не всё оно так в жизни получается. Максимка вон добрый, да в школе бьют его кто хочет, а он и сдачи дать не может…
— А чего так, Максим?
— Но ведь драться же нехорошо, тёть Лик!
— Даже если обижают тебя и твою маму?
— Нет, за маму я буду драться… вот только не умею я.
— А учиться не пробовал?
— Нет, мне больше нравится с животными возиться да в парке гулять, с деревьями разговаривать.
— Хотела я его в какое-нибудь каратэ отдать, да не хочет.
— Значит, мало тебя пока ещё обижают. Вот когда сильно обидят, будет и нужно, и интересно. Всему своё время, только не упусти его.
— Слушай, Лик, а может, ты ему какую сказку расскажешь? Помнишь, из тех, что тебе вроде как Медведь в лесу рассказал? Ты ведь мне как-то рассказывала про стариков, я тогда долго в себя прийти не могла, всё думала, думала — как же мы их не понимаем, а они же наши! Они же столько знают всего да помочь хотят, а мы не слушаем! Не поверишь, я с мамой своей тогда помирилась, и сейчас друг другу помогаем и живём душа в душу. А другие посмотришь — то ссорятся, то судятся! Жуть! Я никому про это не говорила, не знаю почему, может стеснялась, а может из-за того, что именно сказка помогла. Расскажешь?
— А что? Можно и рассказать. Максим, ты к сказкам как относишься?
— Нормально, только неправда это всё.
— Сказка — ложь, да в ней намёк. Кто познал — тому урок. Это значит, что кто-то прослушал, а кто-то понял.
— А что в ней можно понять?
— В ней, как правило, каждый своё понимает, потому что она многомерна. С одной стороны смотришь — одно видишь, с другой — другое, с третьей — третье, и так до тех пор, пока оно всё в один большо-ой Мир не объединяется.
— Слушай, а ты не занята?
— Нет, вечер у меня свободный, а Вовка эти сказки по сто раз слушает, и не надоедают они ему. Пойдёмте к нам, есть одна сказка, которая к вашему случаю подойдёт:
Ворон
Не зря говорят, что купальские ночи полны тайн и чудес. Именно в одну из этих ночей ходил я по папоротнику, цвет искал да вдруг ворону увидел, что на суку сидела. Её силуэт чернел прямо на фоне круглой луны. Я ещё подумал, что ночью вороны не летают, да вот же она, сидит как ни в чём не бывало да говорит со мной. Вроде и на своём языке, а понятно всё. Ответил ей, она опять раскаркалась, ну говорю ж, на Купалу необычная ночь. Разговорились, а потом о сказках речь зашла, она обрадовалась да эту вот, про Ворона, чуть было князем у людей не ставшего, мне и поведала. Цветок папоротника, как известно, клады указывает, только разными они бывают, мой вот сказкой обернулся. А сказку в себе таить негоже, потому я с вами сим кладом и поделюсь, чай, от него не убудет
Давным-давно жил-был на свете Ворон. Был он уже старым, за две сотни лет перевалило, и последние лет пятьдесят почти никуда не летал с Дуба, на котором привык сидеть. Дуб был ещё старше, но стоял, крепко ухватив корнями землю, а его крона раскинулась так широко, что под ней мог поместиться почти целый род людей, которые приходили спрашивать у него совета и просить помощи. Ворон тоже помогал людям. Он предсказывал им будущее и говорил о прошлом. За это люди уважали старого Ворона и кормили разными вкусностями. Зачем ему было куда-то летать? Людей много, три больших рода вокруг живут. Все они из одного корня вышли, из одного места, потому роднёй считаются. Была сперва одна вервь, на малом притоке, да много людей стало, а земля, она до безконечности кормить не может, так её истощишь запросто. Вот лет двести назад, Ворон тогда ещё совсем малым был, и отделились несколько семей, что помастеровитей, да ушли вниз по притоку к большой реке. Там путь на север идёт, из стран южных, да обратно ладьи ходят. Новости со всего света туда попадают. Товар кое-какой прикупить можно. Да своё, что негоже, продать сподручней. Чем не житьё? А поскольку вниз по притоку да на реке поселились, то и назвали их Речные выселки — или Нижние.
Другие, что к охоте да лесу тянулись, вверх к истоку ушли. Места там заповедные, людьми не тронутые, а потому зверя всякого не счесть, птицы видимо-невидимо, ягод полно, травы да родники целебные. И прозвали их Лесные выселки — или Верхние. Старое же место так и называли все Старым.
Недалеко от Старого, в заповедной дубраве, и Дуб стоял, на котором Ворон сидел. Там же и курганы, что предков хранят, там же и места для праздников, кои все роды вместе собирают.
Три больших рода — это уже много, целое племя, и не раз уже приходилось ему свою землю от находников отстаивать. То соседи шалят — дурь или удаль свою показать пытаются, то ватаги разбойные наведываются. Но это мелочи, с которыми справиться просто. А вот когда с юга степь походом идёт, тут уж только держись.
Помнит Ворон, как полвека назад приходил хан степной, с большим отрядом, да дани требовал. Вынесли ему данью собаку дохлую да облезлую, на что хан сильно обиделся, грозить начал, что побьёт всех, да так ни с чем и уехал. А на следующий год большую силу привёл. Да свои уже подготовились. Соседскую дурь и удаль к своей прибавили, и лишь немногим более сотни степняков из леса ушло, благо кони хорошие.
Зато и купцов ханских стало за что пограбить. Ни одного не пропустили, да без товаров оставив, самих назад в одних портах отправили с наказом, чтобы почаще хан воевать приходил, дюже прибытку от него много — и конями, и оружием, и товаром разным. С тех пор умение воинское в родах в большом почёте стало. Даже отдельно людей для этого выделили, которые только и делали, что воевать учились да силу и сноровку развивали. В Старом сотня — что туры лесные. Сильные да здоровенные. Топорами да секирами орудуют, только свист стоит, да всё не просто силою, а ещё и ловко да с ухватками.
Из Речных сотня строем да бронёй сильна. Все как один действуют. Станут стеной, копья выставят, щитами закроются, и попробуй возьми. Вмиг на копья насадят!
А
