* * *
Постойте, увидите ливень мой, — тучи уже собрались,И не сомневайтесь: тому не бывать, чтоб эти слова не сбылись!
Ничтожества камни швыряют в меня — их камни, как вата, легки,И, метясь в меня, лишь себя поразят лжецы и клеветники.
Не зная меня, не знают они, что суть им моя не видна,Неведомо им, что ведома мне незнания их глубина,
Что я, даже всею землей овладев, сочту себя бедняком,И, даже созвездия оседлав, сочту, что бреду пешком.
Для мыслей моих ничтожно легка любая высокая цель,Для взоров моих ясна и близка любая из дальних земель.
Я был величавой, крепкой горой, но, видя повсюду гнет,Почувствовал я, как в моей душе землетрясенье растет.
Тогда от гнева я задрожал, грозною думой объят,Подобно верблюдицам, чьи бока при каждом звуке дрожат.
Но только опустится мрак ночной, искры от их копытТак ярко дорогу нам озарят, как факел не озарит.
На быстроногой верблюдице я — словно на гребне валов,Меня устремляющих по морям, которым нет берегов.
Проносится весть обо мне быстрей, чем среди сплетниц — слух,И, в тысячи жадных ушей превратись, страна затаила дух.
Кто ищет величья и славы такой, какую хочу обрести,Уже не заботится, жизнь или смерть его ожидают в пути.
О нет, кроме гибели ваших душ не знаем мы цели иной,А средство, чтоб цели этой достичь, — только клинок стальной.
Приходит меч, — и время душе расстаться с жильем земным,Уходит меч, — и даже скупой не будет больше скупым.
Скудна будет жизнь, если гордость свою не утолю сполна,Но скудной не станет она оттого, что пища моя скудна.
* * *
Абу Саид, упреки оставь, — ведь ты не из тех глупцов,Кто заблужденья и ложь принять за истинное готов.
Правители сами закрылись от нас, их нрав уж давно таков,Поставили стражу, чтоб нас не пускать за полог своих шатров.
Но бешеный бег арабских коней, разящая сталь клинковИ копий каленые острия сорвут перед нами покров!
* * *
Непрошеным гостем пришла седина, окрасила кудри до плеч,Уж лучше бы сразу в багряный цвет их перекрасил меч.
Исчезни, сокройся, сгинь, белизна, белее которой нет,—Безрадостней ночи для глаз моих этот печальный цвет.
Разлука с любимой — вот пища моя, тоскою мой дух томим,Ребенком я был, когда полюбил, а к зрелости стал седым.
Я вижу чужого становья след — о ней расспросить хочу,Увижу чужих, незнакомых дев — и сердцем кровоточу.
В тот день, навсегда расставаясь со мной, горько вздохнула онаО том, что душа нерушимо верна, а встреча — не суждена.
Слились наши губы, — и слезы мои стремились к ее слезам,И, страх поборов, устами она припала к моим устам.
Сок жизни вкусил я из уст ее, — в нем столько живящих сил,Что, если б на землю пролился он, мертвых бы воскресил!
Глазами газели глядела она, а пальцы, как стебельки,Стирали струистой росы ручейки с ее побледневшей щеки.
Но мне приговор выносить не спеши, — любимая, ты не права,Дороже мне твой приговор, поверь, чем вся людская молва.
Ты страхом охвачена, — этот страх не в силах и я подавить,Но боль я скрываю в своей душе, а ты не умеешь скрыть.
А если бы скрыла, — сгорела бы вмиг одежда твоей красоты,В одежду отчаянья так же, как я, тотчас облеклась бы ты.
Пустыми надеждами тешить себя не стану я все равно,—Уменье довольствоваться нуждой душе моей не дано.
Не жду, что страданья и беды решат меня стороной обойти,Пока я твердостью дум своих не прегражу им пути.
Жестокие ночи кляни, — в нищету меня повергли они,Прости же оставшегося ни с чем, безвинного не кляни.
Достойных искал я среди людей, а только овец нашел,О щедрости слышал много речей, но только слова обрел.
Таких я увидел, что честью бедны, зато богатством горды,—Не нажили столько чести они, сколько я нажил нужды.
Я дольше любого терпенья терпел, теперь устремляюсь в бой,И знайте: сравниться с боем моим не сможет бой никакой.
Когда над равнинами в полный рост выпрямится война,Коней заставлю я побледнеть — так будет она страшна.
Удары посыплются скоро на них, — и, криками оглушены,Как в буйном безумии, задрожат и захрапят скакуны.
Жестоко изранены будут они, их участь невесела —Как будто стебли горькой травы опутают их удила.
Сегодня любой обнаженный меч ждет, что ему передамДержаву, отданную во власть наемникам и рабам.
Считает излишними старец-меч пять ежедневных молитв:Готов далее в храме он кровь пролить, жаждет великих битв.
В разгаре сраженья этим мечом вражеских львов бодни,Не меч отпрянет от их брони — сами отпрянут они.
О молниях в небе заставит забыть молния в длани моей,И долго пропитанной кровью земле не нужно будет дождей.
Черпни из источников смерти, душа, к цели себя направь,А овцам и страусам — жалким сердцам— источники страха оставь.
И если в сраженье тебя не пущу с копьем, на лихом коне,Отваги и славы братом родным больше не зваться мне!
В дни, когда голодно воронье и яростна жажда клинка,Тому ли царить, кто лишь мяса кусок, что ждет топора мясника?
Такой, и во сне меня увидав, от страха уже не уснет,А если за воду примет меня, охотней от жажды умрет.
Назавтра встретиться предстоит отточенному мечуС владыками теми, чью ложь и спесь давно усмирить хочу.
Смирятся они, — тогда ни к чему карающий блеск мечей,А не смирятся, — так мало мечей для этих упрямых шей!
* * *
До каких я великих высот возношусьИ кого из владык я теперь устрашусь,
Если всё на земле, если всё в небесах —Все, что создал Аллах и не создал Аллах,
Для моих устремлений — ничтожней, бедней,Чем любой волосок на макушке моей!
* * *
Абу Абдалла Муаз, ведомо ли тебе,Место какое займу в близящейся борьбе?
Ты о великом сказал, — ради него и борюсь,Ради него в бою гибели не побоюсь.
Разве такой, как я, станет покорно страдатьИль устрашится лицо смерти своей увидать?
Если б явиться ко мне Время само могло,Меч раскроил бы мой в гневе его чело.
Нет, не достичь ночам темных желаний своих —Жизни моей узду руки не схватят их.
Конница в тысячи глаз будет глядеть на меня,—Ужасов ждите тогда во сне и при свете дня!
* * *
Кинжалы огня с моего языка срываются, как с кремня,Приходит ко мне от разума то, чему не уйти из меня,—
Море! Бездонна его глубина, бьет за волной волна,Всю Землю и Семь Небес затопи — не вычерпать их до дна.
Я сам приказываю себе, — и если пора придетВ жертву свое естество принести, такой, как я, принесет!
Вкусней, чем за старым вином с друзьями сидеть ввечеру,Милей, чем ударами чаш обмениваться на пиру,
Ударами пик и мечей обмениваться в боюИ первым на вражий строй скакать в боевом строю.
В сраженье окончить жизнь — желанная цель моя,Исполнить желанье души — не в этом ли смысл бытия?
Но если охотно вино возьму я из чьих-то рук,Так только из рук твоих, Абу Дабис — мой друг.
* * *
