…И — вопль, рухнувший сразу со всех сторон! Грохот — вскочившие йотеод били в щиты мечами с остервенелыми лицами. И кто-то кричал:
— На наш язык! На наш язык сложу! Все будут петь! Все!!!
Переводя дух, Гарав счастливо улыбался — и только брыкнулся ошалело, когда его подняли на руках и поставили на вскинутый щит. Но тут же засмеялся и раскинул руки — над кострами и над миром. А со всех сторон уже тянулись к нему рога с пивом…
…В свой лагерь мальчишка возвращался со слегка — приятно! — перекошенным сознанием. Пиво у йотеод оказалось хорошим, что говорить. Шёл и мурлыкал.
Возле лагеря его окликнули часовые и, как показалось Гараву, посмотрели с завистью. В голову закралась опасливая мысль: а что если в походе оруженосцам выпивать нельзя?! Но настроение было слишком хорошим, чтобы об этом думать.
Родственников ему не нашли, но зато было заявлено, что — и не надо, потому что все семьи теперь — его родственники, и на этом точка. «А если кто и что, — несколько косноязычно, с акцентом, но убедительно внушал мальчишке один из воинов, — то мы и запалить можем! За своего запросто запалим любого! Свистни — и враз!» Кругом одобрительно шумели, Гарав кивал и обещал, что отныне при дворе князя он лучший друг йотеод — все вместе, каждого в отдельности и их коней — тоже. Уходить не очень хотелось, но пришлось, потому что Гарав всё-таки понимал: завтра (сегодня уже) вставать и ехать весь день. А жаль — начиналось самое интересное, кто-то уже призывал прямиком к походу на Карн Дум (чего размениваться на мелочи?!)…
…Укладываясь, Гарав немилосердно потеснил Фередира, пустив в ход пинки и локти, но тот только сонно проворчал что-то и подвинулся. Мальчишка вытянулся под плащом, секунду смотрел в просвеченный луной потолок небольшой — только лечь втроём — палатки, а потом глаза захлопнулись сами собой, и даже шнырявшие под пологом шустрые полевые мыши, одна из которых долго исследовала сопящий нос оруженосца, не могли его разбудить.
Глава 17 — довольно грустная, потому что речь идёт о том, что можно искать жену без любви
Войско подошло к Форносту после двух недель пути — пути навстречу еле заметному, но неоспоримому похолоданию. Всё чаще по утрам небо сыпало дождиком — пока что игрушечным, летним. Всё чаще к вечеру собирались плотные низкие тучи. И всё чаще днём понимался холодненький ветер, который разгонял тучи, но даже солнечный день делал каким-то неуютным и срывал с ветвей золотящуюся то тут, то там листву…
Армия двигалась то лесом, то через поля мимо деревень, из которых высыпали люди — пожелать воинам доброго пути, а то и подкормить на ходу. Командиры то и дело выуживали из рядов воинов мальчишек (и нескольких девчонок — было тоже), твёрдо вознамерившихся внести свою лепту в общее дело борьбы с Ангмаром — «патриотов», здорово выпоротых и нередко зарёванных, но всяко оскорблённых в лучших чувствах, выдворяли по домам. Гараву запомнилось, как один из таких — оставшийся несломленным — в праведном гневе вопил, тыча в него, Гарава, ногой (за руки мальчишку тащили двое посмеивающихся воинов): «Ему можно?! Ему можно?!»
Недалеко от Пригорья к кардоланцам и гондорцам присоединились три сотни пеших лучников-эльфов из Линдона. Потом — тяжёлая сотня артедайнской кавалерии и три — тяжёлой артедайнской пехоты; это — уже рядом с Форностом. Армия второго сенешаля Кардолана Готорна сын Каутона теперь насчитывала 2300 бойцов:
— три сотни тяжёлой конницы;
— шесть сотен средней конницы;
— восемь сотен тяжёлой пехоты;
— шесть сотен пеших лучников –
из них:
Кардоланцы — 1200 человек:
— сотня тяжёлой конницы;
— три сотни средней конницы;
— пять сотен тяжёлой пехоты;
— три сотни пеших лучников;
Гондорцы — 400 человек:
— сотня тяжёлой конницы;
— три сотни средней конницы (йотеод);
Артедайнцы — 400 человек:
— сотня тяжёлой конницы;
— три сотни тяжёлой пехоты;
Линдонцы — 300 эльфов:
— три сотни пеших лучников.
Но по-прежнему оставалось неясным, куда же их двигают «сильные мира сего»…
…Именно в ночь после общего соединения Гараву приснился тяжёлый сон.
На поле в кровавой грязи лежали сотни воинов. Вороны каркали и дрались над трупами под холодным дождём. Он, Гарав, лежал тоже — придавленный мёртвым Хсаном. И смотрел в небо, с которого в глаза лился холод. А рядом лежал затоптанный в жижу штандарт Кардолана с перерубленным древком. И возле него — повернув к оруженосцу белое мёртвое лицо, наполовину погрузнув в липкой кровавой каше, — замер Эйнор.
Потом к нему подошёл и склонился над ним Ангмар. На лице Короля была усмешка, а глаза смотрели жёстко и внимательно. Они не завораживали и не пытались заворожить… и Гарав в ужасе понял, что нужен Чёрному Королю в полном сознании. Чтобы полнее ощущать то, что для него приготовлено…
И тогда Гарав сказал:
— Я не боюсь тебя, тварь. Понял? Ты исчезнешь из этого мира, когда придёт твой срок. Так — будет. Что бы ты ни сделал со мной…
…И его подхватил серебряный вихрь, в свисте которого слышался грустный голос Мэлет — и во сне Гарав понимал слова древнего языка…
— Atan… tye nai cuinuva manen atan… er rene, melmelva… er rene…[62]
…Он проснулся. И долго лежал — до подъёма, — мучительно думая.
* * *
К Форносту на этот раз они подъезжали с другой стороны. Гарав нагнал медленно едущего сбоку от своего отряда Эйнора, отсалютовал:
— Позволь съездить в город.
— Зачем? — Эйнор покосился на оруженосца.
Гарав упрямо свёл брови:
— Мне очень нужно туда поехать, Эйнор. Это личное дело. И очень важное.
— Час, не больше, — отрезал Эйнор.
Гарав уже развёл в стороны ноги, чтобы как следует пришпорить Хсана… но задержался:
— Эйнор.
— Час уже идёт, — напомнил тот флегматично, привстав в стременах и оглядывая головы идущих воинов (шлемы на походе, конечно, несли на вещмешках).
— Эйнор, я еду свататься к той девушке, Тазар.
Эйнор обернулся к оруженосцу. Видно было, что ему нечего сказать. Потом вздохнул:
— Значит, дамы в Олло Нэлтиль тебе пришлись не по вкусу. А там была и неплохая партия. Я ведь говорил серьёзно.
— Не в этом дело, Эйнор, — спокойно ответил Гарав. — Совсем не в этом. Не в дамах, не в партиях, не в Олло Нэлтиль и даже не в этой девушке, к которой я еду. Я просто тебя предупредил, куда я. Через час я вернусь; думаю, даже раньше. — И пришпорил коня, помчался вниз к дороге, припав на первом же прыжке к конской гриве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});