— Какого черта я должна помогать тебе? Ты платишь кому-то, кто меня похитил, чтобы причинить мне страдания, а теперь еще…
— Нет! Я не хотела причинять тебе боль, просто… просто все пошло не так, все не так, а теперь…
Она уронила голову на руки.
— А теперь жизнь моя исковеркана, а ты сидишь в тюрьме. Молодец, мама!
Она подняла голову и безумным взглядом обвела комнату.
— Это неправильно, Энни! Я не могу оставаться здесь, я умру. — Она наклонилась через стол и схватила меня за руку. — Поговори с полицейскими! Ты можешь сказать, что не будешь выдвигать обвинения, можешь объяснить им, что понимаешь, почему я должна была…
— Я не понимаю этого, мама.
Я вырвала у нее руку.
— У меня просто не было выбора, ты всегда была на вторых ролях.
— Значит, это я виновата?
— Ты видела, как Вэл обращается со мной… Как она смотрит на нас сверху вниз…
— Я видела и то, как ты обращаешься с ней. Но ей почему-то и в голову не пришло похитить собственную дочь.
Глаза ее наполнились слезами.
— Ты не представляешь себе, Энни, — сказала она. — Ты даже не представляешь, через что я прошла… — Голос ее дрогнул.
— Это как-то связано с Дуайтом, да?
Молчание.
— Если ты не скажешь, я спрошу об этом тетю Вэл.
Мама наклонилась ко мне через стол.
— Ты не можешь поступить так со мной! Она просто использует это, чтобы…
Дверь открылась, и в нее заглянул полицейский.
— У вас все в порядке?
— Все хорошо, — сказала я.
Мама кивнула, и полицейский закрыл дверь.
— Ты же понимаешь, что газетчики уже, вероятно, беседуют с тетей Вэл.
Мамины плечи сжались.
— Репортеры захотят узнать о тебе любые подробности: каким ребенком ты была и что такого произошло с тобой в детстве, что ты стала такой паршивой матерью.
— Я замечательная мать, других таких нет. А Вэл не станет ничего рассказывать о нашем детстве. Она не захочет, чтобы кто-то из ее идеального мира узнал о том, что она сделала. — Голос мамы стал задумчивым. — Она не допустит этого.
Она принялась постукивать пальцами по столу.
Внутри меня все сжалось от страха.
— Мама, только не надо делать еще хуже, чем…
Она снова подалась вперед.
— Она была фавориткой нашего отца, ты это знаешь, но у нашего отчима она была еще большей фавориткой. — Она горько улыбнулась. — Когда мама узнала, что он спит с одной из ее дочерей, Вэл сказала ей, что это я. Дальше ты знаешь: мои вещи оказались выставленными на лужайку перед домом, а наш отчим уехал из города. Если бы не Дуайт, мне пришлось бы жить в каком-нибудь ящике.
— Дуайт?
— Когда меня выгнали, я уехала вместе с ним. Я устроилась официанткой, а он был каменщиком, когда у нас появилась идея насчет того банка. — Глаза ее заблестели. — После того как его поймали, я едва сводила концы с концами, работая по две смены. И тут появляется Вэл с парнем и начинает рассказывать, какой шикарный дом у его родителей и как успешно торгует их ювелирный магазин…
— Это был папа.
Какое-то время мы обе молчали.
— Когда Дуайта освободили, мы собирались жить вместе. Нам просто нужны были деньги… Но его снова поймали, так что мне пришлось сказать ему, что я уезжаю. И я уехала, а потом вышла замуж за Уэйна. — Она покачала головой. — Когда ты должна была получить тот проект, я подумала, что для меня все может измениться к лучшему. Но потом я услышала, что бороться за него ты будешь с Кристиной. Как риэлтор она была намного лучше тебя. — Мама сжала зубы, дыхание ее стало свистящим. — Если бы ты проиграла, Вэл помыкала бы мной до конца моей жизни.
— И ты решила сломать мою жизнь?
— Мой план должен был помочь тебе — ты была бы обеспечена до конца дней. Но все вышло не так. От Уэйна толку не было никакого, но Дуайт, по крайней мере, хоть как-то пытался помочь.
— Он ограбил тот магазин ради тебя?
Она кивнула.
— Я дала кинопродюсеру твой номер телефона, но ты понапрасну теряла время, а мне нужно было платить ростовщику… Я не знаю, где сейчас Дуайт.
— А тебя совсем не волнует, через что ты заставила меня пройти?
— Меня ужасает то, что этот человек сделал с тобой, но ты же должна была исчезнуть всего на неделю, Энни! То, что произошло потом, — просто несчастный случай.
— Как у тебя язык поворачивается называть это несчастным случаем! Это ты наняла человека, который насиловал меня и довел моего ребенка до гибели!
