* * *
В кубок по уши влюбленный и коленопреклоненный,Горлышко кувшин распялил, раб из глины обожженной!
И струна послала нынче флейте нежное посланье,И они слились в едином развеселом колыханье.
Благородные особы нынче пьют, вину доверясь:Трезвым быть в денек подобный — непростительная ересь!
Развлеките меня, ведь в жизни все — развлеченье, живем пока!Жизнь, после которой приходит смерть, — отчаянно коротка.
Берите услады у времени, нам отпущенного взаймы,Удары судьбы не медлят: пройдем и исчезнем мы.
Так дайте у этого мира мне взять все отрады его!Когда я его покину, мне будет не до того.
* * *
Мою молодость отняло время, я теперь седой человек,Юность лик от меня отвратила, я простился с нею навек.
Образумился я на диво после вешней былой суеты:Стали помыслы благочестивы, целомудренны сны и мечты.
Приказав позабыть о кубке, запретил мне дурить имам,И вино от меня вернулось к виночерпиям — просто срам!
Поневоле я стал воздержан, ведь имам этот между мнойИ усладами краткой жизни нерушимою встал стеной!
* * *
Я наконец опомнился, но после каких безумств настали хлад и грусть.Так не ищи любви на том погосте, куда я больше в жизни не вернусь!
Я нынче охладелый седоглавец, и юноши зовут меня: «Отец!» —Мне нынче места нет в очах красавиц и в теплоте строптивых их сердец.
Я развлекаюсь, сам себе переча, почти лишен душевного огня.Подумать только! Никакая встреча совсем уже не радует меня!
Я всеми позабыт в домах соседних — в своем привычном дружеском кругу,Но, впрочем, есть веселый собеседник, на шалости его я разожгу!
Да есть еще хозяйка винной лавки, она исправно верует в Христа,И постучался к ней, едва зарделась рассветная густая теплота.
Она услышала, кто к ней явился, узнала забулдыгу по шагам,Того, которого не любят деньги, да и за что любить меня деньгам!
Потом она покинула лежанку, с кувшинов сбила хрупкую печать,—Так сон дурной оставил христианку, ей веки перестал отягощать.
Ночь распустила крылья в блеске винном, вспорхнула, чтоб лететь в свои шатры,Медь меж большой бутылью и кувшином был солнца луч припрятан до поры!
И вот хозяйка принесла мне в кубке такого золотистого вина,Зрачки которого блестели, хрупки, ресницами не скрыты допьяна!
Вино хранилось бережно в подвале, и тень его гнала полдневный зной,Когда чертоги дня торжествовали и душный день кипел голубизной.
Бутыль, увита в мягкость полотенец, стоит со сверстницами заодно,А в ней, как созревающий младенец, крепчает вдохновенное вино.
Так будь подобен утреннему свету, и мрак гони, и пальцы растопырь,Еще не пробужденный, не воспетый, дух винограда, мальчик-богатырь!
И подал мне мое вино с улыбкой, как чудо-ветвь сгибая тонкий стан,Неумолимый виночерпий, гибкий и облаченный в шелковый кафтан.
И мускус цвел на лбу его широком, и виночерпий был, как солнце, юн,А на виске его свернулся локон, как полукруг волшебной буквы «нун»!
* * *
Весна вселяет в нас безумий череду,Но это лучшее из всех времен в году.
Отраду и любовь весна тебе дает,Как бы в залог своих улыбчивых щедрот!
В проснувшемся лесу щебечет птичий хор,На зелени лугов — веселых песен спор,
Лужаек островки расхохотались вдруг:То благодатный дождь все оросил вокруг!
* * *
Загорится зорька пламенем-пожаром,Выеду я утром на коне поджаром;
Выеду я утром по привольной сини,На коне буланом с вызвездью на лбине.
Лихо мы скакали (спали звери в норах).Нам земля раскрылась в лентах и узорах
И в цветах — незрячих и еще несмелых:Вся в бутонах алых, желтых или белых!
