Любопытно, что, даже если закрыть глаза на эти тревожные следствия, оба варианта определения среднего, вероятно, подтверждают мысль, что вымирание в реальном мире будет чрезвычайно плохим исходом. Это понятно при расчете суммы поколенческих средних – как и теория “общего взгляда”, этот метод показывает, что при прочих равных ценность 1000 будущих поколений в 1000 раз больше ценности нашего поколения. Что насчет среднего среди всех жизней во все времена? Поскольку качество жизни со временем повышается (и может стать еще гораздо выше), наше поколение на самом деле повышает абсолютное среднее. Повышать его продолжат и будущие поколения (даже при таком же качестве жизни, как сейчас)[638]. Следовательно, каким бы вариантом определения среднего мы ни пользовались, у нас будут веские причины не допустить вымирания во имя благосостояния будущих поколений.
Но есть и альтернативный подход к популяционной этике, в соответствии с которым вымирание человечества может не считаться негативным исходом. Самый известный его сторонник – философ Ян Нарвесон, который облек его основную идею в форму слогана: “Мы хотим делать людей счастливыми, но нам все равно, появятся ли счастливые люди”[639]. В попытке передать суть этой точки зрения было разработано множество теорий популяционной этики, которые называются подходами, затрагивающими личность (person-affecting views). Согласно некоторым из них, появление впоследствии тысяч будущих поколений с высоким благосостоянием не дает никаких плюсов, а значит, вымирание человечества не приносит никаких минусов (во всяком случае, с точки зрения благосостояния будущих поколений). Возможно ли такое? Могут ли эти теории ослабить поводы об экзистенциальном риске?
Создать теоретическую основу слогану Нарвесона пытались двумя путями. В первом задействуется простая мысль, называемая ограничением, затрагивающим личность (person-affecting restriction): один исход не может быть лучше другого (по крайней мере, с точки зрения благосостояния), если он ни для кого не будет лучшим[640]. Этот принцип повсеместно применяется в тех случаях, где существуют одни и те же люди в обоих исходах. Если в разных исходах существуют разные люди, этот принцип обычно трактуется немного иначе и сводится к тому, что один исход можно считать лучше другого, только если в них обоих существует один и тот же человек, который и определяет качество исхода. В результате принцип становится и действенным, и неоднозначным. Например, с его помощью можно избежать противного вывода: нет никого, кому было бы лучше в исходе с большим количеством людей с низким благосостоянием, поэтому такой исход не может быть лучше других[641].
Другой теоретической базой для слогана Нарвесона служит мысль о том, что мы в ответе перед людьми, живущими сегодня, а не перед теми, кто еще только может появиться на свет[642]. Согласно этой точке зрения, нам не пришлось бы никак ущемлять жизни людей настоящего во имя спасения людей будущих поколений, которые еще не существуют.
Какое бы из этих обоснований мы ни выбрали, у нас возникнут серьезные проблемы, когда мы вспомним о возможности отрицательного благосостояния. Можно провести мысленный эксперимент, по условиям которого в будущем появятся люди, которым придется жить в жутких условиях, если только нынешнее поколение не пойдет на небольшие жертвы, чтобы этого не допустить. Почти все разделяют интуитивное понимание того, что появление жизней с отрицательным благосостоянием не пойдет никому на пользу, а следовательно, мы должны быть готовы заплатить небольшую цену, чтобы это предотвратить. Но в таком случае нам придется пойти на реальные жертвы ради несуществующих людей, и тогда мы выберем исход, в котором никому не станет лучше (а живущим сегодня людям станет хуже).
Следовательно, эти гипотетические обоснования слогана Нарвесона противоречат нашей глубокой убежденности в том, что нельзя допустить появления новых жизней с отрицательным благосостоянием. В связи с этим я полагаю, что описанные попытки теоретически обосновать этот слоган бесперспективны, по крайней мере сами по себе. Любая убедительная теория популяционной этики будет рекомендовать варианты, при которых никто из людей, существующих в обоих исходах, не выиграет, и будет предлагать пойти на жертвы ради еще не появившихся на свет людей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Учитывая сложности при обосновании слогана Нарвесона с точки зрения более базовой теории морали, философы, которым слоган импонирует, все чаще утверждают, что достаточно и того, что он передает наши интуитивные соображения в ряде случаев лучше, чем альтернативные теории. Сам по себе этот слоган не объясняет, как оценивать жизни с отрицательным благосостоянием, поэтому сторонники такого подхода добавляют к нему принцип асимметрии, который гласит, что увеличение числа жизней с положительным благосостоянием не делает исход лучше, но увеличение числа жизней с отрицательным благосостоянием делает его хуже.
Философы разработали множество теорий на основе двух этих принципов. Поскольку они весьма разнообразны и продолжают развиваться, а единого подхода к вопросу нет, мы не рассчитываем провести их обстоятельный разбор на этих страницах. Можно, однако, посмотреть на общие закономерности. Как правило, эти теории сталкиваются с рядом проблем: противоречат интуитивным представлениям о мысленных экспериментах, противоречат важным моральным принципам и идут вразрез с общепринятыми принципами рациональности[643]. Когда теории корректируются с целью избежать некоторых из этих проблем, как правило, усугубляются другие проблемы или возникают новые.
Но важнее всего, пожалуй, то, что и слоган, и принцип асимметрии обычно оправдывают только отсылкой к нашей интуиции в отдельных случаях[644]. Но если в одних ситуациях теории, затрагивающие личность, хорошо согласуются с нашими интуитивными представлениями, то в других – плохо. В нашем случае – при ответе на вопрос, плохо ли было бы, если бы люди вымерли, – эти теории приводят нас к выводам, которые большинство людей считают весьма неочевидными[645]. Вообще говоря, не стоит ожидать, что спорная теория станет нашим проводником в той области, где она хуже всего соответствует нашим убеждениям[646].
Кроме того, в некоторых вариантах теорий, затрагивающих личность, ключевые идеи передаются без отрицания того, что вымирание – плохо. Так, существуют менее строгие теории, согласно которым у нас есть некоторая причина создавать жизни с высоким благосостоянием, но есть и еще более весомая причина помогать существующим людям или не допускать появления жизней с низким благосостоянием. Поскольку в будущем может появиться очень много новых жизней с высоким благосостоянием, его значимость остается очень высокой.
Итак, согласно некоторым подходам к оценке благосостояния людей будущего, нам не так уж важно не допустить вымирания. Многие из этих взглядов признаны несостоятельными, но некоторые не сдают позиций, и исследования в этой сфере продолжаются. Стороннику такого подхода довод, основанный на потере будущего благосостояния, может показаться неубедительным.
Обратите, однако, внимание, что это лишь одна попытка объяснить, почему защита человечества имеет чрезвычайную важность. Есть и другие объяснения, в которых акцент делается на великих достижениях, возможных в будущем (предположительно, величайшие завоевания человечества в науке и искусстве еще впереди), и сферах помимо нашего будущего: нашем прошлом, нашем характере, нашей космической значимости и потерях нынешнего поколения. Люди, которые при рассмотрении благосостояния будущих поколений придерживаются теорий, затрагивающих личность, вполне могут услышать и другие доводы, по которым вымирание не пойдет нам на пользу. Остается и аргумент, основанный на моральной неопределенности: если вы полагаете, что есть немалая вероятность того, что подходы, затрагивающие личность, ошибочны, было бы крайне неразумно рисковать всем нашим будущим, когда в соответствии со множеством других теорий морали оно имеет необычайную важность.