— Это похоже на один эпизод, когда тебе захотелось мороженого и ты попросила отца заехать за ним в магазин.
Прошло немало времени, пока ее слова дошли до меня, и еще больше — пока я сумела хоть что-то сказать.
— Ты имеешь в виду тот несчастный случай?
Она кивнула.
— Ты же не хотела, чтобы они умерли.
Грудь моя сжалась, а в легких совсем не осталось воздуха. Боль была такой острой, что на какое-то мгновение я подумала, что у меня инфаркт. Потом меня пробил холодный пот, и все тело начало трястись. Я внимательно вглядывалась в мамино лицо, надеясь, что неправильно поняла ее, но она выглядела довольной — она оправдалась.
Мои глаза застилали слезы.
— Ты… ты винишь меня в их смерти. Так вот оно, оказывается, в чем дело! Ты…
— Разумеется, нет.
— Да. И ты всегда винила меня. — Теперь я уже плакала. — Поэтому ты и посчитала, что будет нормально, если…
— Ты не слушаешь меня, Энни. Я знаю, что тебе просто захотелось мороженого, — в твои планы не входило убивать их. И я тоже не имела в виду, что с тобой случится что-то плохое. Я просто хотела, чтобы Вэл перестала верховодить.
Я никак не могла отойти от услышанного, когда она сказала:
— Но долго это не протянется. Завтра придет мой адвокат. — Она поднялась и принялась расхаживать перед столом. Я заметила, что к ее щекам вернулся обычный цвет. — Я расскажу ему, каково мне было расти с такой сестрой, как Вэл, что она вытворяла с нашим отчимом, как сложилась моя жизнь, после того как меня выгнали из дому, как она всегда унижала меня, — а это вербальное надругательство. — Она резко остановилась и повернулась ко мне. — Интересно, явится ли она после этого в суд? Тогда ей придется сидеть и слушать, как мой адвокат…
— Мама, если ты вынесешь все это на публику во время суда, ты снова вывернешь наизнанку мою жизнь. Мне тоже придется говорить о том, что произошло. Мне придется описывать, как он меня насиловал.
Она снова зашагала по комнате.
— Вот именно! Мы должны вытащить ее на трибуну, чтобы она описала то, что она сделала.
— Мама!
Она остановилась и посмотрела на меня.
— Не делай этого со мной, — сказала я.
— Ты тут ни при чем, Энни.
Я хотела возразить, но так и замерла с открытым ртом, когда ее слова наконец дошли до меня. Она была права. В конце концов, не имело значения, сделала она это ради денег, чтобы привлечь внимание или чтобы раз и навсегда одолеть свою сестру. Ни один из этих мотивов не имел ко мне никакого отношения. Я всегда была ни при чем. Обо мне не думали ни она, ни Выродок. Я даже не могу сказать, кто из них более опасен.
Когда я встала и направилась к двери, она спросила:
— Ты куда идешь?
— Домой, — на ходу ответила я.
— Энни, стой!
Я обернулась, готовая увидеть слезы, услышать «Прости меня» или «Не оставляй меня здесь одну».
Но она сказала:
— Никому ничего не говори, пока у меня не появится шанс. Все должно быть сделано правильно, иначе…
— О боже, ты действительно так ничего и не поняла?
Она уставилась на меня пустым взглядом.
Я покачала головой.
— И, блин, уже никогда, видно, не поймешь.
— Когда вернешься, принеси мне газету, чтобы я могла…
— Я не вернусь, мама.
Глаза ее стали огромными.
— Но я же нуждаюсь в тебе, Мишка Энни!
Я постучала в дверь и, пока охранник открывал мне, сказала:
— Я надеюсь, что с тобой все будет хорошо.
Пока он запирал маму там, я тяжело упала на скамейку в коридоре у противоположной стены. Он спросил, в порядке ли я и не хочу ли, чтобы он позвал Гари. Я ответила, что мне нужно пару минут, и он оставил меня одну.
Я считала кирпичи в стене, пока пульс мой не успокоился, а потом вышла из полицейского участка.
Газетчики пронюхали о моем посещении тюрьмы, и на следующий день заголовки пестрели догадками. Кристина оставила сообщение, чтобы я звонила ей хоть днем, хоть ночью, если мне захочется поговорить. Она пыталась скрыть это, но по ее тону я поняла, что ее задело то, что я не рассказала ей, что собираюсь навестить маму. Тетя Вэл тоже оставила какое-то невнятное сообщение, заставившее меня задуматься, насколько много она знает. Но я не перезвонила ни той ни другой. Я не позвонила никому из тех людей, которые оставили сообщения с предложением «поговорить, если мне это нужно». Ну о чем тут еще можно говорить? Все кончено. Это сделала моя мама. Все, точка.