Лепестки бутонов, нежные дремотно,На уста похожи, сомкнутые плотно.
А иной — в соцветьях — распустился, зыбкий,И глядит с опаской иль с полуулыбкой,
А пруды — прозрачны, луговины — немы,И, дождем омыты, — блещут, как дирхемы!
И слезой, что чутко спит в глазу влюбленном,Кажется нам солнце в воздухе зеленом.
А потом большими, жадными глоткамиМы вино хлебали, жаркое, как пламя.
Лишь взглянув на это дьявольское зелье,Захмелеть возможно, начудить с похмелья!
Завертела дева смуглою ладошкой —Взмыл в полет за дичью лунный сокол дошлый!
Заблистали перья, как кольчуги звенья,А в очах вдруг вспыхнул светоч нетерпенья!
Клюв его кинжальный остротою страшенИ порою словно пурпуром окрашен.
Голова похожа на округлый камень,И пестреет грудка буквами-значками,
Будто бы пергамент с тайною крамолой…Ну, а хвост отточен, как палаш тяжелый.
Он подвижен злобно, как змея без кожи,А кривые когти с письменами схожи.
Крыльев чернь, повыше рукавицы алой,Оторочкой темной кажется, пожалуй…
* * *
Мы попали под дождь, утонули в пучине морской.Нет, не я умолял, чтоб ниспослан был ливень такой!
Приближаясь к закату, взирая на нас из-за туч,Солнце шлет нам последний, вечерний, болезненный луч,
Но не может прорвать облаков непроглядный свинец,Как бессильный старик, что пошел с молодой под венец.
* * *
Платье желтое надела — и очаровала нас,И пленила, покорила множество сердец и глаз,
Словно солнце на закате, волоча по нивам прянымДрагоценные покровы, что окрашены шафраном!
* * *
Меня взволновала молния, блеснувшая в туче алой,Когда закатное солнце посылало нам взгляд усталый.
Свет молнии то показывался, то шастал по дальним нивам,Как будто скупец какой-то зажигает костер огнивом.
* * *
Красавице Хинд что-то не по душе густая моя седина:Мою голову, как плотной чалмой, окутывает она.
О красавица Хинд, это вовсе не мне скоро так побелеть довелось,Побелели пока лишь пряди одни, лишь пряди моих волос!
* * *
Любовь к тебе, о соседка, бессмысленною была,От нее отвлекали другие помыслы и дела,—
И узнал я то, во что прежде молодой душой не проник,—Поседел я, и седина мне подсказала, что я старик.
Созидающий замки зодчий, собирайся в далекий путь,Человек, до богатств охочий, распроститься с ним не забудь!
* * *
Жил я в мире поневоле, будто кто меня заставил,Я не прилагал стараний, ни хитрил и не лукавил.
Все изведав, знаю — нечем веселить мне сердце боле,Жизнь — сосуд, где угнездились страсти, горести и боли!
Жизнь кляня, уйду однажды в царство вечного ночлега,Не оставив ни отростка, ни ствола и ни побега!
* * *
О друг мой, разве не веришь ты, сколь чудесны мирские дела,Зиждителю мира, его творцу — благодарность и похвала!
Та жизнь, которую вижу я, заставит влюбиться в смерть:Завидна мне участь того, над кем уже помрачилась твердь!
Твердым-тверда глухая скала, и гладки ее края,По которым скользит дождевая капель и ноженьки муравья,
Но и эта скала — в миг большой беды — не терпимей меня отнюдь.Эти боли порой заставляют меня к пряной горечи рта прильнуть.
Ну так кто ж из объятий рока когда выходил невредим и дел,Даже если он в жизни отрады знал и годами жизни владел!
Жизнь унизит его. Он, что был велик, униженье воспримет вдруг.Поневоле меч власти придется ему уронить из безвольных рук.
Беспечный, в пучине невежества ты купаешься, душу губя,—Так бойся судьбы — я вещаю тебе, предостерегаю тебя!
* * *
