— Джайлс! — Она взяла расческу и шлепнула его по ягодицам. Его белые брюки так плотно обтягивали тело, что не могли скрыть его возбуждения.
— О, нет! — вскрикнул он, когда она шлепнула его еще раз. Он густо покраснел, она заметила, что он взволнован. Он притворился смущенным, но Корал видела, что он любуется своим отражением в зеркале. Она очертила контур его полового члена указательным пальцем.
— Какая потеря, — сказала она, — если бы у меня не было планов на вечер, я бы тебе показала, как этим пользоваться.
— Я пользуюсь этим! Часто. — Он сложил косметику в сумку, закрыл ее. — Я должен бежать, дорогая. Я должен сделать макияж. — Он закусил губу, бросив на нее шаловливый взгляд.
— Кому? — крикнула она. — Кого еще использует «Базар»? Я выцарапаю ей глаза, если это виконтесса де Райбс. Она пообещала мне…
— Это не она. — Он мягко дотронулся до ее руки. — Это для… другой коллекции.
— О Джайлс… — Она умоляюще посмотрела на него. — Скажи мне. Я знаю, что речь только о мужчинах, но чьи это модели? Они чудесны?
Глаза Джайлса сверкнули.
— Они для мальчиков. Для художников и модельеров, которые любят травести, в женской одежде. Их собственных фасонов, конечно. Благодаря мне все они выглядят как супермодели. У некоторых бороды или усы, так что… это стилизованно, понимаешь?
— Думаю, что да! А почему в этом случае они не пригласили меня?
У Джайлса вытянулось лицо.
— Это начинается вполне пристойно, очень изысканно. Потом становится слегка неприличным. Они начинают раздеваться, ну и все такое. Заканчивается оргией! Некоторые из них знаменитые модельеры, понимаешь. Они не хотят, чтобы за ними наблюдали издатели!
Она приподняла брови.
— Однажды я все это тайно отсниму и буду шантажировать вас!
Она проводила его и распахнула балконную дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха. Пахло чесноком, мебельным лаком, бензином.
— Парижский кислород, — пробормотала она, закрывая окно.
Остановившись перед огромным зеркалом, она провела рукой по коротким колючим волосам. Ей нравился цвет теней, которые Джайлс нанес на ее веки.
Филипп опаздывал. Может быть, он не явится на это позднее рандеву? Она сфотографировала все его модели одежды. Если он хочет, чтобы она напечатала их на страницах «Дивайн», ему лучше бы прийти. Она была обнажена под своим черным шелковым платьем. Она задрожала при мысли о том, что Филипп будет находиться в этой комнате. Он был непредсказуемым, гордым. Сейчас он был так известен, что мог просто посмеяться над ее планами обольщения.
Она нервно шагала по номеру, нетерпеливо ожидая его мягкого стука. Когда он наконец раздался, она глубоко вздохнула и прошла в ванную, чтобы сбрызнуть шею и руки духами. Потом открыла дверь.
Филипп стоял перед ней, очень прямой и официальный в своем синем костюме. При взгляде на его лицо у нее перехватило дыхание. За последнюю неделю в нем появилось что-то новое, какое-то иное выражение. Успех многое добавил его внешности. От него исходила жизненная сила.
— Пожалуйста, заходите, — сказала она.
Она оставила дверь в спальню, где мерцала свеча, открытой. Гостиная была освещена настольными лампами. Филипп, улыбаясь, прошел к окну.
— Вы должны находить Париж очень красивым, когда перед глазами такой вид?
Она засмеялась.
— У меня не остается и минуты, чтобы выглянуть из окна: двадцать восемь коллекций за шесть дней.
Он приподнял брови, спросил:
— Все были хороши?
Она опустилась на одно колено:
— Только ваша…
Он с удивлением посмотрел на коленопреклоненную женщину — самого влиятельного редактора журнала мод в Америке, и протянул ей руку.
— Пожалуйста, — попросил он. — Я не священник…
Она взяла его руку, но не поднялась.
— Я хочу воздать вам должное, — сказал она. — Вы Бог моды. Ваша одежда — это начало новой религии! Она возрождает хороший вкус, качество, элегантность!
Она смотрела ему в лицо глубоким взглядом, демонстрируя свою искренность. В конце концов, она разрешила ему осторожно поднять ее на ноги. Он сел рядом с ней на бархатный диван. В нем было что-то святое, он выглядел так, как будто до него нельзя было дотрагиваться.
У нее была заморожена бутылка «Тайтингера». Он наполнил бокалы. Она бросила взгляд на его колени. Они выглядели такими сильными. Загорелая кожа его шеи, запястий заставила ее задать себе вопрос: зачем такому мужчине, как он, надевать костюм. Он должен быть обнаженным, как она под своим платьем. Ей было интересно, видит ли он это. Шелк платья лишь слегка касался ее груди. Она посмотрела вниз и заметила, что легкая ткань определенно обрисовывает грудь. В это мгновение она отдала бы все на свете за то, чтобы он нежно поднял платье и легко пробежал языком по ее напрягшимся соскам.
Он посмотрел на нее темными, серьезными глазами.
— За что будем пить? — спросила она, поднимая бокал.
— За моду! — ответил он, слегка прикасаясь к ее бокалу. — Это все, к чему я стремлюсь.
— У вас будет много денег, — заметила она, отпивая вино. Потом протянула бокал. — Еще, пожалуйста! Еще! — Когда он налил вина, она попросила: — Скажите мне кое-что, Филипп. Майя утверждает, что она дизайнер большей части коллекции. Возможно ли это?
Он кивнул.
— Она была моим единомышленником. Она очень талантлива. Я был вдохновлен ее рисунками. Я начинал закройщиком у Диора. И привык работать по чьим-нибудь эскизам…
Корал грустно покачала головой.
— Вам не следовало мне этого говорить, Филипп. Я хочу, чтобы вы еще раз ответили на мой вопрос, но на этот раз правильно. А правильный ответ вот какой: «Дизайнер только я!»
Он нахмурился.
— Почему?
— О дорогой! Никогда не делите честь ни с кем! Разве вы не знаете одного из секретов успеха? Женщинам не нужна одежда, придуманная молоденькой американской девушкой! Им нужна одежда от Филиппа Ру — нового парижского таланта!
Филипп пристально смотрел на нее секунду, затем его глаза внезапно сверкнули.
— Все сделано только мной! — высокомерно произнес он.
Она удовлетворенно рассмеялась, откинув назад голову и восклицая:
— Браво! — Осушив бокал, она снова протянула его Филиппу. — Вот именно! Вы учитесь. Вам придется иметь дело с Америкой, а у нас не в чести скромность!
Филипп смеялся с ней вместе.
— Майя, — мягко сказал он, произнеся имя на французский манер романтично, — красивая девушка. Вы должны гордиться ею…
Корал нахмурилась.
— Гордиться? — Она подумала. — Мы никогда не были близки, Филипп. Во мне мало материнского. Как вы думаете?
