— Моя мечта — это ты! — повторил Филипп. — Но я не знаю, какое место отвести тебе в моей жизни, Майя. — Он беспомощно развел руками, и она упала в его объятья. — Все было запланировано. Все, но не это.
— Жозефина! — воскликнула она. Он кивнул.
— Если бы было возможно каким-нибудь честным способом… — Он сделал беспомощный жест, глядя на нее.
Она встала, прижимая его голову к своей груди.
— Поцелуй меня, Филипп! Люби меня, дорогой!
Он был неподвижен, когда она целовала его лицо, его веки, которые ей так хотелось поцеловать. Его лицо было теплым и нежным под ее губами. Может быть, это тоже часть ее сна? В конце концов он поднял руку, погладил ее шею, горло; его прикосновение было таким неуверенным, таким нежным, что, сама того не желая, она застонала.
— О Господи, прикоснись ко мне еще, Филипп! Обними меня! Я хочу быть твоей. Я умру, если ты этого не сделаешь!
С ее телом происходило то, чего никогда не происходило раньше. Желание… оно родилось в ней, удивляя ее. Он повернул к себе ее голову. Его губы ласково прикоснулись к ее губам, затем слились с ними. Кончик его языка пробегал по ее губам, и она с готовностью раскрыла их. Его язык проник ей в рот, терся о ее язык. Она вся отдалась поцелую. Внезапно он отстранился, его глаза были широко открыты, он смотрел на нее так, как будто она была дьяволом, посланным, чтобы разрушить его жизнь.
— Что с тобой? — закричала она. — Я люблю тебя, Филипп! Я хочу тебя. И ты тоже меня хочешь. Я знаю это…
— Никогда в жизни я никого так не хотел… — сознался он. Он взял ее руку и прижал к своим губам. Она чувствовала, как он дрожит. Он покачал головой. — Я знал, что мне не стоило подниматься сюда, но я всего лишь человек, я был не в состоянии сопротивляться желанию побыть с тобой.
— Я люблю тебя с того самого момента, когда увидела твое лица в журнале, — сказала она ему.
— А я люблю тебя с того момента, как увидел тебя в моем салоне, — признался он. — Мне нужно было бы отрицать это, Майя. Мне нужно отказаться от этого! Я не могу поступить так с Жозефиной. Я ей слишком многим обязан — всем! Я не смогу спокойно жить, если поступлю так с ней. Я должен найти какое-либо решение. Я должен найти какой-то выход, который не причинит никому боли.
— Ты причиняешь боль мне! Сейчас!
— Мне очень жаль, Майя. Очень жаль. Пойми это…
— Я понимаю лишь то, что если ты любишь меня, то перестанешь думать и беспокоиться, а просто возьмешь меня здесь, сейчас, пока у нас есть шанс.
Она взяла его за руку и потянула за собой на кровать. На какое-то мгновение Филипп утратил самоконтроль и зарылся лицом в ее волосы, затем он поднял ее платье, снял бюстгальтер, стал целовать ее груди. Его рука оказалась у нее между ног, гладила ее там.
— О Господи! Не надо! Не надо, Филипп!
Может ли возникнуть оргазм от поцелуя, думала она. От того, что рука мужчины у нее между ног? Его рука скользнула ей в трусики, она застонала. О Господи, она чувствует приближение оргазма! То, о чем она раньше читала и думала, теперь происходит с ней. Волна наслаждения прокатилась по ее телу. Она чувствовала его горячее дыхание на своей шее. Он лежал молча, стиснув зубы, стараясь не двигаться. Она чувствовала его возбуждение, но он не шевелился. Его запах, его тело пьянили ее. Она пощекотала носом его шею около уха. Он был неподвижен.
Когда прилив наслаждения прошел, она выпустила его. Он отстранился.
Тяжело дыша, они пристально смотрели друг на друга. Ее лицо раскраснелось, губы распухли от поцелуев.
