отошел в сторонку.
И в это самое время далеко за лесом послышались выстрелы – будто дятел часто-часто застучал клювом по деревяшке. Бестолковое эхо повторяло звук, так что теперь было вообще непонятно, где стреляют. В кустах зашуршали испуганные птицы, застрекотала дура-сорока. В овраге в своем логове вскочила лиса, тявкнула на щенят, высунула нос на улицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