— Ну? — спросила она. Ее глаза были широко открыты. Она чувствовала, что может владеть собой. Она испытала свой первый настоящий оргазм. Она была с мужчиной. Однако он не был внутри нее — это будет следующим шагом. Но сейчас она чувствовала себя женщиной.
— Я сказала, что если я волную тебя, то ты что-нибудь сделаешь…
— Сделаю что-нибудь! — Филипп рассмеялся. — Это так по-американски! В этом разница между европейцами и тобой, Майя. Тебе необходим результат, действие, да? Если у тебя есть ружье, ты должен убить кого-нибудь. Или сесть в машину и ехать куда-нибудь, очень быстро, куда угодно, без раздумий. То же с любовью. С браком. Причинить кому-то боль, возможно, не желая того? Не планируя? Ты разве не слышала, что я только что говорил тебе? Вся моя жизнь была распланирована! Это был единственный способ ее улучшить. Я спрашивал тебя, голодала ли ты когда-нибудь? Человек должен иметь четкий план, если он когда-нибудь голодал. Так я рос. Поэтому я колеблюсь, прежде чем принять какое-нибудь важное решение… — Он замолчал, огляделся. — Есть что-нибудь выпить?
Она достала бутылку бренди и два бокала, налив полный бокал ему и плеснув чуть-чуть себе. С гримасой на лице он проглотил напиток. Она налила еще. Он поболтал бренди в бокале, встал, подошел к окну, распахнул его, позволив ворваться в комнату ночной прохладе. Потом опять вернулся к ней, крепко сжал ее руку.
— Майя, постарайся понять, какой была моя жизнь вплоть до последней недели. До этого момента!
Она никогда не видела, чтобы его глаза горели такой страстью. Ей хотелось просто быть в его объятиях, чтобы он ласкал и утешал ее, но она видела, как важно ему высказаться.
— Майя, я рассказывал тебе о голоде, потому что это подогревало мое честолюбие. Во-первых, я не хотел снова голодать, и потом, я хотел стать кем-то! Кем-то, Майя! Ты не представляешь, как велика была эта потребность. Я знал, что у меня есть талант, Майя, так же, как ты знаешь, что у тебя он есть. Но мой талант значил для меня больше. Это был пропуск в лучшую жизнь. Я тяжело работал, тяжелее, чем ты думаешь, чтобы в конце концов быть принятым в Париже. Чтобы никто здесь не смеялся надо мной! Я Ничего не знал, когда приехал сюда. Я был обычным закройщиком в мастерской, таким же зеленым, как те девушки, с которыми ты работала. Но воспоминания о моей бедности заставляли меня идти вперед. И работать — только работать! — Он отпил глоток.
Она положила руку на его колено, желая дотронуться до него, но почувствовала, что он не хочет этого. Она ощутила, что он ускользает. Он старался объяснить ей, почему они не могут быть любовниками, а она не хотела этого слышать.
— Жозефина присоединилась ко мне, как только я завоевал некоторое положение у Диора, — продолжал он. — Я нашел дешевую комнатку под самой крышей, там даже не было водопровода. Жозефина приехала и посвятила мне свою жизнь. Она была такой же зеленой, как и я. Она так хорошо знает меня, Майя. Насквозь. И она любит меня, она всегда меня любила. На ее глазах я обретал уверенность в себе. Она жила с мыслью, что однажды я перерасту ее, потому что мы оба знали, что у меня есть талант. Она отдала мне всю свою любовь, все свое внимание, она стала для меня всем — моей матерью, сестрой, любовницей, дочерью. Мне было так одиноко в Париже, поэтому мне была нужна ее любовь. Но мы относились друг к другу по-разному — я не любил ее романтической любовью. Я сохранил эту любовь для тебя, Майя, ты меня понимаешь? Возможно, я надеялся, что она встретит другого мужчину, но мне следовало знать, что я для нее — единственный. Она умрет за меня. Я не могу оставить ее…
